бы ты, как я себя кляну!
— За что?
— За дурацкий совет. Маринка и врать-то толком не научилась, и мамаша у нее еще тот правдолюб. Короче, нашла я кому посоветовать любовника завести.
Далила с грустью отметила:
— Многим такой совет помогает.
— Многим, но не Марине.
— Почему же не ей?
В ответ Елизавета похвалила Калоеву, но с большим осуждением:
— Она благородная и честная слишком, из тех, кто лучше будет прощать, чем сам прощения просить. Представляешь, эта дурочка, вместо того чтобы наслаждаться любовью, начала грызть себя за измену, то ноет, то жалуется.
— И что тебе говорила? — поинтересовалась Далила.
— Что муж — хорошо, а любовник — фигня. Короче, я поняла: не создана она для адюльтера, а что еще бабе делать? Без пахоты женская жизнь пуста. Работа, дети, кухня, стирка, уборка — вот наш удел. На работу Мишка ее не пускал. Детей у Мариши нет, зато есть прислуга. В общем, я ей присоветовала наш женский клуб.
Далила одобрила:
— Правильно присоветовала, общественная работа пустоту истребляет.
— А в тот вечер как раз твоя лекция была запланирована, вот я ей и сказала: «Приходи, не пожалеешь. Самсонова в человеческих душах ас».
— И как она, сразу пришла?
— Пришла, — рассмеялась Бойцова, — пришла и на лекцию, и в восторг. Ты своими речами учеными так ее поразила, что Мариша изменила жизненную философию. «Все не так у меня, — говорит, — но зато теперь знаю, как исправлять». Я так думаю, что она любовника бросила и, следуя твоим указаниям, наладила отношения с мужем. Перестала киснуть, ходит в наш тренажерный зал, влилась в активную общественную жизнь, казначеем стала, отлично справляется и даже фонд помощи матерям-одиночкам курировать успевает. Ожила, расцвела. Если бы не беда, была бы самой счастливой женщиной в мире.
Самсонова оторопело заметила:
— Надо же, выходит, я к этой Марине невольно имею непосредственное отношение.
— Еще бы! — хмыкнула Елизавета. — Своим психоанализом ты перекроила Маришину жизнь. Твои лекции она обожает. Ни одной не пропустила. Даже странно, что ты с ней не знакома.
Далила призналась:
— Стыдно самой. Когда лекции читаю, всегда немного волнуюсь. Очень сосредоточенно тему держу. И в зал вроде смотрю, но никого там не вижу. Лица сливаются в одно сплошное пятно.
— Да, читаешь ты действительно сосредоточенно. Мариша всегда садится в первом ряду. И вопросы активней всех тебе задает. Я думала, вы знакомы.
— Ты так мило о ней рассказала, что хотелось бы познакомиться, — схитрила Далила, скрыв, что однажды беседовала с Мариной.
Елизавета хихикнула:
— Да уж, пора. Одна беда, — вздохнула она, — после гибели мужа Мариша в клуб не заходит. Я к ней на днях забегала. Лежит, бедолага, пластом, а в глазах тоска смертная. Я ушла от нее, словно с кладбища.
— А что с ней? Депрессия или просто горюет?
— Вот уж не знаю, — пожала плечами Бойцова, — в этих делах ты у нас «спец». Далька, — попросила она, — зашла бы ты к ней, вроде от нашего клуба, поддержать, передать приветы. То да се, заодно определишь, в каком она состоянии. Может, ей кардинальная помощь нужна.
Далила только этого и ждала.
— Я прямо сейчас и пойду, — удовлетворенно кивнула она. — Только дай мне причину. Для Марины будет полезней, если я по делу приду, а не утешать.
Елизавета обрадовалась:
— Есть и причина! Отправляю тебя вроде бы по казначейским делам. Захватишь бумаги, пусть составит отчет. Отчет мне и в самом деле понадобился.
Глава 24
Дверь Далиле открыла пожилая высокая женщина с добрым славянским лицом.
— Вы, наверно, к Мариночке? — спросила она. — А ее дома нет.
— А скоро ль Марина будет? — вежливо поинтересовалась Самсонова.
Женщина равнодушно пожала плечами:
— Не знаю.
Далила представилась и сообщила о цели визита — сразу же выяснилось, что Калоева вот-вот придет. Женщина просияла и радостно защебетала:
— Я Вера Николаевна, мама Мариши. Проходите, пожалуйста, дождитесь ее обязательно. Дочка мне не простит, если вас отпущу.
Самсонова ее успокоила:
— Да-да, я дождусь. А далеко ли Марина ушла? — спросила она.
— В аптеку. Здесь, рядом совсем, за углом.
— Она заболела?
Вера Николаевна протяжно вздохнула:
— Какое уж тут здоровье. И Марише неможется, и я расхворалась. Ах, ну надо же, — запричитала она. — Мариша из дому не выходит, с дивана почти не встает, а тут, как назло, за лекарствами выскочила. И именно в тот момент, когда вы пришли.
— Я не надолго, — сказала Далила.
— Нет-нет, я не к тому, просто счастье, что вы пришли. Мариша все эти дни только о вас и говорит. Теперь и я ваши книжки читаю.
Самсонова поинтересовалась:
— И как они вам?
— Поучительно, даже очень. Жаль, что на старости лет узнаю, как неправильно я жизнь прожила.
Обиженно взглянув на Далилу, Вера Николаевна вопросила:
— Где она раньше была, эта наука? И почему нас никто таким премудростям не учил?
Самсонова горестно усмехнулась:
— К сожалению, не всегда они помогают. Я вот и сама овладела премудростями, и других премудростям этим учу, а ошибок наделала бездну. И продолжаю их делать.
— Но почему?
— Потому что слаб человек. Иной раз знаю, как должна поступить, но не всегда удается себя заставить.
Вера Николаевна улыбнулась:
— А я по вашей науке себя заставляю, у меня пока получается. Вы знаете, я даже эксперименты произвожу. Прочитаю страницу из вашей книжки и на соседке ставлю эксперимент.
Она вдруг всплеснула руками:
— Ой, да что это мы в прихожей стоим! Проходите в гостиную! Вы уж извините, там не прибрано. Как Мишу похоронили, Мариша прислугу сразу же отпустила. А сама убирать не может, сил нет. Только лежит и вздыхает.
И в самом деле, пройдя в гостиную, Далила увидела беспорядок. На диване поверх пледа лежала ее последняя книга, в которой она анализировала нравственный упадок современной семьи.
— Можно взглянуть? — спросила Далила.
Вера Николаевна поспешно кивнула:
— Конечно.
Книга была раскрыта на главе, посвященной лжи. Самсонова, исследуя природу лжи, в целом оставляла за человеком право на секреты и тайны. Она допускала, что, оберегая их, можно прибегнуть ко лжи, оставаясь порядочным человеком. Но призывала не увлекаться, рекомендовала беречь свою совесть, не грузить ее лишней ложью.
«Совесть — верный страж и защитник человеческих интересов. Беречь ее чаще выгодно человеку, чем наоборот. Случаи, когда идти наперекор собственной совести целесообразно, крайне редки, — утверждала Далила на этой странице. — Ложь не блюдо, а всего лишь приправа — говоря языком кулинарии. Если приправа начинает заменять основные продукты, блюдо безнадежно испорчено. Так и в человеческих отношениях: если ложь превалирует, они безнадежно испорчены. Более того, ложь —