Читать интересную книгу Малавита - Тонино Бенаквиста

Не дав ему времени отреагировать, она покинула гостиную и поднялась в спальню. Под впечатлением от того, что она сказала, он налил себе второй стакан и выпил его залпом. Фред ожидал чего угодно, только не этой чудовищной угрозы, худшей из всех: вернуться домой без него. Магги впервые задумалась над этой возможностью, в общем-то вполне реальной. Местная радиостанция передала сообщение о пожаре на заводе «Сортекс», возможной причиной был назван поджог. Он выключил звук и выглянул наружу: улица бурлит, соседи гуляют в халатах, слышен дальний вой сирен. Устав от слишком долгого дня, Фред вернулся на веранду, чтобы из-под пальцев появилось еще несколько удивительных фраз. Отныне только «Мемуары» будут связывать Фреда Блейка с Джованни Манцони.

Появление человеческой фигуры, идущей из сада, вывело его из задумчивости. Квинтильяни обошел дом сзади, чтобы не звонить. После выступлений Бена и Магги Фред приготовился выслушать третью отповедь за день.

— Манцони, можно было предположить, что процесс, позор, ссылка заставят вас задуматься. О, я даже не говорю об осознании, ни о настоящем раскаянии, так много мы от вас не требовали. Знаете, почему вы еще способны совершать такие поступки, как сегодня? Просто потому, что вы не заплатили. Двадцать или тридцать лет в камере в шесть квадратных метров дали бы вам время подумать над одним-единственным вопросом: а стоит ли оно того?

— Вы еще в это верите? Что можно заплатить свой долг обществу?

— Кроме трех-четырех благонамеренных политиков, кучки социологов и нескольких чувствительных социальных работников, всем плевать, делает ли тюрьма лучше или хуже таких, как вы, Манцони. Человечество в целом нуждается в том, чтоб вы сидели за решеткой, потому что если подонки вроде вас гуляют на свободе, какого черта терпеть и подчиняться неприятным законам, которые отхватывают у вас куски свободы и желаний?

— Я? В тюряге? Да у меня там найдется куча фанатов, куча ребятишек, которые считают меня легендой, я им устрою мастер-класс. Я принесу гораздо больше опасности и вреда внутри, чем на свободе.

— С сегодняшнего дня вы под домашним арестом. Ни один из вас четверых не имеет права выходить до нового приказа.

— А дети?

— Выпутывайтесь сами. Боюсь, что после вашего ночного подвига наш уговор перестал действовать. Я вас предупредил.

— Но… Квинт!

Агент ФБР вышел с облегчением, но самое трудное оставалось впереди: увести в сторону все следы расследования саботажа завода «Сортекс». Для этого ему надо было иметь свободные руки.

Фред решил пойти наверх спать и нашел дверь спальни запертой. Он покорно спустился в закуток к Малавите, которая не будет донимать его нравоучениями. Собака проснулась, удивленная его поздним визитом и суетой на улице, доносившейся сквозь подвальное окно.

Чтобы наполнить ее миску чистой водой, Фред открыл кран и увидел, что оттуда течет вода, чистая, как хрусталь, и не смог удержаться, попробовал ее.

Он не догадывался, что в тот же самый миг десятки людей в Шолоне делают то же движение, восхищаясь прозрачностью текущей из крана воды. Кто-то стал верить в чудеса.

7

В тот самый момент, когда самолет Бенедетто Д. Манцони вылетел из аэропорта Хитроу в направлении Соединенных Штатов, другой самолет уже летел по небу во встречном направлении и готовился зайти на посадку в Руасси. Среди пассажиров, в большинстве своем американцев, было десять мужчин, жителей штата Нью-Йорк, не задекларировавших никакого багажа. Все они знали друг друга, однако не общались между собой и не обменялись даже кивком головы. Шестеро из них были уроженцами Италии, двое — Ирландии, двое пуэрториканцев родились в Майами, и ни один никогда и ногой не ступал в Европу. На первый взгляд они казались группой адвокатов, едущих вести дело международного уровня и защищать какой-нибудь трест, готовый завоевать остаток мира. На самом деле то были десять бойцов, на этот раз отдавших предпочтение роскоши бизнес-класса, а не вертолетам для спецопераций, и костюмам от Армани, а не боевому камуфляжу. Карательный отряд, состоящий из наемников, — вот что они были на самом деле.

Домашний арест Блейки восприняли кто как благословение, а кто — как самое несправедливое наказание. Фред решил не выходить весь уикенд 21 июня, чтобы избежать праздника и продолжить свой великий труд. Он считал делом чести никогда не показывать, как его огорчают санкции, на самом деле угроза возмездия редко производит планируемый эффект на гангстеров, и, мало того что не пугает их, дает им повод меряться с властями силой, обращать их в насмешку. Оскорбить судью в зале суда, плюнуть в лицо федералам во время допроса, обозвать последними словами тюремного сторожа, — они не упускают ни единого повода для провокации и ничто не может заставить их опустить глаза. Квинт посадил Фреда под домашний арест? Манна небесная. Он сможет полностью посвятить себя шестой главе, которая начиналась так:

В фильмах любят показывать, что сила служит справедливости, а все потому, что любят силу, а не справедливость. Отчего людям больше нравятся истории про месть, а не истории про прощение? Оттого что все обожают возмездие. Видеть, как бьют за дело, и бьют сильно, — это зрелище, которое не надоест никогда и за которое не чувствуешь вину. Вот единственный вид насилия, которого я уж точно никогда не боялся.

Этажом выше Бэль сидела взаперти у себя в комнате, укрывшись даже от собственной семьи. Ей запретили играть роль в выпускном спектакле, сегодня ей запретили гулять по городу и веселиться со сверстниками, ей остается только чахнуть с горя и думать о несправедливости этой жертвы. Ей запретили являться на публике — раз так, она исчезнет, и по-настоящему. Она приняла роковое решение.

Уоррен, со своей стороны, был оскорблен тем, что опять и снова расплачивается за то, что делает отец. Приближение увеселительных мероприятий разбудило в нем ребенка, и санкции заставили его еще раз пожалеть о том, что он не взрослый. Его наказали вместе со взрослыми — значит, он имеет право считаться взрослым, что может быть справедливее? Он заперся у себя и на долгие часы засел за монитор и с помощью интернета собрал множество сведений о том будущем, которое он себе готовил. Его план? Вернуть прошлое, переиграть историю заново, осуществить полную революцию, все начать с нуля.

Из них четверых запрет выходить из дому больнее всего задел Магги. Она обещала куче народу, что будет ставить стенды, работать, присматривать за всем и помогать как можно лучше провести праздник, — привнести свою лепту во всеобщее веселье стало бы ей наградой за все. В отчаянии она лежала на диване в гостиной, у телевизора, который не смотрела, уйдя в молчание, полное сомнений. Как она ни отдает всю себя людям, Фред тянет ее назад, он возвращал ее к роли жены мафиозо, хуже того, мафиозо развенчанного, проклятого всеми. Она делает шаг вперед, а Фред заставляет ее отступить на десять шагов назад, и, пока она будет жить с этим дьяволом — какие бы чувства она к нему еще ни питала, — ей никогда не выйти из штопора. Ей надо было безотлагательно поговорить об этом с тем, кто в общем-то хранил ее гораздо лучше, чем собственный муж.

* * *

В этот, столь долгожданный, день Шолон-на-Авре сверкал всеми красками. К десяти часам утра в актовый зал пришли родители учеников на школьный праздник, спектакль прошел без единой накладки, доставив удовольствие и маленьким, и взрослым, — полный успех. В 14 часов карусели и аттракционы, готовые развлекать молодежь, приняли первых посетителей на площади Либерасьон. Самая короткая ночь в году, как и полагается, пролетит на всех парах, молодые вообще не лягут спать, а те, кто постарше, заснут прямо на танцах: лето стартует под духовой оркестр.

В шестидесяти километрах от города, на развилке под названием «Мадлен де Нонанкур», остановился микроавтобус марки «фольксваген», чтобы уточнить маршрут. Водитель ругался, оттого что на выезде из Дрё они свернули не туда, и призывал штурмана собраться. Сзади сидели десять мужчин и смертельно скучали, глядя, как за окнами от самого Парижа тянется гораздо менее экзотический пейзаж, чем они ожидали. Трава была зеленая, как и везде, деревья — менее тенистыми, чем нью-йоркские платаны, и небо казалось скучным и грязным в сравнении с небом Майами. Про Нормандию все слыхали — из-за фильмов о войне, не испытывая при этом ни малейшего любопытства ни к самому месту, ни к истории. На самом деле, с тех пор как они приземлились в Руасси, ничто не вызывало их любопытства — ни климат, ни кухня, им было плевать даже на неудобства и пребывание на чужбине, их волновал только один вопрос: как потратить два миллиона долларов после выполнения задания.

Шестеро уже воображали, как отойдут от дел, в свои тридцать-сорок лет они проживали последний рабочий день и отныне могли подарить себе ферму, виллу с бассейном, снять номер в Вегасе на круглый год, — теперь осуществятся все мечты. Оставшиеся четверо тоже не были равнодушны к награде, мотив у них был другой. В результате показаний Манцони они потеряли брата или отца, и прикончить его стало для них наваждением. Самого яростного звали Мэтт Галлоне, он был внук и прямой наследник Дона Мимино. После процесса прошло шесть лет, но Мэтт посвящал себя исключительно мести за деда. Манцони лишил его царства, будущего титула крестного отца и тем самым — статуса полубога. В каждой минуте жизни Мэтта, в каждом его жесте была смерть Манцони. В смехе друзей, в каждом поцелуе собственных детей была смерть Манцони. Для Мэтта в ней воплотился крестный путь, жажда избавления и надежда возродиться.