Читать интересную книгу Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - Рафаэль Сабатини

Какое-то время царило полное молчание, и вдруг Лайонел Тресиллиан с глухим стоном откинулся на высокую спинку стула. Казалось, силы изменили ему.

Светлые глаза загорелись жестокой усмешкой и остановились на молодом человеке.

– Вижу, – произнес Сакр-аль-Бар глубоким голосом, – что уж вы-то, по крайней мере, узнали меня. Я не сомневался, что могу положиться на братскую любовь, ведь ее проницательный взгляд узнает меня, несмотря на следы испытаний, изменивших мои черты.

Сэр Джон с проклятием встал. Его смуглое худое лицо пылало. Розамунда, застыв от ужаса, продолжала сидеть, судорожно вцепившись в край стола и устремив испуганный взгляд на сэра Оливера. Теперь они тоже узнали его и поняли, что все происходящее – отнюдь не маскарад. Сэр Джон ни минуты не сомневался, что задумано нечто ужасное, но не догадывался, что именно. То был первый случай, когда берберийских корсаров видели в Англии: их знаменитый набег на Балтимору в Ирландии произошел через тридцать лет после описываемых здесь событий.

– Сэр Оливер Тресиллиан! – задыхаясь, выкрикнул Киллигрю.

– Сэр Оливер Тресиллиан! – словно эхо, повторил лорд Генри Год и весьма выразительно добавил: – Клянусь Богом!

– О нет, не сэр Оливер Тресиллиан, – прозвучало в ответ, – перед вами – Сакр-аль-Бар, гроза морей, ужас христианского мира, отчаянный корсар, в которого ваша алчность, лживость и предательство превратили того, кто некогда был корнуоллским джентльменом. – И сэр Оливер широким жестом указал на всех, сидевших за столом. – Я явился сюда с моими морскими ястребами, чтобы предъявить вам счет. Срок платежа давно истек.

Описывая эту сцену, виденную им собственными глазами, лорд Генри рассказывает, как сэр Джон бросился к стене, увешанной оружием, как Сакр-аль-Бар рявкнул по-арабски одно-единственное слово и полдюжины гибких мавров набросились на рыцаря, точно борзые на зайца, и, несмотря на отчаянное сопротивление, повалили его на пол.

Леди Генри вскрикнула; что же касается ее супруга, то он, по всей видимости, либо воздержался от каких-либо действий, либо из скромности умолчал о них. Розамунда с побелевшими губами продолжала смотреть на происходящее, в то время как Лайонел не выдержал и закрыл лицо руками. Каждый из них ожидал увидеть некое кровавое, леденящее душу деяние, осуществленное с тем же хладнокровием и бесчувственностью, с какими сворачивают шею каплуну. Но этого не произошло. Корсары всего лишь перевернули сэра Джона вниз лицом, скрутили ему руки за спиной и крепко связали. Выполнив свою задачу с редким проворством и в полном молчании, они оставили его.

Сакр-аль-Бар наблюдал за ними, и в его глазах горела все та же мрачная усмешка. Затем он вновь заговорил, указав на Лайонела, который вскочил, объятый страхом и издавая какие-то нечленораздельные звуки. Гибкие смуглые руки, как клубок змей, обвились вокруг обессилевшего тела молодого человека, подняли его на воздух и повлекли вон из комнаты. Когда Лайонела уносили, его лицо на мгновение оказалось рядом с лицом брата, и глаза отступника, словно два кинжала, впились в побелевшие черты, являвшие собой подобие маски запечатленного ужаса. И тогда, по мусульманскому обычаю, сэр Оливер хладнокровно плюнул в это лицо.

– Прочь! – проревел он, и тут же в толпе корсаров, запрудивших холл, образовался проход; он поглотил Лайонела и скрыл его от тех, кто остался в комнате.

– Какое кровавое злодеяние вы замышляете? – в негодовании воскликнул сэр Джон.

Он поднялся с пола и угрюмо стоял со связанными за спиной руками, но не теряя чувства собственного достоинства.

– Вы убьете своего брата так же, как убили моего? – То были первые слова Розамунды, и, произнося их, она встала и выпрямилась.

Легкий румянец оживлял белизну ее щек. Она увидела, как дрогнули веки Оливера, увидела, как гнев сбежал с его лица и на какое-то мгновение на нем появилось спокойное, почти недоуменное выражение. Затем Оливер вновь помрачнел. Вопрос Розамунды пробудил в нем глухую ярость и заставил изменить намеченный план. После ее выпада он счел унизительным для себя приводить объяснения, уже готовые сорваться с его уст, объяснения, ради которых он оказался здесь.

– Кажется, вы любите это… ничтожество, этого мерзавца, который был моим братом? – усмехнувшись, сказал сэр Оливер. – Интересно, будете ли вы так же любить своего жениха, когда получше узнаете его. Хотя, клянусь, меня уже ничто не удивит в женщине и ее любви. Да, очень хотелось бы посмотреть. – Он рассмеялся. – Пожалуй, я не откажу себе в этом удовольствии и не разлучу вас. По крайней мере – на время.

Он почти вплотную подошел к Розамунде.

– Следуйте за мной, сударыня, – приказал он, протягивая ей руку.

Похоже, что именно последнее заявление сэра Оливера и подвигло сэра Генри на действия, заведомо обреченные на неудачу.

«При этих словах, – пишет он, – я бросился между ними, чтобы прикрыть ее собой. „Собака! – вскричал я. – Собака, страданиями искупишь ты свои отвратительные деяния!“ – „Страданиями? – передразнил меня сэр Оливер и расхохотался. – Я уже достаточно страдал. Потому-то я и вернулся сюда“. – „Тебя ждут еще большие страдания, о ты, исчадие ада! – предупредил я его. – За свои преступления ты понесешь заслуженную кару. Это говорю тебе я, и Бог мне свидетель“. – „От кого же, да будет позволено спросить?“ – „От меня!“ – крикнул я, ибо к тому времени уже пребывал в состоянии неподдельного гнева. „От тебя? – усмехнулся он. – Так это ты собираешься поохотиться на Морского Ястреба? Ты, жирная куропатка? Прочь с дороги! Не мешай мне!“».

Согласно дальнейшему повествованию лорда Генри, сэр Оливер что-то произнес по-арабски, и мавры, схватив нашего хрониста, привязали его к стулу.

После пяти долгих лет сэр Оливер вновь стоял перед Розамундой, понимая, что не было за все это время мгновения, когда бы он не верил в их встречу.

– Идемте же, сударыня, – твердо повторил он.

Взгляд ее голубых глаз на мгновение с ненавистью и отвращением остановился на нем, и вдруг с быстротой молнии она схватила со стола нож и замахнулась на сэра Оливера. Но его рука впилась в ее запястье, и нож выпал, не достигнув цели.

Тело Розамунды сотрясли рыдания, давая выход ее ужасу перед едва не содеянным и перед человеком, остановившим ее руку. Ужас был столь велик, что силы Розамунды наконец иссякли и она без чувств упала на грудь сэра Оливера.

Инстинктивно он принял молодую женщину в свои объятия, вспоминая тот вечер, когда пять лет назад она так же лежала на его груди – там, над рекой, под серой стеной Годолфин-Корта. Какой пророк мог бы предсказать ему тогда, что в следующий раз он будет держать ее в объятиях при таких обстоятельствах? Все происходящее было слишком дико и невероятно, слишком напоминало фантастические видения больной души. Но то была действительность, и он вновь прижал Розамунду к своей груди.