— Самое главное, установить, какую именно информацию он передал. Это вы должны выяснить во что бы то ни стало.
— Я попробую. Но мне нужно время.
— Сколько?
— Полчаса, не меньше…
— Хорошо. Сообщите ответ в центральную рубку сразу, как только получите результат.
Глеб проснулся сразу, словно от толчка, и несколько секунд лежал не двигаясь, напряженно прислушиваясь. Что-то его разбудило. Не звук. Нет, что-то другое… Он полулежал на откинутой спинке водительского сиденья. Прямо перед ним широкой аркой изгибался пульт, испещренный многочисленными тумблерами и индикаторами. Здесь как будто все было в порядке… И все же он совершенно точно знал, что проснулся от ощущения чего-то постороннего. То, что его разбудило, было здесь, в самой рубке… Он рывком сел и осмотрелся. Рубка невелика для такой мощной машины. Здесь все знакомо, до последней мелочи, и все как будто в порядке.
Не померещилось же ему это! И вдруг он понял. Мертвая тишина царила в машине. Такая полная и глубокая, словно просочилась снаружи, из окружавшего его чужого молчаливого мира… Но земная машина никогда не бывает немой.
Даже если спит водитель, на пульте щелкают счетчики, тикают часы, жужжат неумолчные моторчики курсовых гироскопов, чуть слышно пощелкивают реле в сторожевых устройствах… Этих звуков сейчас не было, словно он проснулся в глубоком космосе. Глеб подумал, что отказали микрофоны скафандра, такое иногда случалось. Он щелкнул пальцами, и звук ударил в шлемофоны громко, как выстрел.
Теперь уже не оставалось сомнений, что-то случилось с самой машиной… Только сейчас он заметил — на пульте не горел ни один индикатор. Этого в принципе быть не могло, потому что часть устройств работала от автономного питания, и даже если встали все генераторы… Он потянул на себя красную рукоятку аварийного освещения, уж она-то должна была сработать в любом случае. Но рукоятка и не думала сдвигаться с места. Он тянул и тянул ее изо всех сил, вкладывая в это чрезмерное усилие всю свою тревогу. Рукоятка не двигалась. Наконец он оставил ее в покое и несколько секунд разглядывал, точно видел впервые. Теперь он действовал осторожно и методично. Через несколько минут стало ясно, что на пульте не сдвигается с места ни один тумблер, ни один рычаг. Глеб достал из поясной сумки отвертку, вставил ее в прорезь винта, державшего щиток пульта, и попытался повернуть. Отвертка хрустнула и обломилась. Глеб почувствовал страх, какой может почувствовать любой человек, проснувшись у себя в доме и не узнав его. Словно машину, пока он спал, подменили. Словно она превратилась во что-то другое, чужое и враждебное ему, как робот… "Довольно мистики! — оборвал он себя. — Надо выяснить, в чем дело, осмотреть машинный отсек, выйти наружу, наконец!" Дверь поддалась легко, хотя он и не ожидал этого. Снаружи все оставалось по-прежнему. Так же безмолвно мерцали бесчисленные световые вспышки, глянцевито блестели ветви и стволы стеклянных деревьев. То, что произошло с машиной, казалось слишком необычным. Глеб понимал, что причину надо искать снаружи. И он не ошибся. Едва луч нашлемного фонаря проник в узкое пространство между полом и днищем, как он понял все. Вернее, почти все. Увиденное не сразу уложилось в сознании.
Пока он спал, машина пустила корни, вросла в пол.
Скорее все же это пол врос в машину десятками переплетавшихся полупрозрачных, толщиной в руку, стеклянных ветвей.
Глеб почувствовал гнев, словно его ограбили. Сварочный разрядник не оставил на стеклянной массе ни малейшей царапины, электрическое зубило сломалось через минуту.
Немного успокоившись, он решил выяснить, удалось ли ветвям пройти сквозь броню и что именно произошло с танком.
В машинном отсеке под пластиком верхнего кожуха поверхность генератора как-то странно поблескивала… Запасная насадка на зубиле обломилась, сняв тонкую стружку пластмассы в миллиметр толщиной. Дальше шла уже хорошо знакомая Глебу стеклянная масса. Она проникла везде, во все механизмы машины, пропитала металл и пластик, сделала неподвижными все механические сочленения, оставив в неприкосновенности лишь двери и кресло пилота, в котором он спал… Видимо, преобразование материала произошло на молекулярном, а может быть, на атомном уровне. У него не было теперь приборов, чтобы это установить. Во всяком случае, материал, из которого раньше была сделана машина, превратился во что-то совершенно другое, а сама машина стала лишь стеклянной глыбой, памятником самой себе… И все это произошло незаметно и тихо, так тихо и так незаметно, что он даже и проснулся не сразу… "Зачем вам это понадобилось? Мы так мечтали о контакте с дружественным разумом, так наивно по-человечески представляли себе эту встречу… Рисовали таблички, писали атомные номера элементов и геометрические теоремы… Желали обменяться знаниями, узнать друг друга, а вместо этого что-то холодное, мертвое тайком, пока я спал, влилось между молекулами моей машины, растворило их в себе… Это ведь тоже может быть средством общения — расплавить в себе, чтобы познать? Отчего бы и нет? Ну и что вы узнали, что поняли, отчего молчите и что мне теперь делать в вашем мертвом, равнодушном мире?" — Глеб! — вдруг позвал его стеклянный голос. Звук был таким, словно одновременно звякнули сотни хрустальных колокольцев. Казалось, он шел отовсюду, от каждой стеклянной ветви.
Вот уже в третий раз за время стоянки на этой планете по кораблю разнеслись сигналы общей тревоги. Снова люди заняли свои места по тревожному расписанию. Снова ожили генераторы защитных полей, развернулись снаружи лепестки дальномеров и пеленгаторов, корабль изготовился к бою и замер в тревожном ожидании.
Теперь достаточно было ничтожной случайности, ошибки или недоразумения, и руки сами собой надавят нужные клавиши, непослушные губы отдадут необходимые команды, и все вокруг затопят реки огня…
"Страх руководит нами… Мы боимся неизвестной опасности, и это хуже всего", — с горечью подумал Ронг. Он занял кресло Глеба в управляющей рубке рядом с координатором.
По тревожному расписанию в случае гибели первого пилота он занимал его место… Глеб, возможно, еще не погиб, а его рабочее кресло уже перешло к нему… Надо что-то сделать, как-то задержать развитие событий…
Пискнул сигнал вызова. На большом экране появилось лицо Кирилина.
— В чем дело? — хрипло, почти недовольно спросил координатор.
— Мне удалось установить, какие блоки Центавра несли основную нагрузку. — Кирилин замолчал, внимательно всматриваясь в их искаженные тревогой лица. Ронг отчетливо слышал звук секундомера на центральном пульте. Ему казалось, что это какой-то гигантский метроном отсчитывает последние, еще оставшиеся им для разумного решения секунды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});