- Ну, сударыня, если вам так нравится общество мужланов, с ними и оставайтесь!
Он вышел - едва не выбежал - из таверны, весь красный от стыда и досады.
В фургоне Джоакин пнул в бок Снайпа, что разлегся на все свободное пространство, бросил шкуру на пол, улегся, думая о том, как паскудно и несправедливо - засыпать вот так, несолоно хлебавши, на твердых досках, обиженным и отвергнутым. Смакуя свое унижение, он быстро уснул.
Поутру его разбудил ответный тычок в ребра от Снайпа. Надо же: и спал крепко, а припомнил. Джоакин сел, протирая глаза, выбрался из фургона и обнаружил вокруг странное шевеление. От гула в голове, он не сразу сообразил, что происходит. Человек семь чужих оживленно терлись около телег торговца, укладывали свои мешочки и котомки. Среди них был благообразный старичок, пара детишек, несколько девиц... Тут Джоакина перекосило -- точно в рот ему впихнули оставшуюся половину вчерашнего лимона: в задний фургон вместе с Вихрем и Луизой усаживалась белокурая Полли из Ниара.
Стрела
Конец апреля 1774г.
Кристальные горы - поселок Спот
Неженка. Когда, от кого Эрвин впервые услышал это словечко?
Уж конечно, не в глаза. В глаза-то он был милордом. Но когда днями ползешь по горной тропе вместе с тремя дюжинами мужчин, а вечерами ютишься с ними же на тесной стоянке вокруг костра, и стоит вокруг прозрачная, хрустальная тишина, - то многое услышишь из того, что тебе и не предназначено.
Наверное, началось это в первый вечер простуды. Эрвин жался к огню, специально для него разведенному, кутался в оба плаща и овчинную шкуру поверх, стучал зубами от озноба и раз за разом подзывал Томми, чтобы тот вскипятил ему чашу вина. Получив очередную чашу горячего вина с имбирем и перцем и радостно вцепившись в нее, Эрвин отправлял грея взмахом руки, и тот возвращался к солдатскому костру. Томми усаживался на свое место среди воинов раз, пожалуй, в пятый, когда до Эрвина донеслось:
- Наш неженка совсем расклеился...
Тут бы подозвать болтуна, поставить навытяжку подальше от костра и переспросить: что-что ты сказал? Да так и оставить стоять на всю ночь, чтобы поразмыслил. Но очень уж скверно было тогда Эрвину, и оттого на все плевать, к тому же, он не смог понять по голосу, кому принадлежали слова. Короче, он спустил воину наглость. А потом было поздно - прозвище прижилось. Солдатня любит прозвища...
- Неженке огонь нужен, - слышалось ему на дневном привале, когда пара греев раскладывали очаг. Спутники Эрвина днем вполне обходились холодной водой из реки, лепешками и солониной, а костер жгли только вечерами. Но Эрвину не удавалось впихнуть в себя лепешки с ледяной водой - от холодного у него начинался мучительный кашель.
- Буди неженку, - бросал один из кайров на рассвете, обращаясь к Томми. Эрвин отлично слышал это, поскольку уже не спал. Он вообще довольно мало спал, большей частью коротал ночи за одним из трех увлекательных занятий: кашлял, чихал и дрожал.
- Неженка что, на двух одеялах спит? - говорил грей, снимая багаж со спины осла, а другой отвечал ему:
- Верно, и еще двумя укрывается. Так что давай все пять, не ошибешься.
Под вечер на тенистой тропе Эрвин припадал к лошадиной спине, согнувшись в три погибели и стараясь думать, что в такой позе ему хоть немного теплее. Ветер все равно пробирал до самых костей, но все-таки, кажется, чуть слабее. Чтобы поменьше глаз пялилось на его сгорбленную и дрожащую спину, Эрвин ехал в хвосте отряда. Однако это не помешало ему услышать, как барон Филипп Лоуферт сообщил одному из кайров:
- Нежная нынче молодежь пошла. Женщины воспитывают их, вот и вырастают одуванчики.
Кайр промолчал в ответ, но Эрвин не сомневался, что рыцарь полностью согласен с Филиппом.
Так быть не должно, - думал молодой лорд Ориджин. Нужно пресечь это со всей строгостью. Поймать момент, когда кто-то снова ляпнет "неженку", и всыпать плетей. Но Эрвин рассуждал об этом вяло и не слишком старался претворить угрозу в жизнь. Простуда привела его в состояние безразличия, тупой апатии. Отчасти он даже радовался этому: мучила боль в горле, постоянный кашель и озноб по ночам, но все прочие тяготы дорожной жизни отошли на второй план, сделались малозначимыми и незаметными. Эрвину попросту не хватало сил, чтобы ощущать неприятности так же остро, как прежде. Мерзкая пища, ослиная вонь, несправедливость отца больше не волновали его. Эрвин полз по тропе, невидящим взглядом уставясь перед собой и заботясь лишь о том, чтобы не выпасть из седла. День проходил за днем...
Отряд выбирал наиболее пологий путь, искал самый удобный маршрут для будущих рельсов. Похоже, все участники эксплорады, кроме Эрвина, ничуть не сомневались в успехе рельсовой стройки среди Кристальных гор. По просьбе механика то и дело совершали остановки и терпеливо ждали, пока Луис делал замеры при помощи странной штуковины на треноге и карандашом записывал числа в соответствующем участке карты. Луиса нельзя было упрекнуть в недостатке стараний: он перебегал с места на место со своей треногой, дважды проверяя каждый замер, а когда помечал на карте маршрут, то высовывал кончик языка и давил на карандаш так, что тот издавал душераздирающий скрип. Порою кайры задавали ему вопросы о том, как рельсы преодолеют ту или иную преграду на пути - завал, скалу или пропасть. Луис пояснял, что груженный состав неспособен идти резко в гору - не хватит силы тягача. Он может взять лишь очень небольшой подъем. Существует правило пяти медяков: нужно взять футовую деревянную линейку и один конец ее положить на землю, а второй - на стопочку из пяти медных монеток. Линейка ляжет под легким наклоном к земле. Вот такой наклон пути и способен преодолеть поезд.
Воины спрашивали: что же делать, если на пути попадается уступ или впадина? В горах того и другого предостаточно! Луис отвечал, что через впадины и ущелья необходимо будет построить мосты, а небольшие ложбины попросту завалить камнями. Крутые скалы потребуется обходить, прокладывая путь по серпантинному маршруту. Порою придется давать крюк в лишний десяток миль только для того, чтобы наклон дороги оставался допустимым. А если же гору обойти невозможно, придется прорезать ее туннелем. Мало кто из воинов когда-либо видел туннели, и Луис пояснил, как они выглядят и как строятся. Есть несколько методов проделать дыру в скале, больше прочих слушателей поразил водный метод. Осенью вглубь породы проделывается ряд продолговатых отверстий, похожих на раны от широкого меча. Отверстия долбят вручную при помощи молотов, всегда под наклоном: одновременно вглубь горы и вперед по ходу маршрута. Перед наступлением холодов в дыры заливают воду. Зимою вода замерзает и разламывает скалу. Порода трескается по линии, соединяющей отверстия. Весной отделенные от скалы глыбы извлекают с помощью рычагов и противовесов. Чтобы всем было понятнее, Луис изобразил схему простейшего рычажного крана. Познания механика поразили воинов, и какое-то время конопатый низкородный Луис Мария пользовался немалым уважением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});