мест в зверинце хватит». Но, само собой, ничего такого куратор их группы не произнёс.
***
Мила очень надеялась, что раз им раздали цветы, то у неё всё же получится подойти к покойному мэтру Тийсбергу так, чтобы рассмотреть каждую чёрточку его лица. Ей хотелось в последний раз посмотреть на старика, запомнить его, но, увы, церемония прощания такого не предполагала. Тело лежало на дровяном помосте достаточно далеко от студентов. Миле был виден только огромный иллюзорный портрет библиотекаря. А какое Миле было дело до портрета? Какое дело до речей Олафа фон Дали, если она хотела сказать свои, так и рвущиеся из груди слова?
Молодая женщина очень расстроилась. Она крепко держала розу и ненавидела её всем сердцем. Тело мэтра Тийсберга вот-вот должен был поглотить огонь. Уважая пожелания покойного, его останки руководство академии обязалось не захоронить, а сжечь и развеять с самой высокой башни Вирграда. И всё же…
«Я всё понимаю, — со злостью думала Мила, — вот только мне так хочется прикоснуться к его руке в последний раз!».
Увы, уж ей ли было не знать, что далеко не все человеческие желания могут быть исполнены судьбой. А потому перед тем, как вспыхнуло погребальное пламя, Мила всего‑то вслед за всеми остальными подняла свою розу повыше. Цветок тотчас обратился в тонкую белую свечу с золотистым орнаментом, а мгновением позже фитилёк на ней затрепетал фиолетовым огоньком. Свеча истаивала неправдоподобно быстро. И когда воск оплавился настолько, что превратился в крошечный огарок, от деревянного помоста и тела на нём не осталось совсем ничего. Затем прозвучали заключительные слова церемонии, после них студенты начали расходиться. Причём уходили они не толпой, каждая группа следовала за своим куратором, и напряжение мэтра Ориона спиной чувствовалось. Он как будто ждал чего-то совсем дурного от своих студентов, но по итогу на показное недовольство никто их них не осмелился.
— Наконец-то! — лишь демонстративно воскликнули некоторые из студентов, когда мэтр Орион дозволил расходиться.
— А вас, лер Свон, я попрошу остаться.
Уже готовая уйти Мила замерла и угрюмо уставилась на Люция Ориона. Настроение у неё было хуже некуда. Ей хотелось побыть в полном одиночестве, например, посидеть на берегу озера. Мила хотела вспомнить былые весёлые деньки с мэтром Тийсбергом, она хотела углубиться в себя, но… приказ есть приказ, вынужденно она осталась.
— Что-то не так, мэтр Орион?
— Ничего, лер Свон, просто вас вызывает к себе господин фон Дали.
— Меня? Ректор? К себе?
С тех пор, как Мила начала ходить словно живая иллюстрация к тому, как низко может пасть человечество, Олаф фон Дали вызывал её к себе всего дважды. Первый раз для того, чтобы ругать, грозить и возмущаться. Мила тогда на его тираду никак не отреагировала. Боясь, что любое сказанное ею слово аукнется втройне, она отвечала исключительно да или нет и только на те вопросы, в ответах на которые не сомневалась.
— Ну что мы молчите, как рыба? Вам хоть известно, в каком учреждении вы учитесь? — голосил тогда ректор.
— Да.
— А знаете ли вы, что… — тут было очень много сказано и под конец. — Вы позорите магическое сообщество!
— Нет.
— Нет? Вы считаете, что ходить вот так — это не позор?
— Это необходимость, — один единственный раз отошла она от односложных ответов.
— Ах это необходимость? — взвыл покрасневший от гнева Олаф фон Дали…
Да, слов в ту встречу прозвучало немало. И оттого удивительны для Милы были перемены. Когда ректор вызвал её во второй раз, всего где-то двумя неделями позже, то он уже нисколько не кипел на огне. Господин фон Дали с осторожностью интересовался, спрашивал, спрашивал. И особенно странными ей показались его последние вопросы.
— Пожалуй, спрошу напрямую. Лер Свон, по какой причине вы нужны академии?
— Эм-м, — замялась она, — я сюда поступила и хочу здесь учиться.
— Быть может, у вас есть ребёнок от какого-то высокопоставленного лица?
— Нет, — искренне удивилась она предположению.
— А вы сами?
— Что я сама?
Он посмотрел на неё как на полную дуру, а затем махнул рукой и отправил прочь. Мила была в смятении весь вечер после этой беседы, но ещё больше чудес принесла последующая учебная неделя. К её концу абсолютно все преподаватели прекратили возмущаться из-за её нелепого внешнего вида. Они оставили попытки выставить её прочь из аудиторий, они взяли и отчего-то смирились.
«Чего же теперь мне ждать?» — тревожила Милу мысль, когда она направилась к главному корпусу академии.
***
— Я крайне недоволен! — вдруг воскликнул Олаф фон Дали, и Найтэ искренне удивился.
— Чем вы недовольны? — даже нахмурил он лоб, так как никак не мог связать сказанное с тем, о чём они только что говорили. Но удивлялся он зря, это ректор так решил перескочить на совсем другую тему и всего-то.
— Да тем, в какое безобразие мы ввязались. Я вот, право слово, до сих пор успокоиться не могу. Вы не могли на другое договориться, что ли? Если бы приступы Милы Свон сделались более регулярными, у нас появилась бы возможность отчислить эту нахалку.
— А, вот вы о чём, — криво усмехнулся Найтэ, прежде чем равнодушно пожал плечами. — Если вы так недовольны, то всегда можете обсудить этот вопрос с лером Сильвером лично. Но моё мнение, его просьба очень удобна.
— Чем же?
— Во-первых, какая разница? Лер Свон по-любому будет отчислена. Во-вторых, хорошее состояние здоровья позволит ей намного дольше продержаться либо на каторге, куда её отправит суд за неуплату долга, либо в не менее примечательном месте, куда её упечёт молодой Грумберг. В-третьих…
— Нет, ну вы опять со своим чёрным юмором, а у меня нервы на пределе! — перебивая, прикрикнул Олаф фон Дали, как вдруг в кабинет постучались.
— К вам лер Свон, — угрюмо сообщил Вильям Брук, и его левый глаз дёрнулся.
— Пусть обождёт пару минут.
Секретарь с недовольством кивнул и скрылся за дверью. Найтэ, пока ректор на него не смотрел, украдкой зевнул. Ему сделалось так скучно на церемонии прощания, что его до сих пор морил сон. Однако, Олаф фон Дали, как и обычно, был энергичен. Ректор принялся дёргаными движениями убирать со стола рабочие документы, а после выразительно поглядел на тёмного эльфа.
— Знаете, я разыграю эту комедию. Я сообщу ей, что по желанию мэтра Тийсберга и бла-бла-бла, но, — поднял он указательный палец, — отведёте вы её к господину Неодиму сами. Он выходец из Алсмогской академии магических наук, лучший их выпускник за последние три века. Нынче он работает только с элитой, у него венценосные особы своей очереди приёма ждут,