– Это дело находится на контроле у губернатора. У оперативников уже есть подозреваемый. Но в интересах следствия, я не могу назвать вам его имя. Потерпите, и мы вернем деньги нашим уважаемым пенсионерам.
Узнав из теленовостей, что дело об ограблении Пенсионного фонда находится у него на контроле, Французов собрал депутатов законодательного собрания и членов своей администрации на срочное совещание.
– Кем же нужно быть, чтобы покуситься на пенсии? – сказал губернатор, открывая совещание.
– Монстром надо быть, ваше превосходительство! – заявил Пухов.
– Это верно, – сказал Мостовой.
– Как страшно жить, – произнес в тоске Астриль.
На совещании ограбление Фонда было признано преступлением против человечности и приравнено к измене родине.
– Преступление направлено против существующей власти, то есть против вас всех, – заявил Мостовой. – Мои сотрудники полагают, что дерзкий налет на фонд осуществили боевики оппозиционного блока СДРП.
– Кто там у них лидер?! – послышались голоса из зала.
– Службе безопасности многое известно, но еще не все. – Мостовой сознательно не назвал Самсона, берег нервы губернатора. Да и время еще не пришло, чтобы раскрывать все карты. – Пока нам известны несколько человек, которые подходят на роль лидера. Надеялись, что, задержав исполнителей налета на Фонд, мы сможем узнать все имена заговорщиков, но бандиты в женских чулках, увы, еще не пойманы.
– В женских чулках?! – встрепенулся Астриль.
– На лицах, на лицах, – разочаровал его Мостовой. – Вместо масок.
Толстяк Пухов сидел в углу и согласно кивал генералу.
– Страшно подумать, какой опасности подвергался наш уважаемый топ-менеджер, – сказал корнет Печенкин, уже явившийся на службу и приступивший к исполнению обязанностей секретаря Французова.
– Пожалуйста, расскажите все поподробнее, – попросил толстяка губернатор.
– Я уже все рассказал полиции, – застеснялся Пухов.
– Просим, просим! – заголосил зал. Кое-кто зааплодировал.
Пухов, немного смущаясь, рассказал, как его вытащили из постели и под дулом духового ружья отвезли к сейфам в одних подштанниках.
– Знаете, такие простые подштанники на пуговицах и с тесемочками внизу, – объяснил он, стараясь изложить всю историю предельно подробно.
– Боже, что выпускает наша промышленность!.. – воскликнул Астриль. – Не удивительно, что в стране наметился демографический спад. Кто же захочет партнера при таком белье?!..
– Зря волю всем дали, – сказал Ге первый. – Наш климат не располагает людей к воле, народ от воли на морозе дуреет.
– Вот до чего доводит страну коитус! – поддержал брата Ге второй. – Каждый каждому может прикладом в глаз двинуть.
– Не коитус, а консенсус! – поправил его Астриль. – Консенсус, достигнутый нами в процессе обсуждения прав и свобод личности.
– В моей докторской диссертации написано коитус, и никто из рецензентов замечаний не сделал. Вы что, умнее? – Ге первый отмахнулся от навязчивых чертей. – Подождите минутку, я занят!
– Такие огромные деньги, – сокрушался толстяк. – Весь пенсионный фонд!..
– Неужели весь? – щурясь, спросил Антон Антонович.
– Вы что, мне не верите? – возмущенно воскликнул Пухов. – Я, между прочим, пострадал в этом деле. – И вновь продемонстрировал свой синяк, наглядное доказательство страданий.
– Верю, верю, – успокоил его Мостовой. – Согласно сообщениям моих информаторов, на деньги фонда заговорщики хотят приобрести оружие.
– Так арестуйте их всех! – потребовал Пухов, любуясь своим перстнем, навечно впившимся в палец. – Это же так просто.
– Закон не позволяет судить людей за желания, – усмехнулся генерал, – Вот арестовать, скажем, за присвоение ценностей из Оружейной палаты, это за милую душу.
Пухов почему-то побледнел и повернул перстень камнем внутрь. Больше за время заседания он не проронил ни слова.
– По-моему, стоит подключить армию, – сказал Ухтомский. – Это остудит горячие головы боевиков и успокоит бизнесменов, временно проживающих на островах. Они взволнованы происходящим на родине.
Маршал, обычно горячо приветствующий участие армии в делах губернии, взглянул на Мостового и промолчал.
– Бизнесменов мы как-нибудь без армии успокоим, – тихо произнес Мостовой. – У Службы безопасности почти вековой опыт конструктивных соглашений с капиталистами.
В кабинете внезапно стемнело, и губернатор подошел к окну. Над городом нависли черные тучи. Внутри туч клубились и рвались наружу какие-то грозные силы, предвещающие стихийные потрясения.
Губернатор смотрел вглубь этой бездонной черноты, стараясь уловить мгновение, когда от столкновения стихийных сил высечется зигзагообразный разряд. Тут он и возник – ослепляющий, рассыпающийся отростками по всему небу и острым концом пронзающий землю. Французов начал про себя считать: «Один, два, три…» Он поступал так в детстве, когда с тревогой и страхом ждал грома. Досчитал до семи, и в уши ворвался раскатистый грохот. И вслед за громом раздался голос маршала:
– Мои танки стреляют громче. – И с некоторой неуверенностью добавил: – Кстати, пока, как говорится, все дома, прошу финансистов подкинуть армии немного денег. Очень нужно.
– Зачем? – в один голос воскликнули Замятьев и Загладьев.
– Пусть будут.
– Зачем? – продолжали терроризовать маршала Замятьев и Загладьев. Наглость гражданских чиновников зашкаливала, и рука маршала непроизвольно потянулась к сабле.
– Это военная тайна, – спокойно произнес Мостовой, остановив приближающееся смертоубийство. – Армия начинает осваивать космос.
Замятьев и Загладьев притихли – космос! Ну, какие тут могут быть возражения?!
Маршал благодарно взглянул на Мостового.
Поняв, что речь идет о раздаче денег, режиссер Карачумов, не выжидая паузы, встрепенулся и попросил безвозвратную ссуду на открытие сети автоматизированных рюмочных.
– Такие, как когда-то, помните? Бросил в щель целковый, и автомат тебе выдал сто грамм беленькой и бутерброд с селедочкой.
– Браво! – вскричал Ге первый. А черти зааплодировали.
Рюмочная – это вам не космические просторы, тут Замятьев и Загладьев увидели возможность вернуть себе утраченный контроль над финансами.
– На винарни денег нет, – сказал Замятьев.
– И не будет, – заявил Загладьев.
От всей нелепости происходящего губернатору в очередной раз стало тоскливо.
– Все свободны, – сказал он, повернувшись. – А вы, генерал, останьтесь.
– Сейчас пропустим по стаканчику, – сказал своим чертям Ге первый, выходя из кабинета. – Я знаю тут неподалеку тихую и уютную забегаловку.
Оставшись наедине с Мостовым, губернатор долго молчал, отрешенно глядя в окно.
Генерал спокойно ждал, когда губернатор заговорит.
– Скажи, Антон, – произнес наконец Вольдемар Викторович, – ты в детстве грозы боялся?
– Грозы? Не помню. Наверное, не боялся. Я был хулиганистым ребенком.
– А я боялся, – улыбнулся Французов. – Грозы, темноты и стай бездомных собак. Собаки вели себя спокойно, лениво валялись в пыли или, приближаясь, просительно виляли хвостами, но мне казалось, что они могут наброситься и обглодать меня до костей. Боялся, но, завидев стаю, останавливался рядом как завороженный и ждал, когда же они набросятся. Оказывается, страх имеет какую-то притягательную силу. Вот и сейчас… Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? Еще раз повидаться с ясновидцем. – И сам удивился тому, что вдруг вспомнил о маге.
– Могу организовать.
– Нет, не стоит, – сказал губернатор, жалея о том, что позволил себе расслабиться. – Боюсь в нем разочароваться, как разочаровался в грозе, тьме и собаках. Ладно, хватит лирики, займемся проблемами. Насколько точна информация о закупках боевиками оружия?
– На все сто.
– Так что будем делать? – заволновался губернатор.
– Не ломайте себе голову лишними вопросами, это моя проблема. Но вам нужно будет выступить по телевидению и сказать все, что думаете о вооруженных протестах. Развяжете мне своим выступлением руки.
– Что это значит, развяжете руки? – встревожился Вольдемар Викторович.
– Дайте свое согласие, и как только оппозиция получит оружие, все участники бунта и им сочувствующие будут мною отправлены в лагеря старого режима. Тьфу, черт, оговорился. Хотел сказать строгого режима.
– Лагеря строгого режима, – с неприязнью проговорил губернатор. – Я видел такой лагерь и подобие людей в нем в прошлом году, когда совершал инспекционную поездку по губернии. Люди там находились в нечеловеческих условиях. – И замолчал, до боли сжимая челюсти и стараясь побороть охватившее его волнение. Но подобные вещи не могли укрыться от проницательных глаз Мостового.
– Ваше превосходительство, вы в порядке? – спросил он.
– Странный вопрос.
– Вы скривились, как от боли. Что произошло с вами в той инспекционной поездке?