но поняв, что убедительного объяснения у него попросту нет, неожиданно нашёл выход из неловкого положения в ответном вопросе: — Неужели вам самому не любопытно, существует ли связь между ним и вашим отцом?
Видимо вопрос попал в цель, потому что Котовский задумался, а потом, хоть и с оговоркой, но таки дал добро на экскурс в свою родословную.
— Что ж, давайте поворошим семейное прошлое! Не думаю, что результат вас удовлетворит, и всё же попробуем! — сказал сын легендарного комкора, и без отлагательства начал: — У моего деда Ивана Николаевича Котовского было шестеро детей. Отец был первым мальчиком среди них. Но о его братьях и сестрах, мне практически ничего неизвестно, кроме того, что они стали подданными Румынии. Да и это неточно… — и как бы оправдывая свою полнейшую неосведомлённость на сей счёт, напомнил: — Сами понимаете, Первая мировая, крушение империй, революции… Где уж тут отследить судьбы отдельных людей? Признаюсь, мне даже имена моих дядюшек и тётушек неизвестны…
Чтобы скрыть разочарование, Кузин понимающе покивал, подумав: чего и следовало ожидать. А на что ты, собственно говоря, рассчитывал? — спросил он себя. Страшно даже представить сколько лет прошло, и при всём уважении, сын Котовского — в этом смысле источник информации не слишком надёжный, хотя бы уже потому, что ему было всего два года, когда отца не стало. Откуда ему располагать сведениями об отцовской родне, когда он о нём самом-то если что и знает, то лишь по рассказам матери?
Как говорится, что есть, то и есть, даже если ничего нет, невесело подытожил Кузин. Начло оптимизма не вселяло. Однако сдаваться он не спешил.
— Ну, с этим мы разобрались, — без восторга констатировал сыщик и спросил в лоб: — Вам случайно не известно, не было ли у вашего отца… — щадя сыновние чувства, Алексей Борисович постарался смягчить формулировку, — …внебрачных детей?
Как ни странно, Котовский отреагировал довольно спокойно.
— У отца, как вам наверняка известно, была бурная молодость, в которой находилось место многим женщинам, так что ничего исключать нельзя. Но после того, как они с мамой поженились, едва ли… — Григорий Григорьевич отрицательно помотал головой и пояснил, почему он так считает. — На протяжении многих лет в нашем доме часто бывали бывшие «котовцы». И я, будучи уже подростком, слышал от них, насколько трепетно отец относился к маме, хоть, она и не была яркой красавицей. Говорили, что он как бы нашёл в ней свою мать, которой лишился в раннем детстве… По их мнению, мама давала ему ощущение семейного уюта, что ли, и он этим крайне дорожил.
Весомый аргумент, вполне серьёзно воспринял столь хлипкий на первый взгляд довод Кузин. При том образе жизни, какой вел Котовский-старший, неудивительно, что ближе к сорока его с тало посещать желание, обрести тихую гавань. Похоже, что в лице Ольги Петровны он таки её обрёл. Однако, я в своих изысканиях по-прежнему не сдвинулся с мёртвой точки, напомнил себе Алексей Борисович.
— А из прямых потомков только я и Лёля… Сестра Елена Григорьевна. Она — филолог. Живёт в Киеве. Преподаёт русский язык и литературу в Киевском госуниверситете… — пояснил Григорий Григорьевич, после чего снова взял в руки фото «Беса» анфас и присмотрелся: — Ему лет тридцать пять было, насколько я могу судить?
— Точно не скажу, но что-то около того, — подтвердил Алексей Борисович.
— Стало быть, чисто теоретически, он мог быть моим или её сыном, — принялся рассуждать Григорий Котовский-младший. — У меня дочь Мария от первого брака. Одна-единственная. Наследники мужского пола отсутствуют как класс. Лёля была замужем. Развелась. У неё сын. Тоже единственный, и тоже Григорий… — добродушно усмехнулся он. — В честь нашего отца, разумеется. Но вряд ли Гриша может представлять для вас интерес. Да вы сами можете убедиться.
Котовский кивнул на стоявшее на столе фото, оправленное в грушевую рамку. Снимок запечатлел пожилую женщину и мужчину лет сорока на фоне памятника Богдану Хмельницкому в Киеве.
— Это — Лёля, — указав на женщину, пояснил учёный. — А рядом с ней мой племяш и тёзка Григорий Вадимович Пащенко. Сами видите, в нём от бати нашего вообще ничего нет! Не в нашу породу пошёл! — Усмехнулся Григорий Григорьевич.
Не поспоришь, вынужден был признать его правоту Кузин. Долговязый — на голову выше матери — худощавый, и ничего в его скуластом лице не напоминало даже Елену Григорьевну, не то что деда… Где уж его на «Беса» примерять, вздохнул Алексей Борисович.
— Что ни говори, а удивительная штука — наследственность! — пустился в рассуждения Котовский. — Я-то ладно… На отца стал смахивать, только когда полысел. Лёля — другое дело. По ней всегда понятно было, что папина дочка… А сын её, сами видите! — он снова кивнул на фотографию сестры и племянника, а затем перевёл взгляд на снимки, принесённые Кузиным: — В то же время какой-то уголовник — практически копия Григория Иванович Котовского! — едва ли не с досадой закончил он.
На это трудно было что-либо возразить. Если между братом и сестрой Котовскими усматривалось несомненное сходство с отцом да и друг с другом — невысокие, плотные, круглолицые, — то внучатый племянник совершенно выпадал из ряда. Зато, «Бес» как будто под копирку сделан. Копия… Копия? Алексей Борисович задумался: а что если..? Да нет! Совсем уж полный бред… И всё же решился.
— Возможно вам покажется это ересью, но рискну спросить: вы, как индолог, верите… в реинкарнацию? — осторожно осведомился Алексей Борисович, которому вовсе не улыбалось выглядеть в глазах Григория Григорьевича идиотом. Однако поняв, что вопрос вышел каким-то скомканным, Кузин изъяснился совсем уж конкретно: — Словом, допускаете вы мысль, что умерший человек, может родиться заново?
Григорий Григорьевич лишь неопределённо хмыкнул.
— Понимаю, о чём вы… Хорошую религию придумали индусы, что мы, отдав концы не умираем насовсем? Только вот пунарджанма — это нечто иное.
— Пунар… джанма? — не без усилия по частям повторил заковыристое незнакомое слово сыщик, вопросительно уставившись на учёного.
— В переводе с санскрита — перевоплощение или, если угодно, возрождение, оно же переселение душ. Иначе говоря, та самая реинкарнация… — пояснил Котовский. — Пунарджанма — одно из основных понятий индуизма. Плоть человеческая обречена на смерть. Бессмертная же сущность живого существа не просто перемещается снова и снова из одного тела в другое, но с каждым перевоплощением она эволюционирует. В каждой новой жизни развивается новая личность индивидуума в физическом мире, но одновременно определённая часть его «Я» остаётся неизменной в череде перевоплощений…
Вероятно, Григорий Григорьевич смекнул, что если он будет продолжать в том же духе, то рискует окончательно запутать гостя, вне всякого сомнения весьма далёкого от индийской