Ламия визжала от боли неприлично, как недорезанный поросёнок, в поисках защиты от всесжигающего пламени постоянно норовила прижаться к орудующему Водой волшебнику и то и дело мешалась под руку. Дважды она лёгким дымком испарялась в неяркой вспышке, когда огонь пробивал защиту волшебника. Но каждый раз Валлентайн устало, содрогаясь от хлещущих ударов, вновь и вновь упрямо поднимался на ноги, и каждый раз из небытия возвращалась рыжая, угрюмая и грязно ругающаяся красотка.
Над волшебником снова задрожал знак Воды, мягко серебрящийся лунным светом. Казалось бы, положение безнадёжно - однако где-то там, в благословенной дали, в ладони матери вдруг тревожно заколыхался глоток лунного серебра, который облепили семь огненных мошек. Тревожно нахмурились брови женщины, и она легонько подула в толику колышащейся в руке воды, отгоняя мошкару…
Пошла потеха! Волшебник остервенело хлестал своим водяным смерчом во все стороны, не разбирая ничего, и совершенно на голых инстинктах реагируя на легчайшее движение и малейший огонёк, пока его не привёл в себя голос ламии и её ласковые, отвлекающие даже от неистового упоения битвы прикосновения…
- Уймись, бешеный - ты уже звёзды гасить начал! - рыжая и изрядно закопчённая красотка нежно, чуть ли не по-сестрински прикоснулась к щеке манящими и сладкими устами.
Что ж, когда грохочет боевая магия, женщины молчат. Но когда женщины начинают говорить, грома битв становится попросту не слышно… Валлентайн опустил занемевшую руку, по-прежнему не выпуская из повиновения почти вскипевшую Воду. Единственный уцелевший глаз лопнул от жара, когда один из барлогов внезапно обрушил огненный дождь в тот самый момент, когда волшебник отбивался сразу от троих насевших с разных сторон бестий. И теперь он пристально, недоверчиво, вдруг расширившимся до неведомых пределов магическим восприятием исследовал всё вокруг, не встречая никакого препятствия…
Как они выбрались из огромного круга почерневшей от жара, запёкшейся почвы, в центре которой медленно остывало озерцо раскалённой лавы - всё, что осталось от барлогов - Валлентайн помнил весьма смутно. Если поначалу он кое-как ещё ковылял, опираясь на оказавшийся чудом неповреждённым посох и двигаясь только на остатках ещё не схлынувшего боевого азарта и какой-то гордости победителя, то потом он вдруг осознал себя лежащим безвольным кулём и едущим на спине ламии. Рыжая искусительница оказалась не то чтобы неимоверно сильной, просто несколько не чужда магии, а потому транспортировала свою ношу хоть и не быстро, но бережно и умело.
- Ну же, глупый, не вороти нос, - в запёкшиеся коркой вскипевшей крови губы ткнулась великолепной формы грудь девицы с вызывающе торчащим соском. Эх, при других бы условиях поцеловать такую…
Но волшебник понял. На остатках соображения он разодрал непослушные губы. Чуть не сгорая от стыда, что царапает столь нежную и восхитительную кожу, он потянулся к источнику и добыл несколько капель оказавшегося тёплым и полузабыто-сладким молока…
Под низко нависшими хмурыми тучами неспешно двигался небольшой караван. Всё так же уныло и равномерно позвякивал единственный колокольчик, всё так же заунывно посвистывал жаркий ветер. И точно так же, как и вчера, и месяц, и год назад, похрустывал песок и камешки под копытами. Однако теперь во всё это вплелась какая-то новая и восхитительно пьянящая нотка.
Полночи где-то неподалёку, за каменистой грядой, бесновалась огненная буря. И даже несколько раз с стой стороны прилетали раскалённые до малинового свечения камни и какие-то вонючие ошметья. А утром в расположившийся на ночлег клан кочевников прискакала рыжая и нестерпимо красивая ламия. Оглядев обжигающим смеющимся взглядом стойбище, бестия сразу вычленила кривого Ахмета. И теперь вождь, привычно ёрзая на спине своего тощего осла, с бешеными глазами недоверчиво ощупал тщательно упакованный в драную холстину ветвистый узловатый посох.
- На него магик положил знак Воды, - сообщила беззаботно пританцовывающая, несмотря на не по-утреннему обжигающий зной, ламия. - И там, где ты воткнёшь его, забъёт неиссякаемый источник…
Старый вождь ещё раз озабоченно прикоснулся к ветхой материи, ощутив под ней успокаивающее течение Силы. Да, та заброшенная и высохшая до каменистого звона долина будет в самый раз. Сколько можно скитаться - коль скоро никто не предъявил на то место своих прав, там и можно будет обосноваться. Ещё и переманить на свою сторону в новый оазис парочку совсем уж обнищавших семей, что болтаются по окрестностям. Да выкопать наконец прадедовскую ухоронку и правильно её израсходовать - если золото слишком долго в земле лежит, то к нему обязательно злые духи привяжутся, если не эльфы или херувимы.
И даже Зульфия не стонет - весь небольшой клан словно почувствовал исходящую от вождя спокойную и горделивую уверенность. Надежду в завтрашнем дне - ведь и завтра, и послезавтра всё будет чудесно. И теперь, с самого утра Ахмета преследовало светлое и совершенно дурацкое ощущение, что непременно случится что-то к лучшему.
Как хорошо, что мальчишка украл воду…
- Когда маменька принесла обгоревшего чернокнижника в пределы нашего Священного Круга, всё племя собралось, чтобы забросать её камнями и изгнать - каковы бы ни были заслуги, но чужакам туда вход закрыт, - Ариэла дробно топотала копытцами по просёлочной дороге, и этот звук таким чудным образом переплетался с солидным топаньем чёрного жеребца, что тот в удивлении косился на диковинную спутницу.
- Однако маман оказалась умнее всех - на глазах у моих соплеменниц она напоила человека собственным молоком и объявила своим сыном, - ламия чуть замедлила шаг, чтобы приотстать от вроде бы равнодушно трусящего впереди гнедого коня с оказавшимся столь неординарным седоком.
Тэлль задумчиво перевела взгляд в спину всадника с обозначившимся меж лопаток тёмным ручейком пота. Да уж, непростой этот чернокнижник. Тёмную сторону Силы отходил как следует, но и светлую не приветствует… и она вернулась к окончанию рассказа ламии.
- И оказалось, что закон предков нарушить никто не осмелился. Потому лечили человека все наши целительницы и владеющие магией - тщательно, как одну из дочерей, - взор Ариэль блеснул сполохами внутреннего огня, а на прелестных губах мелькнула мечтательная улыбка. - Потому с тех пор и неприкосновенен - он теперь один из нас…
И из дальнейших слов эльфка с удивлением узнала, что на следующее утро прилетал посланец светлых богов. Весь важный из себя, с блистающими крылами и полыхающим огненным жаром мечом в руке. Как поглядел он на место битвы, так и перекосоротился весь. Однако ж и пикнуть не посмел - прорыв тёмных сил закрыт. И неважно какими методами, так что всё честь по чести. Переговоры, кстати, вместе с первой воительницей и жрицей вела и маменька - да так, что архангел потом весь день и всю ночь блаженствовал в её объятиях, а потом улетел довольный и счастливый как мальчишка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});