Читать интересную книгу Резидент свидетельствует - Елисей Синицын

— Понимая неизбежность вашего срочного отъезда в Хельсинки в дни, когда ваша жена находится в тяжелом состоянии, я охотно беру Зою Михайловну под свою защиту на все время вашего отсутствия, — сказала Коллонтай. — У вашей жены я ценю скромность, ум, такт, чего недостает многим женам наших дипломатов, — добавила она.

Не преминула Александра Михайловна дать оценку и моей скромной работы в Стокгольме.

— Ваша помощь по подготовке и проведению конфиденциальных переговоров с финнами и шведскими представителями о капитуляции Финляндии и подписании перемирия с ней была для меня незаменимой, о чем я сообщаю председателю Союзной Контрольной Комиссии по Финляндии Андрею Александровичу Жданову, — и вручила мне запечатанный конверт.

Жена Зоя и старший сын Игорь. Середина 40-х годов

Мы тепло распрощались. Она уезжала в санаторий под Стокгольмом на несколько дней.

Во второй телеграмме по линии разведки за подписью Фитина сообщалось о назначении меня резидентом в Финляндии и приказывалось немедленно вылететь в Хельсинки для организации встречи председателя СКК Жданова Андрея Александровича на уровне, соответствующем его рангу. В телеграмме сообщалось также, что моя работа, как и всех работников резидентуры, должна быть направлена на выполнение задач, стоящих перед разведкой и СКК — Союзной Контрольной Комиссией (Советской), дислоцированной в Хельсинки. Руководителю ее, Жданову, следует докладывать о проводимой работе и одновременно с этим поддерживать оперативную связь с Центром.

Зарядившись такими указаниями, поехал в больницу, в надежде привезти жену домой, а если не отпустят, рассказать ей о срочной необходимости отлета в Хельсинки. К жене меня даже не пустили. Главный врач сообщил, что она находится в таком состоянии, когда посещения запрещены даже близкими. Мои уговоры не помогли. Этот эскулап отказал в передаче даже записки. С тяжелым сердцем улетал я в Хельсинки.

Наш самолет приземлился на аэродроме недалеко от Хельсинки.

На контрольном пункте аэродрома работал немолодой офицер-пограничник, которому я вручил свой паспорт. Он взял его равнодушно, без всякого внимания, но через минуту лицо его просветлело. Профессионально окинув меня взглядом, он пришлепнул печать в паспорт и громко сказал:

— Давно пора. Когда дипломаты вступают в дело, значит, войне конец!

«Неплохая встреча», — подумал я, в третий раз приезжая на работу в Финляндию.

«Неужели финский народ простит своим правителям те жертвы и разрушения, которые страна понесла в «зимней» и в этой войне», — с такими мыслями вступил я на землю наших северных соседей. Как только я вышел из аэропорта, шофер такси предложил сесть в машину, но я не знал куда ехать. Здание представительства было разрушено нашей авиацией, и осталась одна возможность — искать пристанище в какой-либо гостинице. Однако сделал я по-другому. Поехал прямо в МИД Финляндии. Решил сразу объявиться у шефа протокола Хаккарайнена, если война не сдула его с этого света. Скоро я уже входил в приемную шефа протокольного отдела. Секретарша оказалась моей знакомой, много лет работала у Хаккарайнена из любви к нему, но он, зная об этом, не хотел на ней жениться.

Завидя меня, она порывисто поднялась и скрылась в кабинете шефа. Через минуту дверь вновь открылась, на пороге появился маленький, толстенький, с облысевшей головой-грушей Хаккарайнен. Взяв мою руку в две свои, он тепло приветствовал меня с приездом в Финляндию, заявив, что очень рад видеть меня в числе ведущих сотрудников СКК. Заверил, что будет, как и в прошлые годы, делать все, чтобы способствовать сближению наших народов.

— Нас с вами на охоте не убили, — намекнул он на охоту с аграриями в 1940 году, — и на войне не убили, значит, провидение определило нам и дальше продолжать эту работу.

Когда я ему сказал, что приехал прямо с аэродрома и прошу у него приюта, он вызвал машину и повез меня в гостиницу «Торни». При этом он сказал, что там будет жить руководство СКК. В «Торни» уже действовала наша военная администрация, которая тут же выделила для меня довольно большую комнату с расчетом, что в ней может находиться и мой помощник. Там же я узнал, что А. А. Ж данов прилетает в ближайшие дни. Разместившись в комнате, начали с Хаккарайненом разработку протокола встречи.

На аэродром поехали за час до прибытия самолета с расчетом внимательно осмотреть места, где могли быть заложены взрывные устройства.

Оказалось же, что на аэродром уже три часа подряд прибывают самолеты, доставляющие в Хельсинки из Ленинграда полковников и генералов Советской Армии, которые будут оказывать помощь финской армии по изгнанию немцев с территории Финляндии и осуществлять контроль за этим процессом.

С финской стороны на встречу прибыли министр обороны Вальден, его заместители и начальник Генерального штаба.

Самолет запаздывал на час, и встречающие разбрелись по группам. С Вальденом я был мало знаком, но у меня он с давних пор вызывал интерес, как человек, который может помочь мне, не ведая об этом, проникнуть в мощную кастовую группу 20 семейств, управляющих экономикой страны.

Хаккарайнен представил меня Вальдену. Когда я назвал свое имя, он вспомнил меня.

Неожиданно Вальден остановился. Мы стояли и молчали. Наконец, он медленно сдвинулся с места и тихо сказал:

— Перед самой войной мой сын женился на любимой девушке и в первые же дни ушел на Восточный фронт. Там он и был убит. Бога ради, не подумайте, что в этой смерти я виню вас, нет. В смерти сына и других таких же юношей я обвиняю Гитлера и… некоторых наших деятелей…

— Может быть, у вас остался внук или внучка и вам будет легче пережить эту трагедию? — сочувственно спросил я.

— Нет, они мало прожили вместе. После смерти сына невестка покинула наш дом. Надежды на дедовскую радость у меня нет. У меня немалое состояние, но нет близких, кому бы мог оставить его.

— Мне кто-то говорил о вашей картинной галерее, которая включает в себя картины великих мастеров живописи прошлых веков и наших дней. Завещайте ее вашему народу, который будет вечно благодарен вам, — сказал я и добавил: — Наш купец Третьяков завещал Москве свою галерею, и имя его будет вечно жить в народе.

Вальден, достав из кармана визитную карточку, сказал:

— В любое время можете посетить мою галерею, но хотел бы сам в качестве гида ознакомить вас со своими сокровищами.

Я поблагодарил министра за приглашение. Видимо, картинная галерея была настолько дорога ему, что разговор о ней, как мне показалось, отвлек его от мрачных мыслей. В конце беседы он говорил совершенно спокойно.

Я не допускал мысли, что Вальден разговором о гибели сына по вине Гитлера хотел показать себя перед представителем СКК человеком невиновным в участии Финляндии в войне против СССР на стороне немцев. Его исповедь, видимо, была криком души человека, потерявшего сына в войне, к которой он причастен.

Андрей Александрович Жданов прилетел с опозданием на полтора часа. Для встречи был выстроен батальон солдат. Министр Вальден и Жданов обошли строй. Жданов громко по-фински поприветствовал солдат, те прокричали: «Благодарим!» и прошли строем. Простившись с финнами, глава СКК отбыл в свою резиденцию.

Обустройство аппарата СКК заняло несколько дней. Это время я решил использовать для ознакомления с документами о перемирии, которые будут являться основой наших правовых действий в стране, а также встретиться с некоторыми своими источниками, и в первую очередь с Ахти, Адвокатом и Монахом, чтобы при первой ознакомительной встрече с генерал-полковником Ждановым я мог проинформировать его о положении в стране.

О Жданове я знал немного. Среди коммунистов было известно, что он, любимец Сталина, руководит идеологической работой в партии и считается третьим лицом в государстве.

В 1939 году Жданов, по поручению Сталина, вместе с Куусиненом принимал участие в подготовке «зимней войны» и руководил ею, когда она началась. Невольно я сделал вывод, что Жданов — это второй Куусинен. Если первый дошел только до города Териоки, то второй, Жданов, — добрался до Хельсинки.

Прежде чем идти к нему на доклад, я решил ознакомиться с Соглашением о перемирии, выполнение которого будет проходить под контролем СКК.

Я выписал для себя основные статьи этого Соглашения потому, что за них шла острая борьба на переговорах. В дальнейшем именно эти положения легли в основу Договора о мире, подписанном в 1947 году:

«Ст. 13-я. Финляндия обязуется сотрудничать с союзными державами в деле задержания лиц, обвиняемых в военных преступлениях, и суда над ними; ст. 20-я. Финляндия обязуется немедленно освободить, независимо от гражданства и национальной принадлежности, всех лиц, содержащихся в заключении в связи с их деятельностью в пользу Объединенных Наций, или за их сочувствие делу Объединенных Наций, или ввиду их расового происхождения, а также отменить всякое дискриминационное законодательство и вытекающие из него ограничения; ст. 21-я. Финляндия обязуется немедленно распустить находящиеся на ее территории все прогитлеровские (фашистского типа) политические, военные, военизированные, а также другие организации, ведущие враждебную Объединенным Нациям, в частности, Советскому Союзу, пропаганду, и впредь не допускать существования такого рода организаций».