Бледные брови опустились вниз и сошлись у переносицы.
— И сколько женщин у тебя было? — она осторожно прошла через лабиринт шатающихся стульев и столов. — Мне казалось, что я отсутствовала недолго.
Я задумался и неохотно выдавил:
— Достаточно долго… Достаточно долго, чтобы я успел выяснить, что Акбар мертв.
Она застыла у моего — нашего — стола.
— Акбар — это тот твой друг, которому принадлежит кантина?
— Да, — я сделал еще глоток.
— Мне жаль, — просто сказала она.
— Да, — чашка снова опустела. Я поставил ее, поднял керамический кувшин — край потрескался, а кое-где был отбит — и щедро налил себе до краев. Едкий запах совсем молодого акиви тут же ударил мне в нос.
— Выпей акиви, баска.
Она осмотрелась.
— С меня и воды хватит… Кроме тебя здесь кто-нибудь есть?
— Вода стоит три медные монеты за чашку. Акиви дешевле.
— Я не люблю акиви, — она все еще оглядывалась, безуспешно пытаясь рассмотреть что-нибудь в полумраке. — Мы здесь одни?
— Где-то там кузен Акбара, — я махнул рукой.
— Он тот самый борджуни, который взял с меня десять медных за конюшню жеребца и еще пять за воду?
— Я же сказал, что акиви дешевле.
— Сам попробуй напоить лошадь акиви, — Дел зацепила табуретку ногой и вытащила ее из-под стола. — Хотя, конечно, с его темпераментом он тебе подходящая пара, — она покосилась на мой кувшин. — Ты собираешься выпить все?
— Если ты мне не поможешь.
Дел вдруг посерьезнела и внимательно осмотрела меня.
— С тобой все в порядке?
— Я устал, — тихо сказал я ей. — Устал узнавать, что мои друзья мертвы. И думать, не я ли следующий.
Легкая улыбка изогнула ее губы, но тут же пропала.
— Мне жаль, что твой друг мертв, но думаю, что ТЫ вне опасности.
— А почему нет? Моя работа заставляет все время рисковать, многое в ней зависит от случая.
Она постучала по изрезанному столу пальцем с коротким ногтем.
— Потому что ты такой же как твоя лошадь: слишком упрямый, чтобы сдаться.
— Сейчас я не упрямый. Сейчас я просто пьяный, — я сделал еще глоток.
— А вот ты сейчас скажешь, что прежде чем пить, нужно было поесть, и будешь права. Ты скажешь, что больше мне нельзя пить ни глотка, и будешь права. Ты скажешь, что за ночь я отдохну и утром все будет восприниматься легче, и будешь права, — я посмотрел ей в глаза поверх неровного края чашки. — Ты когда-нибудь ошибаешься?
Дел отвлеклась от стола.
— Я ошиблась, предложив твои услуги Стаал-Уста.
Мне стало лучше.
— Это точно.
— И какое-то время я ошибалась в тебе, — она мрачно посмотрела на чашку, но ничего не сказала об акиви, от которого я только озлобился. Это я и сам понимал. — При нашей первой встрече ты мне очень не понравился. И, кстати, заслуженно. Тогда ты точно соответствовал моим представлениям о тебе: типичный Южанин, — она улыбнулась. — Но постепенно ты изменился в лучшую сторону. Сейчас ты уже вполне сносный.
— Спасибо.
— Ну да, — она снова осмотрелась. — Если в ближайшие несколько минут кузен Акбара так и не появится, воду я возьму сама. И бесплатно.
Это была пустая угроза. Дел оставила бы деньги.
— Вот, выпей, — я протянул ей чашку. — Хотя бы промой горло.
— Я не хочу.
— Ты когда-нибудь пробовала?
— Однажды.
— Всю чашку? Или только глоток?
— Глотка было достаточно.
— Я тебе тоже сначала не понравился. Ты сама это только что признала.
Дел вздохнула, устало потирая плечо.
— Сиди и пей, если хочешь… Я лучше соберу фляги и пойду за водой.
Я махнул рукой.
— В центре рыночной площади большой колодец. Это в той стороне, там тебе продадут воду.
— Три медные монеты за чашку? — Дел поднялась, ногой запихнув табуретку обратно под стол. — А сколько за флягу?
Я задумался.
— Не знаю. Цены постоянно меняются. Все зависит от твоего умения торговаться, — я осмотрел ее: высокая, гибкая, красивая. И очень опасная.
— Если найдешь правильный подход, сможешь сэкономить несколько монет.
— Может быть, — сухо сказала она. — Но по-моему топить свое достоинство ради скидки в несколько медных монет не стоит.
Дел повернулась к двери, а я наполнил рот акиви. Потому что ответить мне было нечего.
Закат. И ни свечей, ни ламп, ни факелов, потому что за них пришлось бы платить. Но пока они были и не нужны: солнце опускалось за горизонт и небо из оранжевого превращалось в розовое, потом в пурпурное, а стены кантины приобретали все более глубокий фиолетовый оттенок.
На мое плечо легла прохладная ладонь.
— Пойдем, — мягко сказала Дел. — Пора ложиться спать.
Я оторвал мутный взгляд от тарелки с несъедобной массой, поданной мне под названием тушеное мясо.
— Могу я сначала прикончить ужин?
— Сначала он прикончит тебя.
На второе плечо тоже опустилась ладонь. Она сжалась не по-женски сильно, так что напряженные мускулы почувствовали ее через бурнус, хитон, ремни перевязи и кожу. Это было просто блаженством.
— Поешь утром, когда будешь заниматься клином.
Смутный образ.
— Каким клином?
— Который другим клином вышибают.
А-а. Теперь я понял.
— …боги, баска… только не останавливайся…
— Это? — она старательней начала разминать мне плечи. — Ты напряжен, как нагруженная веревка.
— …аиды… как же хорошо…
— Я оставила наши вещи в невероятно дорогой комнате, которая скорее всего, еще до рассвета обрушится на наши головы. Постель готова. Пойдем спать?
Ее правая рука передвинулась к моей шее, прохладные пальцы разминали ноющие сухожилия, снимая напряженность.
— Вставай, — тихо повторила она.
Я неловко приподнялся и тут же почувствовал, что она поддерживает меня под руку. Я позволил ей помочь мне, чтобы не беспокоить больное колено.
— Я ужасно пьян, баска. Невероятно, кошмарно пьян.
— Я знаю. Вот. Сюда…. пожалуйста не падай. Если ты рухнешь на меня мертвым грузом, я тебя уже не дотащу.
— Мертвый груз, — повторил я. — Как Акбар.
Она ничего не сказала. Просто привела меня в крошечную, невероятно дорогую комнату, которая действительно вполне могла обрушиться на наши головы еще до рассвета, и помогла мне опуститься на постель, пропахшую лошадьми, потом и человеческим телом, остро нуждающимся в мытье.
Я не стал ложиться. Я прислонился к стене и слепо уставился сквозь фиолетовый полумрак заката на светловолосую Северную женщину, стоявшую рядом со мной на коленях. Молча, я неуклюже выбрался из ремней перевязи и отложил в сторону меч в ножнах.
— Он был хорошим другом, — тихо заговорил я. — Когда я ушел от Салсет, Кууми было одним из первых поселений, куда я добрался. Мне было шестнадцать лет, но выглядел я гораздо взрослее. Всю мою жизнь мне внушали, что я чула. Я не знал, как быть свободным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});