А сама Виктория осталась в другом времени и в другом месте. Как ни горько и ни унизительно это осознавать, но жизнь Виктории Маклин закончилась той ночью, что она провела вместе с мужчиной, которого полюбила.
И который не полюбил, да и не смог бы никогда полюбить ее.
И что дальше? Сегодня вечером – открытие фестиваля, которого она ждала не один год, на который ее наконец-то пригласили… Она мечтала об этом вечере, об этой песне, как о билетике в прошлое, в то время, когда Виктория Маклин была студенткой колледжа, некрасивой девушкой, которая больше всего на свете любила рисовать и пела песни так, что казалась всем странным полусказочным существом с чарующим голосом, который, как это ни фантастично и ни странно, ослеплял… И никто не видел того, что нос Виктории немного длиннее, чем следовало бы, губы слишком пухлые и яркие для ее бледного лица, руки тонки, а плечи угловаты.
Виктория не выходила на сцену очень давно.
А ей все еще не было страшно.
Куколка споет. Виктории Маклин здесь нет.
И внезапно волна ярости и чего-то похожего на отвращение к себе затопила ее.
Хватит! Хватит, черт побери, жалеть себя!
Виктория вскочила и метнулась в ванную.
Не разбудить бы Клер.
Закрыла дверь. Едва-едва удержалась от того, чтобы не захлопнуть ее.
Звон пощечины. Виктория и не знала, как это возможно – бить себя по лицу. Теперь ощутила. Обожженная щека ныла. Злость остывала.
А Виктория вновь начинала ощущать в себе жизнь.
Сломалась? Один раз ударили – а ты сломалась?! Нет. Тогда это не ты, Виктория. Я тебя знаю. Ты не можешь сдохнуть вот так – просто лечь и умереть!
Черт.
И вообще, сегодня отличный вечер, чтобы начать жизнь заново. Забинтовать раны и…
К черту Катлера! К черту любовь! Если она причиняет столько боли – к черту! Он… мужчина. Всего лишь мужчина, который никогда не станет моим. И он не стоит того, чтобы выбросить свою жизнь на помойку!
Рывком – чудом кран удержался на месте – включила воду. Тугая ледяная струя с шумом разбивалась о керамическую раковину.
Виктория наклонилась и подставила лицо под струю. Обжигающе-холодная жидкость ударяла по щеке…
Отлично, не будет отека. Еще не хватало!
Слепила глаза, стекала по разгоряченной шее, превращала волосы в мокрые холодные сосульки…
Хорошо!..
Виктория оскалилась в какой-то яростной улыбке. Холод ударил по зубам.
Живая! Все равно – живая! Я была живой до него. Я была счастлива с ним…Уже не буду, ну так что ж? Что мне терять? То, чего никогда не могло быть…
Это моя жизнь. Моя душа. Я никому не отдам ее.
Виктория смеялась. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой свободной, как сейчас, на мокром кафельном полу, с разметавшимися по плечам волосами, с которых стекала холодная вода – прямо на халат.
Ничего страшного, он ведь уже вымок до нитки…
Джон Катлер бежал по залу аэропорта. Гулкого звука его бегущих ног не было слышно в человеческом шуме.
Кассирша Элен Хант растерялась. Ей показалось смутно знакомым лицо человека с лихорадочно блестящими темными глазами, который потребовал:
– Немедленно. Билет. Нужно в Ронту.
Таких рейсов не было.
В другой раз она, может быть, и разозлилась бы, но сейчас что-то во взгляде странного пассажира подсказало ей, что самый мудрый выход – это посмотреть карту.
Через две минуты Джон Катлер держал в руках билет на рейс Лондон – Кардифф, посадка на который начиналась через восемнадцать минут. Он уже знал, что из Кардиффа поезда на Ронту ходят каждый час.
Джону приходилось опаздывать. Опаздывать по-крупному. На важные совещания, на заключения сделок, которые, естественно, откладывались, а то и вовсе оставались неосуществленными проектами.
Но никогда прежде его сердце не стучало в таком бешеном темпе, и никогда этот темп не зависел так от какого-то там самолетного рейса.
Я успею, обязательно. Все будет в порядке.
Джон не мог сидеть. Он стоял рядом с колонной, точнее, ему казалось, что он стоял, а на самом деле, не отдавая себе отчета в своих действиях, он ходил кругами вокруг этой квадратной опоры, отмечая ритм шагов ударами ладони по холодной мраморной поверхности.
Он не сразу осознал, какие слова повторяет громкий сладкий голос невидимой девушки:
– Лондон – Кардифф откладывается на тридцать минут. Повторяю… Приносим пассажирам свои…
Взорву! Куплю и взорву весь этот чертов аэропорт!
У Элен Хант была отличная выдержка. Все-таки разговаривать с такими психами, как этот, может не каждый. Элен подумала, что она все-таки смелая женщина. И сильная. Ведь обошлось без жертв. Хотя обидно, что он наорал на нее. Ну разве она виновата в задержке рейса?! Мало ли что там с самолетом. Спасибо, Стив, охранник, вмешался.
Джон чувствовал себя очень странно. Если бы ему кто-то сказал еще пару недель назад, что он будет устраивать скандал в аэропорту, что ему будут выписывать штраф за нарушение порядка в общественном месте и что дело по сути будет в риске опоздать на какой-то никому не известный фестиваль любительской песни… Да. Не поздоровилось бы тому человеку. Джон Катлер был хотя и не молод, но очень, очень горяч!
Клер долго лежала, приходя в себя после разговора с Джоном и изо всех сил изображая сон. Но потом и вправду заснула. А проснулась – даже не от самого звука, а скорее от неожиданности его. Из ванной доносился смех Виктории.
Первой мыслью девушки было, что с сестрой истерика, нужно срочно вызывать врача и искать успокоительное.
Клер метнулась к ванной. Забарабанила в дверь. Потом подумала, что может напугать сестру, и дрожащим от волнения, но очень ласковым голосом стала уговаривать ее открыть дверь:
– Тори, милая, пожалуйста, открой.
Девушка даже не ожидала, что ее просьбы будут услышаны так скоро. Дверь распахнулась, и перед ней предстала Виктория. Глаза Клер расширились. Картина была поистине гротескной.
Ее сильная, серьезная во всех смыслах старшая сестра Виктория стола посреди ванной, точнее даже посреди лужи в этой ванной, в абсолютно мокром халате, с мокрыми же волосами и немного безумными, но вообще-то сияющими глазами и яркой улыбкой на губах.
– Что с тобой? – Клер хватило только на этот вопрос.
Виктория порывисто обняла сестру. Клер ойкнула. Она ни в коем случае не ожидала того, что халат оказался не просто мокрым, но и удивительно холодным. В общем, несказанно приятным на ощупь.
В груди Виктории таяли отголоски смеха.
– Что с тобой? – почти жалобно повторила Клер.
– Все хорошо, милая, просто я кое-что решила!
– Что? – не без опаски спросила Клер. С Тори станется: могла решить уйти в монастырь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});