– Ой, спасибо, пресветлая госпожа! – заулыбалась девочка. – Так всех и повещу: мол, мне сама госпожа Мегана сказала!
– Повести, повести, – волшебница осторожно погладила её по голове. – Повести обязательно.
Девочка церемонно поклонилась, как принято было кланяться священнику, и, таща за собой спотыкающегося малыша, мелкой рыбёшкой скользнула через толпу – только и мелькнула пара длинных косичек.
«Мы их прогоним, – повторила про себя чародейка. – А если нет – обещаю тебе и твоему братику: вы ничего не почувствуете и ничего не увидите. Вы просто заснёте, крепко-крепко, и последний сон будет чист и прекрасен, как весенняя заря. Живыми вы им не достанетесь. Как и я».
…Селение под названием Левые Зыбуны кишмя кишело народом. Большинство – бежавшие из Аркина и его окрестностей, иные пришли из Эгеста, его южных областей, когда через них проходила маршем мёртвая армия некроманта Неясыти. Множество людей сбились возле церкви, храм переполнился, и народ молился, упав на колени где придётся. Вдруг песнопения пресеклись чьими-то отчаянными вскриками и рыданиями: серая завеса, дотоле приближавшаяся со скоростью размеренно шагающего пешехода, рванулась вперёд двумя рукавами, в несколько мгновений замкнув кольцо вокруг селения.
Собственно, после этого в деревне и началось почти что форменное светопреставление. Только что ожесточённо швырявшие пожитки на телеги люди замирали, остановившимися взглядами упираясь в окружившую их дома мглистую стену, за которой корчилось, извивалось, шелестело, клацало многоногое, многожвальное воинство. Мегана видела, как твари со всего размаха бросались на серый занавес, бились, словно рыбы в сети, тщась разорвать отгородившую их от людей завесу; и преграда мало-помалу поддавалась, истончалась, становясь почти прозрачной. То одна, то другая бестия с размаху бросались вперёд, впечатывая уродливые морды в серое нечто, отпрыгивали с воем, словно от боли, но попыток не оставляли.
Люди в Левых Зыбунах молились, громко призывая Спасителя. Кто-то выл, не хуже чудовищ за серой мглой, кто-то прилюдно каялся в грехах, кто-то, несмотря ни на что, тащил за волосы визжащую женщину – прилюдно кающийся только что признался, что имел с нею «грех».
Настоятельница, надо отдать ей должное, сумела взять себя в руки – ходила среди молящихся, присаживалась рядом, обнимала за плечи, что-то шептала, поминутно осеняя себя знаком Спасителя и многозначительно указывая пальцем в такие бестревожные и мирные небеса.
Эфраим угрюмо стоял рядом с Меганой, завернувшись в плащ и накинув капюшон. «Да, тебе-то ничего, – невольно подумала волшебница, – взлетел – и всё, свободен…»
Стены серой хмари поднимались высоко в небо, но всё-таки не до самого звёздного купола, крылатое существо могло спастись. Чародейка поискала глазами в толпе давешнюю девочку – вон она, вместе с братцем, послушно стоит на коленях рядом с истово молящейся матерью.
Наверное, Эфраим смог бы вынести их отсюда, пришла мысль. Пусть не всех, но хотя бы детей… перелететь с ними через завесу. Смог, если бы для этих селян вампир – не был едва ли не хуже самой Западной Тьмы. Здешние пахари скорее отдадут детишек скапливающимся за чертою бестиям, чем позволят «кровососу» улететь вместе с ними.
Серая мгла удерживала тварей Тьмы в клетке, пусть не очень надёжной, но всё же удерживала. До срока, и – чувствовала Мегана – этот срок стремительно истекал.
Ну что, хозяйка Волшебного Двора, помнящая ещё времена «передачи посохов»,[1] пришёл твой черёд? Дать бой, несмотря ни на что. Быть может, бесполезный – Анэто прав, если Он явится сюда, не останется ни людей, ни пожирающих их чудовищ – но я намерена его выиграть. Каждый прожитый миг – уже победа. Победа над всеми этими «иномировыми сущностями», самыми настоящими вампирами, по сравнению с которыми старый Эфраим – сущий агнец, образец смирения и добродетели.
Вокруг чародейки образовалось пустое пространство – на неё почти не обращали внимания, люди готовились к «последнему суду», как гласило священное предание.
Едва державшийся на ногах священник показался из церковных дверей, трясущейся рукой раздавая благословения рванувшимся к нему. Мегана вздохнула – ещё совсем недавно она тоже принадлежала к «чадам Спасителя», внимала проповедям, старательно читала писание… в другой жизни, совсем другой.
Замкнувшаяся вокруг деревни серая завеса, однако, совсем перестала приближаться. Чёрные твари бесились извне, давили и рвались, но преграда держалась и держалась.
Священник обходил коленопреклоненные ряды, осеняя паству знаком Спасителя. Когда, описав круг, настоятель оказался совсем рядом с Меганой, чародейка, чтобы не навлечь на себя гнева толпы, тоже склонила голову.
Склонила, и потому пропустила момент, когда, словно повинуясь набравшему силу молитвослову, серая завеса прогнулась под отчаянным натиском – на неё разом бросился целый сонм чёрных тел – и лопнула.
Мегане почудился пронёсшийся едва слышный стон – словно женщины в родовых муках.
Чёрный поток ринулся вверх по склону, топча живые изгороди и опрокидывая плетни. Песнопение пресеклось, сменившись воплями ужаса, однако священник только взмахнул руками, сам заведя канон в полный голос – и оцепеневшие люди подхватили.
Эфраим выразительно взглянул на чародейку. Мол, если ты решила драться, сейчас самый для этого подходящий момент. Или же пора, гм, как бы это помягче выразиться – пора уносить ноги.
Мегана только улыбнулась. Лёгкая теплота из души так и не уходила, слова Анэто катались внутри, точно мягкие шарики, и очень хотелось взлететь. Вот просто взять – и воспарить над этой землёй, неважно, духом, призраком или крылатым существом. Сейчас она казалась себе всемогущей. Твари? Бестии? Монстры Тьмы? Что ж, чем больше, тем лучше! Настало время хозяйке Волшебного Двора показать себя во всей красе.
Ничего особенного. Это просто прорыв Тьмы. Тот самый, которого так боялся Белый Совет, распихав наблюдателей по всему Старому Свету, за исключением лишь Империи Клешней – чтобы, упаси Спаситель, не пропустить.
Чего тут бояться? Ведь это просто смерть. Самое банальное и обычное, что только случается в жизни.
Бегите, бегите быстрее. Вы просто морок, обрывок ночного тумана, случайно занесённый в дневные пажити. Вы истаиваете на свету, несмотря на все устрашающие атрибуты, а может, именно благодаря им.
Идите ко мне, ведь вы устали от собственной злобы. Она распирает вас, это единственное, что вам оставил неведомый создатель. Отними у вас злобу – и не останется вообще ничего.
– Государыня… – едва шевеля губами, проскрипел рядом Эфраим. Вампиру, похоже, очень не хотелось расставаться даже с его нынешней не-смертью и не-жизнью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});