Как всегда и повсюду при каждом значительном несчастье появилось немало желающих порассуждать о наступлении последних времен. И если прежде на таких почти не обращали внимания, то теперь они немедля собирали вокруг себя трясущихся от страха слушателей.
Дальше началось еще худшее. Непонятная тревога внезапно охватывала население обширных местностей. Горожане толпами собирались на площадях, бросая повседневные дела, и ждали неизвестно чего. Жители деревень, вооружившись, кто чем мог, сбивались в отряды, готовясь отразить нападение неведомого врага. Доходило до того, что прево переставали собирать подати, а кюре – отправлять службы. Затем по нескольким южным городам прокатилась волна беспорядков. Как это случалось не раз в годину бедствий, люди обратили свой гнев на евреев. В двух случаях еврейские гетто были уничтожены полностью. Их обитателей убивали с особенной жестокостью: забивали насмерть кнутами, вешали вниз головой, живьем рубили на куски и зарывали в землю. Заодно были сожжены и лепрозории: как и в прошлые годы прокаженных объявили отравителями. Тех несчастных, кому удавалось выскочить из огня, приканчивали стрелами. С трудом удалось властям прекратить беспорядки, до того как безумие распространилось слишком широко и не вспыхнул новый мятеж. При этом заводилами во многих случаях оказывались какие-то подозрительные бродяги, утверждавшие, что день гнева Божьего и суда над грешниками уже близок. Ни одного из них, к сожалению, не удалось поймать, и герцог был склонен подозревать в них лазутчиков Светлой Девы.
Наконец это поветрие дошло и до самого Парижа: не далее как вчера взвинченная проповедью подобного безумца едва не растерзала стражников, пытавшихся его арестовать.
* * *
…Как определил сразу опытный глаз капитана, на площади собралось не меньше полутора тысяч человек. Из окон окружающих ее домов высовывалось множество голов. Слышалось хлопанье открываемых ставен – все новые и новые люди торопились узнать, что происходит. Кое-кто уже вылез на крыши. На возвышающемся в центре площади помосте, в обычное время предназначавшемся для глашатаев и потешавших горожан фигляров, сейчас стоял и что-то громогласно изрекал высокий худой старик в монашеском рубище. Его длинную седую бороду и отросшие волосы трепал ветер, отчего он казался еще старше, чем был.
…Братья во Христе, – донеслось до стражников, – братья и сестры!! Только слепой не видит, что Господь ныне отвратил от нас лик свой! Близятся времена скорби и плача, и великие несчастья вот– вот обрушатся на Францию.
– Но не Бог хочет этого, и не роптать надо нам за ниспосланные испытания – сами мы повинны во всем!! Ибо переполнилась чаша гнева Создателя, переполнилась чаша земных грехов, несправедливостей и злодейств! Покайтесь!!! Покайтесь!!! Ибо лишь покаяние ваше может еще спасти мир, и без того ставший вотчиной Отца Лжи и Зла!
Монах закашлялся, схватившись за грудь, но справился с собой и продолжил
– Не надейтесь, что называющие себя служителями божьими отвратят от вас бедствия молитвами своими, ибо давно уж пала Церковь Христова. Не Господу она служит, а врагам его, пусть и не зная о том. Священнослужители больше не служат Господу, предаются блуду и ростовщичеству. Монастыри стали прибежищем содомского разврата, а торгаши и менялы хозяйничают в храмах. Тот же, кто именует себя христианским королем, ослеплен гордыней, слепы и его приближенные…
«Оскорбление величества!», – промелькнуло у капитана.
– Какой-то сумасшедший, – зло пробормотал кто-то из стражников. – Что-то много их развелось.
Жорж Кер встряхнул головой, не зная, что делать. Следовало бы, конечно, арестовать проклятого болтуна, но ведь чего доброго это сборище кинется отбивать его! Может, послать за подкреплением?
– Горе тебе, бедная Франция!! – капитан невольно вздрогнул от этого крика – Горе тебе, весь христианский мир!! Поле созрело, и пожнут его пламенные мечи! Я знаю, что меня ждет смерть, но даже если бы хотел – не смог бы молчать. Слово Божье горит в моей душе неугасимым огнем, и если я не выскажу его – оно сожжет меня. – О, Франция, готовься и молись, ибо твой конец будет ужасен!! – словно воочию видя картину грядущих смерти и разрушения, он закрыл лицо руками. Голос его, хриплый и срывающийся, зазвучал вдруг почти как трубный глас архангела.
– Бич войны и мятежа смениться бичом голода, глад смениться мором, войны будут следовать за войнами, смерть будет следовать за смертью.
– Горе, горе вам всем, люди!! Станете вы как трава под косой, как саранча, брошенная в печь огненную!! Небо уже светит кровавым заревом там, откуда идет в мир Денница – Падший Ангел. От голоса его содрогнется земля, а от пламенного дыхания люди падут на землю, корчась в муках!
– И под сенью крыл его войдут в мир воинства демонские и людские, ибо открыты врата, и кто закроет их?! Как горный обвал сметет он мир сей, и будете вы молить о смерти!!
Я вижу ужасные беды, вижу гибель Франции, муки и смерть народа.
Города будут стоять пустые и разрушенные, а деревни мертвые и безлюдные, и не слышно будет в них свиста пастуха и песен жнеца. Нетопыри и вороны поселятся в домах ваших, и змеи угнездятся в них. И падут все народы и будут пленены…
Собравшиеся слушали жуткие пророчества в угрюмом молчании, лишь изредка всхлипывали женщины.
– Но я вижу и страшнейшее, – голос монаха вновь поднялся до крика. Не только Земля станет владением Князя Тьмы, но и небеса!!!
И капитан почувствовал вдруг, как при этих словах страх ледяными мурашками пробежал по его спине.
– Я вижу, вижу, как торжествуют демоны Преисподней, как рушатся стены чертогов Царствия Небесного! – Вижу, как адские черви пожирают кущи садов господних! Вижу слезы на глазах Спасителя нашего… – он, запрокинув голову, воздел руки к синеве неба.
Растрепанный нищий упал на колени, что-то жалобно забормотал, простирая к старцу руки. Его примеру последовал кое кто еще.
Скосив глаза, потрясенный капитан увидел смертельно бледное лицо старого богохульника Борю, истово крестящегося, увидел, как медленно опускается на колени кто-то из его людей. Проклятье! Но это ж всего-навсего безумец!
Только тут он заметил, что на площадь въехало человек двадцать пять-тридцать верховых латников, сопровождавших крытую повозку. Остановившись, они, должно быть, пытались сообразить, что тут происходит. Отряд возглавляли два всадника. Первый – широкоплечий здоровяк в вороненой кольчуге, за спиной которого оруженосец держал копье с вымпелом какого-то маркиза. Вторым был не кто иной, как начальник городской стражи Робэр де Дорну собственной персоной. И именно он в данный момент направлялся в сторону Жоржа Кера.