— Успокоились теперь, товарищ Ивлев? — весело спросил майор. — Вперед до полного!
«Вперед до полного!» — так подают команду капитаны волжских теплоходов. Но Сергей даже не улыбнулся. Только сейчас по-настоящему понял он, почему всегда неугомонный, бравый капитан Цапля неизменно стихал в присутствии скромного, по-штатски незаметного майора…
Оба катера, разбрасывая каскады брызг, несутся навстречу волнам. Достав бинокль, Шильников безуспешно ловит в поле зрения дымящее на горизонте судно.
— Товарищ майор, — преодолев смущение, шепчет Сергей. — Вы знали, что нам предстоит погоня в море, когда приглашали Гофмана «на прогулку»?
Шильников отрицательно качает головой.
— Имелась в виду всего только переправа на островок. Похищения катера я никак не ожидал. Понимал, что они могут попытаться, но… Ваш друг капитан оказался прав — Истомину нельзя было доверить даже это.
— И значит, если бы Гофман не явился по тревоге?..
Майор опускает бинокль, хитро щурит маленькие серые глаза:
— Разве не было у нас двух отличных мореходов?
— Каждый из этих мореходов, — не унимается Сергей, — свободно мог застрять на незнакомом фарватере…
— Тогда беглецов настигли бы с воздуха. При первой же тревоге я вызвал авиацию. Понимаете, Ивлев, мы не имели права упускать их живьем. Ни при каких обстоятельствах… — Шильников снова принимается за свои манипуляции с биноклем. Затем, отчаявшись, протягивает его Сергею. — Попытайте счастья, Ивлев. Я чувствую себя в этой скорлупе, как на качелях.
Привалившись грудью к моторной рубке, Сергей прижимает к глазам холодные, влажные окуляры.
На темном фоне вздыбленных волн — светлый контур идущего полным ходом катера. Над кормой — две человеческие фигуры. Когда катер взлетает на гребень волны, отчетливо виден диск гребного винта, вращающегося в воздухе.
— Продолжают уходить тем же курсом, товарищ майор, — докладывает Сергей.
— А судно, судно?
— Торговое, двухмачтовое, тонн на двести. Усиленно дымит.
— Принадлежность?
— Неизвестной принадлежности… Нет, кажется, поднимает флаг. На грот-мачте, огромное полотнище… Непонятно. Это не гитлеровский флаг, товарищ майор.
— Само собой… Опишите его, Ивлев.
— Большой светлый крест на темном поле… Ага, меняет курс. Видно, готовятся улепетывать. Самолет кружит над самым судном!
— Пусть уходят, — равнодушно замечает Шильников. — Они и так натерпелись страху. Частный пароходишко под нейтральным флагом, нанятый предприимчивым «наследником». У нас нет к ним претензий. Что катер, идет прежним курсом?
— Прежним, товарищ майор!
Шильников заряжает ракетницу, вскидывает руку. Зеленый луч ракеты стелется над волнами, и в тот же момент две яростно мерцающие звездочки вспыхивают в небе. Струйки трассирующих пуль отвесно падают в море — самолет пикирует на беглецов.
— Предупредительный огонь, — громко говорит Шильников, видя, как ссутулились плечи штурвального. — Но если они не лягут в дрейф…
— Катер исчез! — взволнованно кричит Сергей.
— Не может быть, был дан предупредительный огонь! — повторяет майор. — Смотрите, что-то виднеется на волнах…
Катера преследователей стремительно приближаются к темному предмету. Уже видно, что это днище перевернувшейся «Кристель». Рядом на воде пляшет какой-то бесформенный зеленый ком.
— Человек за бортом! — первым замечает Сергей и бросается к штурвалу. Но старый Гофман уже заметил черноволосую голову, ныряющую рядом с пузырящейся плащ-палаткой.
Перегнувшись через борт, Сергей протягивает руку.
— Держись! Да брось ты это свое добро! — сердится он, видя, что черноволосый все цепляется за плащ-палатку. — Давай обе руки!
Но тут налетевшая волна захлестывает катер. Суденышко кренится на левый борт, вот-вот оно перевернется кверху килем! Молниеносным движением старый Гофман перекладывает руль, катер выравнивается, взлетает на следующий гребень. Оглянувшись, Сергей уже не видит пловца. Все происходит мгновенно. Повинуясь внезапному порыву, он сбрасывает шинель, прыгает за борт и широкими «саженками» прокладывает себе путь в ледяной воде. Впереди мелькнула и тут же скрылась чья-то рука. Сергей делает еще рывок, пальцы под водой намертво впиваются в растрепанную шевелюру. Непонятный зеленый сверток еще болтается на воде. Теперь видно, что он засунут в красно-белый обод спасательного круга. Сергей с усилием выбрасывает свободную правую руку, хватается за шнур, левой приподнимает над водой голову незнакомца. Это все тот же, черноголовый. Лицо посинело, глаза дико вытаращены. Отплевываясь от соленых брызг, он жадно ловит воздух широко открытым ртом. Сергей оглядывается. Катер, развернувшись, снова приближается к месту аварии.
— Держись! — прямо в искаженное отчаянием лицо орет Сергей, глазами указывая на шнур спасательного круга.
— Кан нихт! Форлясс!..[14] — шепчет тот и выбрасывает из воды омертвевшие, скрюченные пальцы.
— А, черт… — Изловчившись, Сергей перехватывает немца за пояс, выталкивает на полузатонувший круг. Катер уже рядом. Чьи-то руки за шиворот тянут черноволосого вверх. Вовремя! Сергей чувствует, что пальцы его уже немеют…
— Давайте, Ивлев!
Дружеские руки подхватывают и его, осторожно опускают на разостланную шинель. Другую, с лейтенантскими погонами, набрасывают на него сверху. Сергей хочет отказаться, поблагодарить, но язык не слушается. Зато зубы работают вовсю! Их стук, кажется, заглушает рокот мотора…
— Пейте, Ивлев! — Шильников подносит фляжку к его губам. Кто бы подумал, что у этого майора может найтись такое! Впрочем, теперь Шильников его уже ничем не удивит.
Немного придя в себя, Сергей ищет взглядом того, черноволосого. Он сидит напротив, вода потоками стекает с матросского черного костюма.
— Развяжите, — указывая на умело, пузырем стянутую плащ-палатку, по-немецки говорит он. — Янки очень дорожил этим. Я выхватил у него в последний момент.
— Как затонул ваш катер? — не трогаясь с места, тоже по-немецки спрашивает майор, протягивая черноволосому фляжку.
Тот отбрасывает с глаз слипшиеся волосы, делает несколько больших глотков.
— Когда самолет дал предупредительную очередь, эсэсовец сказал: «Вперед! Удача или смерть!» А я решил: «Лучше жизнь!» Внезапный поворот штурвала — и все! Эти господа не привыкли купаться в марте…
Черноволосый делает еще глоток. Его бьет дрожь. Старый Гофман молча протягивает ему свою кожанку.