Читать интересную книгу Ведьмина дорога (СИ) - Феверс Анита

Марий медленно поднял руку и, как при первой встрече, провел пальцами по моим волосам, легонько коснувшись щеки.

- Ты способная ученица, Ясмена. Я рад. Мне тоже удалось немного развеять скуку.

В деревню мы вернулись вместе. Дейвас шел впереди, я чуть отстала, кутаясь в плащ и уговаривая щеки перестать пылать. Богуяр пропустил нас без вопросов, тревожно глянув на меня, но ничего не сказал. Марий только кивнул на прощание и не спеша направился к дому головы, а я все стояла на улице и смотрела ему вслед.

Глава 16. Чудовища и загадки

Я проснулась на рассвете от рассерженного шипения Одуванчика. Обычно белый кот мирно спал в клубке одеяла, которое я каждую ночь умудрялась сбросить на пол, но сегодня что-то растревожило его не на шутку. Зверек грозно топорщил усы, уперевшись лапками в подоконник. Круглые зеленые глаза отражались в стекле двумя болотными светляками.

- Чего расшумелся? – сонно протянула я. Кот, услышав мой голос, спрыгнул на пол, подбежал к кровати и взлетел на нее легко, будто веса в нем было не больше, чем в перышке. Боднул лобастой головой мою ладонь и прикусил пальцы – слишком сильно, чтобы я решила, будто это игра.

Сонливость как рукой сняло, и я прислушалась, пытаясь понять, что так встревожило Одуванчика. Но все было спокойно. За окном тихий перестук напевал колыбельную. Поначалу я решила, что идет дождь, но то были лишь последние капли, срывающиеся с крыши. Я все же выбралась из объятий постели и подошла к окну. И тут же заулыбалась, увидев, как преобразился мир всего за одну ночь.

Еще вчера серые, с легким флером пены молодых листков, сегодня деревья оделись в нежные, сверкающие бриллиантами капель, зеленые платья. Я распахнула окно, мигом покрывшись мурашками от ворвавшегося щенка-ветра, и глубоко вдохнула омытый первой грозой воздух.

Мир пел. Птичьими голосами, музыкой дождя, лаем собак, свистом рассекаемого крылом ласточки воздуха, шорохом свежей травы под лапками лисы… Казалось, даже Черница сегодня несла свои воды через плесы и перекаты в ритме танца. Пальцы сами собой принялись отстукивать этот ритм по подоконнику. Не удержалась, подхватила кота на руки и закружила по комнате: но вдруг случилось небывалое.

Одуванчик ни разу не оцарапал меня с того дня, как его принес Никола. Сегодня же кот распушился и зашипел утробным низким рыком, который он словно украл у какого-нибудь сказочного чудовища. Полоснул меня когтями, вывернулся и одним длинным скачком выпрыгнул в окно. Я бросилась за ним, но успела увидеть только кончик намокшего хвоста, мелькнувший у основания забора.

Утро, обещавшее стать прекрасным, не задалось. Я решила дать ему еще один шанс и принялась собираться в лес. Быстро сменила ночную сорочку на любимую потрепанную рубаху цвета мха и удобные, хоть и мужские, штаны, заплела небрежную косу и поплескала в лицо холодной водой из лохани. Корзина для трав всегда стояла возле порога, вместе с инструментами для их сбора, так что мне оставалось только обуться, накинуть плащ, сунуть в карман краюху хлеба, и можно было идти.

Тревога, поселившаяся в груди из-за причуды кота, никуда не делась. Помедлив у двери, я все же вернулась в избу. Если и были у меня мысли, стоит ли носить с собой повсюду подарок Буревестника, то сегодня они окончательно развеялись. Кинжал лежал в спальне, под подушкой. Хотелось верить, что именно благодаря ему, да еще Одуванчику, туманные кошмары в последние дни обходили меня стороной. Тем глупее было оставлять дома обоюдоострый оберег, и я, убедив себя окончательно, со всем тщанием прикрепила оружие на запястье. Покрутила рукой, проверяя, не мешает ли. Встряхнула рукавом, спрятав полосу стали от излишне любопытных глаз. Посидела немного в тишине, пытаясь снова нащупать ту легкость, что ощутила при пробуждении. Не сразу, но черные мысли посветлели, будто омытые первой грозой месяца травника. Я встряхнулась, скорчила рожу отражению в рогатом зеркале и решительно поднялась с кровати:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Нет ничего запретного в том, что знахарка отправляется за травами в лес. Сейчас самое время, и терять я его не собираюсь!

* * *

Я осторожно обкопала ландыш, стараясь не повредить корни. На колени и край плаща налипла сухая хвоя, прошлогодние листья, паутина и тонкие ниточки свежей травы. Ползала на четвереньках я часто и подолгу: весенний лес оказался удивительно щедр на подарки. Я брала аккуратно и бережно, не забывая благодарить доброго хозяина.

  Стряхнув землю с выкопанного кустика, я положила его в корзину и выпрямилась. Взвесила ношу в руке и решила, что на сегодня хватит, пожалуй. Мои запасы корней, листьев и почек пополнились так знатно, что весь завтрашний день я со спокойной душой могла посвятить их обработке, не отвлекаясь на темные мысли и мурашки, щекочущие хребет каждый раз, когда за спиной скрипела ветка.

- Навьи бы побрали этих дейвасов, – я все же не сдержалась. Ну, право слово, со дня, когда они заявились в Приречье, я даже в лес не могла сходить спокойно, чтобы не шугаться каждого звука!

Признаться самой себе, что тревога, свившая гнездо в груди, порождена не только появлением чернокафтанников, было трудно. С момента, как я пересекла границу волости, ощущение, что кто-то неотступно и жадно смотрит мне в спину, не отпускало. Дождь давно закончился, но густые, как кисель, светло-серые тучи по-прежнему затягивали небо. Ощущения той прозрачности и юности воздуха, пронизанного золотыми нитями солнечных лучей, за которую я так любила травник, сегодня не было. Зато биение сердца, то и дело подкатывающего к горлу, грохотало в ушах.

Несмотря на полную корзинку лесных даров, я почти пожалела, что вышла из своей избушки. Глупое чувство – ведь там дейвасы найдут меня с той же легкостью, что и на тракте. Но не зря говорят, что дома и стены помогают. Там, с Одуванчиком под боком и в окружении милых сердцу вещиц, я чувствовала бы себя более защищенной.

Я вздохнула и прислонилась плечом к старой березе, возле которой нашла куртину ландышей. Под корой мерно пульсировали соки, наполняя дерево жизнью от корней до кончиков молодых листьев. Береза грезила о днях, когда была тонким прутиком, и в то же время помнила себя огромной, окруженной молодой порослью праправнуков. Только деревья умели жить одновременно в прошлом и будущем. Но и настоящее им было не чуждо: нижние ветви склонились и медленно погладили меня по голове, напомнив о маме. Тревога чуть отступила; на миг прижавшись к пестрой коре всем телом, я поблагодарила березу, подхватила корзинку и пошла на звук ручья, звонким мальчишеским голоском перебивающего птичий гомон. Прозрачный ключ, журчащий по разноцветной гальке, нашелся быстро, и я побрела вдоль него, постаравшись отрешиться от тяжелых раздумий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но ощущение чужого взгляда – пристального, голодного – никуда не делось.

Снова начал накрапывать теплый дождь.

Ключ пробил себе дорогу по дну оврага. Его берега заросли ярко-зеленой осокой, вытянувшейся с меня ростом. Постепенно она заполонила весь овраг. Мне пришлось прижаться вплотную к прозрачной воде и идти по самому ее краю. Склоны неожиданно взлетели высоко вверх. Их цвет сменился на красно-коричневый, земля кое-где осыпалась вместе с деревьями и зияла теперь рваными ранами. Ручей разлился, став шире раза в три, и помутнел от частичек глины, поглотившей гальку. Свернуть и подняться по склону я не могла, пришлось продолжать держаться бегущей воды. Птицы смолкли, только пара иволг все никак не могла наговориться, и я была им благодарна за это. Под лопаткой опять засвербело. Я резко обернулась, холодея. За спиной качнулась трава, но я ничего не увидела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Впервые в жизни мне стало неуютно в лесу.

Сердце колотилось как сумасшедшее, и я задышала глубже, стараясь успокоиться. Пошла быстрее, надеясь, что чутье не подвело, и я выйду на берег Черницы, а там пойму, как вернуться в Приречье. Ноги оскальзывались на покрытых красным налетом камнях. Галька из мелкой речной превратилась в валуны, по ним быстро пройти уже не получалось. Корзина тяжелела с каждым шагом. На очередном камне я поскользнулась и едва не упала в ручей, но обошлось намокшим до голенища сапогом. Взвихрился бурый ил, ручей, уже медленный и мелкий, замутился, тошнотворно напомнив цветом кровь. Я пробиралась вперед так быстро, как только могла, больно закусив губу, чтобы не начать всхлипывать, и убеждала себя, что шлепающие звуки за спиной мне лишь мерещатся.