Стараясь ничем не выдать своих чувств, Ранульф сказал:
— Он лгал.
— Он не стал бы! — вскричал Хью.
— Отлично, — вздохнул Ранульф, слишком изможденный, чтобы спорить. — Я лгал.
Следы невероятного душевного страдания отразились на лице Хью, и он тяжело покачал головой.
— Нет. Я знаю, что ты не лжешь. Господи! А я-то удивлялся, почему ты был так холоден и, замкнут со мной, когда мы впервые встретились! Отец сказал мне тогда, что это естественно, что и ты ничего не знал обо мне. Он сказал, что тебе необходимо время, чтобы свыкнуться с этой мыслью…
— Да, а потом последовали те долгие семь лет привыкания, которого вовсе и не было. С того самого дня как я узнал, кто мой отец, я узнал и что такое отец, а также и то, что он не хочет признавать меня.
Хью побледнел, услышав в его словах неприкрытое обвинение.
— Неужели именно так ты и думал?
— А что еще должен был я думать? Я жил на вашей земле, в вашей деревне. Еще прежде чем развилось мое тело, сделавшее меня вашей точной копией, все жители местечка знали о том, что я ваш незаконнорожденный сын.
Рейна услышала достаточно, даже более чем достаточно. Она вернулась для того, чтобы пригласить их к столу, пока обед не остыл, но вместо этого просто стояла и слушала, уверенная, что они оба были слишком поглощены своим мучительным экскурсом в прошлое, чтобы заметить ее или кого бы то ни было еще. Однако она не могла продолжать слушать, не могла вынести всего того, что уже услышала, и не думала, что Ранульф мог. Лицо его было отрешенным. Все невзгоды и ужасы одинокого детства как в зеркале отражались в его голосе, глазах, каждом слове. Все существо его разрывалось от невыносимой боли, и она чувствовала это. О! Как она ненавидела его боль! Как ненавидела она его отца за то, что он причинил ее! Ранульф страдал несравненно больше, чем раньше, когда все, что он чувствовал к своему отцу, была лишь страшная ненависть.
Рейна не могла избавить своего мужа от этой боли, однако она могла помешать ей еще сильнее сжать своими смертельными тисками сердце Ранульфа.
— Если ты еще не заметил, Ранульф, то в зале полно людей, которые просто умирают от голода, ожидая, когда же ты наконец займешь свое место во главе стола.
Она получила свирепый взгляд в ответ на то, что посмела прервать их разговор, однако жертва ее все же не была напрасной. Он коротко кивнул и направился к столу. Когда Хью последовал было за ним, она задержала его, дотронувшись до рукава камзола, Те же васильковые глаза устало посмотрели на Рейну, однако она была настроена весьма решительно.
— Я готова была поклясться, что принесу вам свои извинения за нанесенное ранее оскорбление, — сказала она тихим, но не менее от этого свирепым голосом. — Но после всего того, что услышала, я поняла, что не смогу сделать это — только не после вашего разговора… Я хочу, чтобы вы покинули Клайдон сейчас же, сию же минуту.
Он, казалось, был ничуть не удивлен, услышав се требование, однако лорд Хью и не собирался выполнять его.
— Я не могу оставить этот вопрос нерешенным, леди.
— Вы отказываетесь уехать?
Он лишь слабо улыбнулся в ответ, отчего гневный взгляд ее еще сильнее запылал.
— Помню, вы сказали: «Если хотите, чтобы я ушла отсюда, то вам придется силой вывести меня!» Боюсь, что одной вам не под силу выставить меня, моя дорогая.
— Черт бы вас побрал! — вскипела она, прекрасно сознавая, что не сможет выставить его из замка, по крайней мере без позволения Ранульфа, которое ей вряд ли удалось бы получить теперь, ибо если бы Ранульф этого хотел, то давно бы сам это и сделал.
— Но я предупреждаю вас, лорд Хью, если вы словом, делом или каким-либо еще способом причините боль моему мужу, клянусь, я разрушу ваш замок, ваше поместье — все самое дорогое, что у вас есть!
— А что, если самое дорогое, что у меня есть, — это ваш муж?
— Вам не удалось убедить его самого в этом. Так что же заставляет вас думать, что в это поверю я?
— Только то, что это правда. Я люблю его. С того самого дня, когда он впервые взглянул на меня моими собственными глазами, у меня появился мой портрет, мой двойник. И прежде чем я покину этот замок, мой сын должен узнать об этом, даже если мне придется силой вколотить это в него — он узнает!
И сказав это, лорд Хью оставил ее одну, раздираемую не то сомнениями, не то раскаянием. Теперь она не знала, стоит ли ей вмешаться или позволить ему убедить Ранульфа в его искренности, если он на самом деле был искренен. Но если все же нет, а Ранульф поверит ему, не облегчит ли эта вера его боль — боль, которую он уже так давно носит в своем сердце? Но вот вбить правду в Ранульфа? Она улыбнулась комичности подбора слов, ибо лорд Хью и был, возможно, единственным человеком на земле, кто действительно мог сделать это.
Глава 39
Угорь в остром мятном соусе все еще был теплым, как, впрочем, и цыплята с ананасами, и запеченный в невероятной подливке кролик. Ранульф даже не притронулся к еде. Хью так же равнодушно взирал на дымившиеся перед ним лакомства. Однако Рейна не была из числа тех, кто позволял переживаниям испортить свой отличный аппетит, но в отличие от сидящих по обеим сторонам от нее мужчин она просто потягивала вино.
По сравнению с обычной трапезой этот обед был слишком мрачным. И остроумного Уолтера не хватало сегодня как никогда. Хотя воспитанницы леди и переговаривались тихонечко между собой, на них также подействовала напряженная обстановка, царившая во главе стола. Даже слуги и те присмирели и на цыпочках суетились возле обедающих, внимательные и любезные, как никогда прежде.
Однако подобная атмосфера, к величайшему сожалению Рейны, царила за столом недолго. И хотя она прекрасно знала, что все мысли Ранульфа были сосредоточены исключительно на его отце, он, как видно, собирался уделить и ей немного своего внимания. Он поднялся и, взяв Рейну за локоть, вытащил ее из-за стола. Не говоря ни слова, не объясняя того, что происходит, ни отцу, ни самой Рейне, он отвел ее в сторону. Она бы не стала ни о чем его спрашивать, если бы Ранульф не направился прямо к лестнице, ведущей в их спальню.
— Что вы делаете? — потребовала ответа Рейна, возбужденно шепча, когда несколько ее отчаянных усилий освободиться от его рук не увенчались успехом..
— Мне нужно отвлечься, леди, или я взорвусь. Мгновенно подумав о его страстной натуре, она вскрикнула:
— Не сейчас!
— О! Сейчас именно самое подходящее для этого время, ибо вы хоть не будете с таким ужасом ожидать ночи. Или, возможно, вы думали, что я забыл, что пообещал вам ранее?
Обещал? С ужасом? Господи милостивый! Он же имеет в виду наказание, которое, как ему показалось еще утром, она давно заработала, и он вовсе не собирается заниматься с ней любовью. Рейна побледнела, однако через мгновение залилась ярким румянцем, только представив себе, что он Собирается с ней сделать. Насколько она могла догадываться о том, какое наказание он готовит для нее, это должна быть достаточно болезненная процедура, ибо Ранульфу необходимо было дать выход той буре, которую вызвал в нем визит отца. Однако если бы Рейна постаралась восстановить мир, то, возможно, Ранульф немного бы успокоился и был бы с ней помягче, просто бы отчитал ее как следует, и все.