Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Росс, хоть и одетый в старье, по-прежнему вызывал подозрение на острове, и когда он заходил на маленький постоялый двор, где остановился, разговоры смолкали. В среду Росс проплыл на веслах до Сент-Мартина и провел пару часов на башне маяка, наблюдая за горизонтом — не появится ли судно. С этой точки все многочисленные островки выглядели как стоящий на якоре флот.
***В среду мистер Рэй Пенвенен сказал племяннице, что ввиду надвигающейся войны он подумывает отбыть в Лондон в пятницу, а не в воскресенье. У него были кое-какие дела в банке, и он предпочел бы как можно скорее связаться со своим банкиром. Но Кэролайн это совершенно не понравилось. Она явно не готова была к отъезду. Ничто не могло бы сдвинуть ее с места до утра воскресенья. Если дядя желает уехать раньше, то пусть едет без нее. После спора, во время которого девушка высказалась с излишней прямотой, мистер Пенвенен сдался. Он считал ее настолько разумной в других делах, что решил дать поблажку в этом. Хотя на душе у него скреблись кошки, и несколько раз за вечер Кэролайн поднимала взгляд от книги и замечала, что дядя на нее смотрит.
В четверг Дуайту пришлось отправиться в Труро, чтобы получить кое-какие деньги и векселя для предстоящей поездки. Он вышел из банка и чуть не налетел на высокого светловолосого военного в форме Шотландского полка гвардейских драгун. Военные вскоре наверняка станут частыми гостями города и окружающей местности, но этот человек с большими усами выглядел знакомым. Затем Дуайт вспомнил, где его видел — тот покидал коттедж Веркоу, таможенника из Сент-Агнесс. Это было почти год назад, прошлой весной.
***В четверг после полудня у берега Кроу-Саунд показалось маленькое рыбацкое суденышко и повернуло в сторону более спокойных вод бухты Роуд. Несмотря на косое парусное вооружение, оно несло только большой квадратный парус на грот-мачте. Примерно через полчаса из ялика на берег сошел человек.
Глава девятая
Они поговорили в комнате Росса наверху. Лишь в ее центре оба могли выпрямиться во весь рост. В крохотном камине горел огонь, мерцая на желтых каменных стенах и освещая старый гобелен с вышитой красной шерстью надписью «Боже, спаси королеву». Грубые половицы закрывал домотканый ковер, обветшалые тяжелые портьеры над дверью и шторы на окнах слегка защищали от сквозняков.
Марк чудовищно изменился. Когда-то оба были очень похожи — одного возраста и сложения. Но теперь всё изменилось. Волосы Марка поседели и поредели на висках. Он отощал, руки и плечи потеряли былую силу. Он так и не смог ужиться со своими воспоминаниями.
Они пожали друг другу руки и сели, начав обычный разговор давно не видевшихся друзей. Марк работал на верфи в Голуэе, завел там нескольких друзей, но так и не женился.
— Мне кажется, что я по-прежнему женат, — сказал он. — Ничто это не переменит.
Росс принес бутылку бренди, но Марк к ней не притронулся.
— Ни капли в рот не беру. Ни днем, ни ночью. Ни днем, ни ночью.
Росс рассказал о его семье и обещал передать всем весточку. Хотя следующий час мог стать решающим, он не торопил события. Они поболтали о Франции, и Марк объяснил, почему ее покинул, о нынешнем кризисе. Марк больше интересовался Англией и тем, что там оставил. Его теперешняя жизнь была каким-то нездоровым сном, и он надеялся, что когда-нибудь проснется. Росс понял, что Марк живет только мыслью однажды вернуться домой. Но положа руку на сердце, Росс не мог поощрять его в этом стремлении. Слишком многие помнят и не забудут еще лет двадцать. Если он вернется, судьи выдвинут обвинения.
Наступило продолжительное молчание. Росс посмотрел на собеседника, который сжимал и разжимал костлявые кулаки и хмурился.
— Ты знаешь, почему я хотел, чтобы ты сюда приехал?
— Да. Вы сообщили в письме, сэр. Мне его прочли. С тех пор я и пытаюсь припомнить.
— Ты не помнишь?
— Хм, я достаточно хорошо помню, что рассказал. И помню, что видел. Но довольно тяжело вспомнить, где именно видел. В тот день я был не в себе. Я бродил...
— А план шахты поможет?
— О да, несомненно, поможет.
Росс убрал модель шхуны со стола, накрытого плюшевым покрывалом, и развернул принесенный план. Его он начертил перед отъездом, тщательно отметив все стволы, пробитые после возобновления работы шахты. План шахты, по сути трехмерный, тяжело было изложить на бумаге, но Росс попытался упростить его, использовав чернила трех цветов для отображения трех уровней, проделанных еще в старину.
Он аккуратно разложил схему и придавил края, затем, поскольку Марк щурил глаза, нетерпеливо перенес стол к покрытому слоем соли окну, и они вместе склонились над планом. Сейчас. Сейчас. Настал тот самый миг. Месяцы подготовки и ожидания... Но Марк все еще не решался начать, неспособный изложить свои мысли. Он никогда не отличался быстрым умом, а годы изгнания еще сильнее замедлили его мыслительные процессы. Дэниэл выглядел на шестьдесят, хотя ему было всего лишь за тридцать. И вот, соотнеся план со знакомыми ориентирами на поверхности, он начал заново отсчитывать шаги, проделанные им во вторник, двенадцатого августа 1789 года.
Сложная задача, чреватая горькими воспоминаниями, от которых разум Марка в течение четырех лет пытался отгородиться. И пока он боролся, Росс наблюдал, понимая, как много это значит для него самого, Демельзы и Джереми. Будь он набожным, то молился бы сейчас какому-нибудь святому, какому-то покровителю, потому что сказанное этим человеком, некие магические слова, произнесенные им, изменят всю картину жизни от падению к успеху... Приведут все его стремления и попытки в некую разумную схему, нарисуют перспективу денег зарабатываемых, вместо денег потраченных, он наконец-то получит воздаяние за проделанную работу... Больше никаких бессмысленных поисков миража, продвижения на ощупь в темноте.
— Я спустился вниз... глубоко, пока не показалась вода, затем прошел где-то на тридцатый уровень... Я шел и думал про себя... потом остановился и сел. Впереди было много часов ожидания. Я думал покончить с этим, покончить с собой... и тогда пошел дальше, к востоку, насколько я припоминаю. Там еще глубокие расщелины...
— Именно так, — подтвердил Росс.
— Я перебрался по полусгнившей доске, — Марк запнулся, — вы установили надгробие, сэр? Денег на него хватило?
— Да, установили. И выбили то, что ты просил «Карен Дэниэл. Жена Марка Дэниэла, двадцати двух лет».
Марк потер ладонью лоб.
— Двадцать два... Всего-то ей и было. Мне бы следовало знать лучше. Еще ребенок... А тот доктор, Энис, он все еще там? Думаю, это его мне следовало тогда убить.
— Попытайся вспомнить, Марк. Что ты сделал потом?
Марк снова опустил на схему наполненный болью взгляд.
— Ну, это было сразу над расщелиной, забирая вправо. Там валялась старая кирка, и чтобы отвлечься, я начал рыскать вокруг, как будто собирался выбрать участок для работы. Вскоре, когда я отковырнул кусок породы, мне показалось, что я наткнулся на хорошую жилу.
— Где это было? — спросил Росс. — Вот тут?
— Наверное, да. Вот тут. Крутой склон.
— Мы нашли её, неплохая руда, но жила узкая. В том месте, где ты ее видел — в фут шириной, а уже тремя саженями ниже истончилась до толщины бумаги, а выше — вообще закончилась. Хеншоу думает, что это боковое ответвление основной жилы.
Наступило молчание. В камине потрескивали поленья. Марк засопел.
— Потом я снова пошел. Все время уклон шел вверх... Старая вентиляционная шахта...
— Здесь, — указал Росс.
— Она чем-то забилась. Я прикинул, что нахожусь не более чем в пятнадцати футах от поверхности. Оттуда можно было пойти двумя путями. Я выбрал восточный тоннель.
— Вот сюда?
— Сюда, наверное. Шестьдесят или семьдесят шагов вперед, ход дважды изгибался, а потом... Здесь жилы пересекаются. А над ними, вот здесь, по большей части свинец с серебром, так мне показалось, и железо.