Тень пробежала по моему лицу. Когда я открыл глаза, я увидел Ауль. Она лежала рядом со мной, смотрела на меня с восторженной улыбкой. «Теперь я вижу, что ты действительно здесь. Сотни раз я разговаривала с тобой во сне. Когда я проснулась, я боялась, что все может оказаться всего лишь сном. Еще никогда в своей жизни я не видела таких чудесных снов, и никогда еще пробуждение не было так прекрасно.»
— Это не сон, Звездочка, я действительно здесь. Прежде у меня был повод считать все фантастическим сном. Но на деле именно реальность безумна. Когда ты сможешь установить связь с Ме?"
— Когда-нибудь он даст мне об этом знать. Мы должны потерпеть.
— Потерпеть, — недовольно пробурчал я, — для твоего Ме несколько тысяч лет не играют никакой роли.
— Так долго это не продлится. У тебя такое серьезное лицо — что с тобой?
Я не ответил. Мои мысли преодолевали пространство и время, снова и снова возвращались обратно на Землю.
— О чем ты думаешь?
Замешкавшись, я ответил: «О дожде».
— Что такое дождь?
— Дождь это дождь, вода, которая образуется в атмосфере. Летом, когда очень жарко, облака иногда трескаются и выливают свою воду на землю. Это дождь.
— Разве это не неприятно? От этого можно промокнуть…
— Ты знаешь, что у нас четыре времени года?"
— Я установила это посредством расчетов, но я не имею об этом никакого представления.
— Весной природа пробуждается, все наполняется запахом цветущих растений. Затем идет лето, становится так же жарко, как в инкубаторе твоего спутника. За ними — весна и зима. Зимой осадки выпадают в виде снега. Тогда можно кататься на лыжах или санках и делать снеговиков…
— Снеговиков? Ты хочешь сказать — роботов?
Я объяснил ей это, рассказал о моем городе и моей квартире и о тысяче мелочей. Ауль не могла наслушаться. Мне пришло в голову, что предстояло рождество. К чему этот душевный террор, подумал я, когда-нибудь я должен вернуться обратно, опять же какой ценой. «Ауль, возможно, твой Ме забыл о заявке?"
— Ме никогда ни о чем не забывает, — уверенно сказала она.
— Будем надеяться.
Я встал. Вальди снова раскапывал мышиную нору.
Когда свет погас и ее отец улегся спать, мы совершили прогулку по лабиринту туннелей. Матовое свечение освещало проходы. Мы взяли с собой Вальди. Он был привязан на узел, дергал поводок и обнюхивал гладкие каменные стены. Нашей целью была обсерватория, которая находилась рядом с нами. Ауль однако выбрала окольный путь, ей доставляло удовольствие постоянно заводить меня в новые катакомбы. Я давно потерял ориентировку.
— Разве здесь не чудесно? — воодушевлено спросил он. — Здесь можно даже услышать тройное эхо. Он приложил ладони ко рту и крикнул: «Голос, вернись ко мне!
Голос вернулся и пробудил в Ауль детскую радость. В ее невинной игре было что-то трогательное. Я тоже должен был что-нибудь крикнуть. После коротких размышлений я крикнул: «Как быстрее всего добраться до Земли?»
Мой вопрос трижды вернулся обратно, но ответа не было.
У Ауль постоянно были новые идеи. Как-то ей непременно захотелось узнать, кто из нас двоих выше ростом. Мы играючи немного поспорили об этом, затем она встала на цыпочки рядом со мной и крепко держалась за меня, когда потеряла равновесие. Мы стояли словно два сросшихся дерева. Когда мы поцеловались, она выронила поводок. Вальди убежал.
— Любишь ли ты меня больше чем своих наложниц на Земле? — хотела она знать.
— Намного больше, — сказал я.
Она прижалась ко мне. «Скажи это еще раз», попросила она.
Я выполнил ее желание, сменил тему.
— Зачем Ме велел проложить эти кротовьи норы? Но точно не для того, чтобы ты слышала здесь с их помощью свое эхо…
Мое любопытство отвлекло ее.
— За этими стенами находятся лаборатории и регенерационные помещения для роботов.
Мне хотелось поближе познакомиться с бытием электронных манекенов. Ауль повела меня в одно из таких помещений. Жужжание и журчание ударило мне в уши, я ничего не мог видеть. Собравшимся здесь свет был не нужен. Сначала Ауль позаботилась о достаточном освещении. Жужжание и журчание приглушились.
В первый момент картина, которая открылась передо мной, шокировала меня. Здесь находилось примерно двадцать роботов, я думал, что вижу перед собой Фритцхена в двадцати экземплярах. Большая часть из них сняла с себя оболочку. В их внутренностях было видно сложное сплетение волокон и электронных элементов. Сумерки делали декорацию еще призрачней. Она напомнила мне старую сценку, которая изображала сеанс спиритизма. Некоторые роботы отличались от своих коллег розовыми трико.
Чтобы поприветствовать нас, все манекены закивали своими стеклянными шлемами, если только они уже не были демонтированы. Один поклонился настолько сильно, что у него при этом — вечный дух подчинения — вывалилось реле из открытого грудного щитка и загремело по полу. Сейчас я бы лучше повернул обратно.
Ауль разрешила им продолжить приступить к своей работе. Жужжание сразу же возобновилось.
— Эти в розовом трико относятся к комиссии технического контроля, — объяснила она мне, — некоторых программируют для внешней службы. Они должны полететь к Урану и провести бактериологические исследования…
— К Урану, — уважительно повторил я. Я наблюдал за тем, как один из розовых касался представителя своего вида иглой. Сразу после этого на табло загоралась надпись, странные знаки, которые я уже видел несколько раз. Из манекена, над которым проводилось действие, было что-то извлечено, другой установил что-то. При этом они всякий раз издавали необычные звуки. Это прозвучало один раз как «ЭСДА», в другой раз как — «АЙДИ».
Я спросил Ауль о значении этих звуков. Это трудно перевести, объяснила она, потому что речь идет о символах. Можно было, несколько искаженно, истолковать одно как «ав», другое «ив», что могло означать примерно это: для внешних применений и для внутренних применений. При этом играет роль также степень износа определенных функциональных узлов.
Когда мы покинули помещение, жужжание и бормотание снова затихло. Я почти что не закричал во все горло: «Продолжайте!», но я подавил все этот низменный порыв.
Снаружи Ауль объяснила мне, что и мы тоже будем регулярно обследованы. Для этого в нашем распоряжении были двенадцать специально обученных роботов, они относились к личным врачам Ме. Помня о неприятности с Фритцхеном я воздержался от замечания о сгоревшем вблизи «Белого карлика» коменданте. Могло быть так, что он действительно был дематериализован.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});