Читать интересную книгу Волшебный корабль - Робин Хобб

С Малтой они когда-то были до того близки, что она казалась его вездесущей тенью. Но теперь эта самая Малта была вроде бы недовольна его появлением в доме и вовсю ревновала его к матери — как это он смеет отнимать у нее, любимой, хоть какую-то частичку ее внимания. Конечно, впрямую она ему ничего не говорила. Просто дожидалась, когда мать не могла слышать, и отпускала какую-нибудь ядовитую колкость — да и то обращаясь якобы не к нему, а к Сельдену или слугам. И что она взъелась на него, интересно бы знать?… В свои двенадцать она была действительно выше ростом и гораздо больше походила на женщину, чем он — на мужчину. Никому и в голову не пришло бы, что он — старший…

А Сельден? Сельден, которого он в последний раз видел едва ли не в колыбели, теперь относился к нему как к дальнему родственнику, заехавшему проведать семью. С таким человеком нет смысла близко знакомиться, потому что он все равно скоро уедет… Уинтроу надеялся, кстати, что так оно и произойдет. Он отдавал себе отчет, как это недостойно — желать, чтобы дед поскорее преставился и можно было вернуться в монастырь, к своей собственной жизни. Однако делать вид, будто подобные мысли совсем его не посещали, было не менее греховно, ибо это была бы ложь…

…И вот все столпились перед дверью, за которой лежал умирающий. Все дружно понизили голос, ни дать ни взять обмениваясь секретами. Как будто о его смерти ни в коем случае нельзя было упоминать вслух!.. Для Уинтроу такое поведение было сущей бессмыслицей. Неужели они не понимали, что дед только рад был умереть?… Он заставил себя прислушаться к разговору.

— Я думаю, — говорила бабушка отцу, — нам вообще не следует ничего ему говорить.

Она держалась за ручку двери, но не поворачивала ее, чтобы войти. Можно подумать, она вообще старалась отгородить от нее Кайла. Тот же хмурился, и было видно, что соглашаться с тещей он не намерен. Мать держала его за локоть, умоляюще глядя снизу вверх и кивая, как заведенная.

— Это его расстроит… расстроит… — повторяла она.

— И зря к тому же, — подхватила бабушка, как будто они с Кефрией обменивались мыслями. — Я потратила долгие недели, чтобы заставить его разделить нашу точку зрения, и наконец он согласился, но так неохотно! Если мы скажем ему, то только спровоцируем его на спор. А если он устал и чувствует боль — он становится таким упрямым…

Она умолкла, и обе женщины уставились на отца Уинтроу, словно требуя от него немедленного согласия. Он даже не кивнул им. Лишь нехотя выговорил:

— Обещаю, что не буду с ним заговаривать… сразу по крайней мере. Давайте для начала переправим его на корабль. Как бы то ни было — это важнее всего.

— Вот именно, — согласилась бабушка и наконец открыла дверь. Они вошли. Но когда Малта с Сельденом тоже сунулись внутрь, она живо выпихнула их наружу: — Вот что, детки, бегите-ка к няне. Пусть Нана вам соберет во что переодеться. Ты, Малта, еще сбегай к повару: пусть быстренько приготовит нам с собой перекусить… и распорядится, чтобы потом присылали еду в гавань. — Отдав эти распоряжения, бабушка мгновение непонимающе смотрела на Уинтроу, как бы соображая, что же с ним-то делать. Потом деловито кивнула: — Тебе, Уинтроу, тоже потребуется смена одежды. Мы ведь будем жить на корабле до тех пор, пока… Ох…

С ее лица вдруг сбежал последний румянец: слишком страшен был смысл только что произнесенного. Такое выражение лица Уинтроу уже видел. Он часто ходил к людям с монастырскими лекарями, и нередко случалось так, что все их искусство лечения травами и прикосновениями оказывалось бессильно. В таких случаях следовало больше думать о том, что ты способен сделать для потрясенных горем родственников больного. Вот и бабушка вскинула к шее скрюченные пальцы, словно бы намереваясь порвать ворот платья, вдруг ставший нестерпимо узким и душным… Уинтроу ощутил, как волной затопляет сердце непритворная жалость.

— Ох, бабушка, — выговорил он и потянулся к ней. Он хотел обнять ее и прикосновением забрать у нее часть навалившейся тяжести, но Роника шарахнулась прочь. Потом похлопала его по плечику — и оттолкнула.

— Нет-нет, дорогой, со мной все в порядке. Не позволяй своей бабке так тебя расстраивать, внучек. Иди лучше собирай вещи, чтобы нам не ждать тебя, когда все будут готовы.

И захлопнула дверь у него перед носом. Некоторое время Уинтроу смотрел на эту дверь, не в силах поверить. Когда же он повернулся, то встретился взглядами с Малтой и Сельденом.

— Значит, так… — выговорил он тускло. Потом с неким ему самому неясным отчаянием попытался разыскать в своей душе родственное чувство к брату и сестре. Он прямо посмотрел им в глаза и проговорил с хмурой торжественностью: — Наш дедушка при смерти.

— Мы все лето это слышим, — отмахнулась Малта. Скривила губы — фи, дескать, нет бы что умное произнес! — и отвернулась прочь: — Пошли, Сельден. Я попрошу Нану уложить твои вещички.

И увела мальчика, а Уинтроу остался стоять.

Он попытался объяснить себе самому, что не следует принимать очередную выходку Малты так близко к сердцу. Родители, посвятившие его Са, вовсе не думали тем самым принизить его. А сестра ведет себя так, потому что от горя сама не своя…

Нет. Все не так. Хватит врать себе. Уинтроу решил не увиливая разобраться в собственных ощущениях и понять их. Его матери и бабушке было попросту не до него. А отец и сестра целенаправленно старались ранить его гордость, и он позволил обоим в том преуспеть. Ладно, что случилось, то случилось, и то, что ему пришлось испытать, не было знаком недостатка, который ему следовало бы в себе изживать. «Прими то, что выпадает на долю — и расти духовно», напомнил он себе. Сразу стало легче. Уинтроу отправился в свою комнату — приготовить смену белья.

Брэшен смотрел на Альтию, не в силах поверить собственным глазам. «Только этого мне и не хватало», — подумал он бестолково, но тут же ухватился за шевельнувшуюся в душе струнку гнева, поскольку иначе недолго было и запаниковать. Поспешно закрыв за собой дверь, он опустился на колени рядом с Альтией, простершейся на полу. Он отважился войти к ней, поскольку она никак не реагировала на все более громкий и настойчивый стук в дверь. Когда же он сердито распахнул дверь и шагнул внутрь, то был готов к любым проявлениям ярости, вплоть до шипения и плевков… А вместо этого обнаружил ее неподвижно лежащей на полу. Ну точь-в-точь упавшая в обморок героиня пьесы из грошового театрика. С одной только разницей: те падали этак изящно и непременно зарывались лицом в ладони. Альтия же плотно прижимала ладони к деревянному полу, ни дать ни взять пытаясь запустить в него пальцы.

По счастью, она дышала. Определенно дышала. Брэшен помедлил, потом осторожно тряхнул ее за плечо.

— Госпожа… — начал он с подобающей вежливостью, но тут же отбросил лишние приличия: — Альтия! Очнись! Да очнись же!..

Она тихонько застонала, но не пошевелилась. Брэшен в ярости смотрел на нее. Следовало бы заорать во все горло, призывая корабельного доктора… но он знал — всеобщий шум и беготня ей вряд ли понравятся. Она не захочет, чтобы ее видели в таком состоянии… Во всяком случае, прежняя Альтия точно не захотела бы. Обморок и лежание врастяжку на голом полу были у той Альтии не в обычае. Как и хандра в каюте во время плавания сюда. И Брэшену очень не нравилась ее бледность, не говоря уже о туго обтянутых скулах. Он оглядел разоренную каюту, потом поднял девушку на руки и уложил на лишенный покрывала коечный матрац.

— Альтия! — позвал он требовательно, и на сей раз ее веки затрепетали. Затем раскрылись.

— Когда ветер наполняет паруса, ты режешь волны, как раскаленный нож режет мягкое масло… — сообщила она ему с тихой улыбкой. Взгляд у нее был далекий. Брэшен едва не улыбнулся в ответ, ведь она словно бы поделилась с ним тайной, не предназначенной для посторонних. Он вовремя спохватился.

— Ты что, сознание потеряла?

Ее взгляд внезапно сделался полностью осмысленным.

— Я?… Ну… не совсем. Я просто… не могла удержаться… — Не договорив, она решительно поднялась. Ее шатнуло, но прежде, чем Брэшен успел подхватить ее под руку, Альтия ухватилась за переборку. Она смотрела в стену так, словно за ней таился дивный пейзаж. Она хрипло спросила: — Вы… приготовили ему место?

Брэшен кивнул. Девушка ответила тем же, и он набрался храбрости сказать ей:

— Альтия… Я горюю вместе с тобой. Твой отец так много для меня значил…

— Он еще не умер! — отрезала она. Потерла лицо ладонями и убрала с него волосы. И — словно приведение себя в порядок на том было полностью завершено — прошла, спотыкаясь, мимо Брэшена к двери. Он последовал за ней. «Вот это на нее больше похоже. Просто не замечает, что рядом еще кто-то есть…» Так отмахнуться от его соболезнований! Можно подумать, он из пустой вежливости эти слова произнес. «Интересно, она вообще задумывалась о том, ЧТО ее отец и его смерть значат для нас, команды „Проказницы“?…» А ведь капитан Вестрит был самым честным и щедрым из всех, выводивших свои корабли из удачнинской гавани. Задумывалась ли Альтия, как редко бывает, чтобы капитан заботился о благополучии своих людей на деле, а не на словах? Да какое там, конечно, не задумывалась. Она ведь не ходила на судах, где команду кормили червивыми сухарями и осклизлой солониной. Она не видела, как старпом до полусмерти избивает матроса только за то, что бедняга недостаточно быстро исполнил приказ. Это верно, капитан Вестрит разболтанности тоже не переносил, но от таких он попросту избавлялся в ближайшем порту. Живодерство было не в его вкусе. И он знал своих людей до последнего. Он брал к себе далеко не первых попавшихся. А кого брал — тех самолично воспитывал, учил, проверял… и в любой ситуации видел насквозь.