Читать интересную книгу Дочь предателя (СИ) - Фад Диана

— Я сейчас, подожди, — подрывается Артем и выбегает из палаты.

Пожимаю плечами и провожаю его удивленным взглядом. Я часто думаю о том, почему муж здесь. У него бизнес, что требует внимания, огромный холдинг, а он здесь, нянчится со мной. Кормит с ложечки, когда я не могу поднять руку в день процедур, выносит или выводит на прогулку, остается на ночь. Я пытаюсь отправить его в гостиницу, но каждый раз ловлю такой сердитый взгляд, что замолкаю на полуслове.

Здесь, а Берлине, в клинике Шарите, нас приняли очень хорошо. Только сюда я смогла попасть, не ожидая длинной очереди. Артем склонялся к Израилю, но там меня могли принять только после нового года, а время в данном случае играет важную роль. И мы решили не ждать, уехали в Берлин, и я нисколько не пожалела. Центр очень большой, хорошая аппаратура, врачи, все очень позитивные, улыбаются. На третьем этаже кафетерий, рядом большой парк, где мы часто гуляем с Артемом, но мне больше нравится в парке Тегель, куда мы едем десять минут на такси. Парк расположен на берегу Тегельского озера. Мы покупаем еще теплый длинный багет белого хлеба и кормим лебедей, которые гордо плавают, вытянув изящные длинные шеи. Я люблю смотреть на этих красивых птиц, а Артем часто ходит по берегу, выискивая для меня перышки. Лебеди в основном белые, но есть и с черным оперением. Могу смотреть на них часами.

— Ритка, вот, — Артем вываливает передо мной на кровать несколько ярких упаковок с платками. Тут четыре штуки шелковых расписных платков разной расцветки и рисунка. Я перебираю руками нежную ткань, глотая ком в горле.

— И вот, взял у медсестер, — показывает мне машинку для стрижки, — Пойдем в ванную, — стягивает меня с кровати, тянет за собой.

— Я сама, — пытаюсь выхватить у него машинку, слышу в ответ, как всегда, твердое «нет». В этом весь Артем, делает, что считает нужным. Иногда это жутко бесит, но мне приятна его забота, что скрывать. Когда болен, тебе плохо и кажется, что все безнадежно, все зря, нужно чтобы кто-то был рядом. Пусть такой, редко улыбающийся, вредный, противный, молчаливый, но неожиданно ставший родным.

Нет, я не забыла прошлое, помню, что Артем сделал и не могу его простить, но люблю. Люблю какой-то другой любовью, горькой и сладкой одновременно. Мне грустно это признавать, но, наверное, я любила его всегда, все эти годы. Ненавидела, да, и любила. Артем рядом, он ухаживает за мной, носит на руках, вытирает рот, когда меня внезапно тошнит, одевает, когда не могу поднять руки. В отличие от мужа, Сергей не позвонил ни разу, за все это время. Но, да и Бог ему судья. Мне стало легче дышать без его присутствия в моей жизни.

Артем аккуратно водит машинкой по моей голове, оставляя лысый след. Я смотрю, как на белый кафельный пол опускаются клочки волос. Я уже стриглась здесь, в Берлине. Мне сделали короткую стрижку, получилось интересно, Артем даже сказал, что ему нравится. Мне кажется, что нравится во мне все, я не верю, но не спорю. Что может нравиться в ходячем скелете, где из всего остались только большие глаза. Сейчас и волос не осталось.

Артем заканчивает меня стричь, и мы сталкиваемся взглядами в зеркале ванной. Смотрим друг на друга молчаливо. Я не могу прочесть его взгляд, он по-прежнему закрыт, но чувствую, как крепкая рука чуть сжимает мое плечо.

— Интересно получилось, — выдавливает из себя Артем, поднимает руку, словно хочет погладить меня по лысой, с легким пушком голове и отдергивает, — Ты даже так, красивая.

Я начинаю смеяться сквозь слезы, рассматривая бритую голову, а Артем вдруг наклоняется, берет длинными пальцами мой подбородок. Поворачивает мою голову к себе, накрывает мои губы своими губами. Я замираю, когда чувствую его теплые нежные губы и неожиданно отвечаю, обвивая руками его шею. Мы целуемся со всей страстью, горячо, ярко, так, что кружится голова, сносит напрочь все мысли. Я не думаю сейчас кто для меня Артем, что он сделал. Он мужчина, в котором я нуждаюсь, который ласково прижимает меня к себе, поднимая на руки и держит на весу. От него идет тепло, которое согревает мои заледеневшие внутренности, которое топит желанием и переворачивает все в душе. И мне становится легко, я парю, пропадая в яркой чувственности, которую не успела толком узнать и распробовать. Слишком короткой была моя брачная ночь и слишком длинными были все следующие, одинокие, холодные. Слишком равнодушно я отдавалась Сергею, который не вызывал у меня никаких чувств кроме отвращения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я оживаю рядом со своим мужем, предаю сама себя, изменяя своим убеждениям и да, я дышу рядом с ним. Именно Артем заставляет меня дышать и жить, именно он вливает меня мелкими глотками силу. Мое тело начинает чувствовать, что-то другое кроме боли и бессилия, я чувствую себя женщиной, которую желают, даже такую, худую, лысую и еле стоящую на ногах. Я растворяюсь в нем, соединяюсь на клеточном уровне и хочу этого, хочу жить, несмотря ни на что.

Глава 49. Предел

— Артем, тебе нужно приехать, Агафонова задержали, — сказал по телефону Валера, когда мы с Ритой были в Берлине.

Прошел почти месяц, как жена начала лечение, я все время был рядом. Чувствовал каким-то шестым чувством, что нужен ей именно здесь и сейчас.

— Мне точно нужно приехать? — спросил Валерку, честно говоря, не хотелось пока возвращаться в Москву. У Риты был самый пик, постоянная тошнота, начали выпадать волосы. Она похудела, но все равно была красивой, какой-то пугающей и в то же время загадочной красотой.

Меня не отталкивали эти изменения, нет. Просто для меня Рита стала более хрупкой, боялся лишний раз ее прижать крепко, когда нес в ванную или на улицу, на прогулку. Мы гуляли почти каждый день, пропуская только дни процедур. Тогда Рите было очень плохо, она просто лежала весь день без сил. Один раз я ушел для разговора с врачом и вернувшись, застал Риту плачущей навзрыд в обнимку с унитазом. Такая боль накатила, что впору упасть рядом с ней на колени, рыдать, прижимая к себе. Но каким-то чудом сдержался, оторвал ее от белого коня и сгреб в объятия. Ее тело еще вздрагивало от спазмов тошноты, но в желудке ничего не было, от этого ей становилось только хуже.

— Я не выдержу, Артем, — рыдала Рита, — Это так больно. Словно все внутри закрутилось в узлы, и я не могу остановиться. Меня выворачивает наизнанку. Наверное, все это зря, зачем мне бороться?

— Ты уже остановилась, а это лишь спазмы. Просто дыши, — отвечал я, гладя ее по спине и вдыхая ставший родным запах, — Ради Дашки, давай!

Когда я перестал обращать внимания на пучки волос на ее плечах? Когда перестал, замечать большущие глаза на впалых щеках? Я не знаю. Для меня Рита стала совсем другой, просто худой, еле живой, без сил, но такой близкой, моей. Я почувствовал, когда она стала моей, когда вернулся из Москвы, переваривая до сих пор допрос с Агафоновым. И опять я ей солгал, сказал, что все хорошо, все просто отлично. Хотя почему соврал, с бизнесом все было лучше некуда, а вот откровения Агафонова просто убили меня и мою мать. Если бы я все рассказал Рите, даже не знаю, что было бы с ней.

Но все это было неважно, главным было только здесь и сейчас. И да, я скрыл от нее правду, утаил откровения Агафонова. Это просто больной человек, который, на удивление понимал, что творил, но делал все осознанно, продумано. Этому нет объяснений, нет прощения, как и мне.

Рита сдалась где-то на третьей неделе. Такое ощущение, что она словно смирилась, стала, как тряпичная кукла. Я заставлял ее встать, умыться, одеться. Даже затащил пару раз в ванную, мыл ее, осторожно водил мочалкой по коже, словно боялся сделать больно выступающим ключицам и позвонкам на спине.

— Тебе я противна, Артем? — спрашивает Рита, скрючившись улиткой в ванной.

Противна? Да я еле сдерживаюсь, чтобы не отнести тебя в кровать и не зацеловать эту полупрозрачную кожу с выступающими косточками. Я долбанный извращенец, который находит кайф в женщине, которая сидит, всхлипывая, пока поливаю ее из душа, предварительно проверив температуру воды. Меня сам ее вид, живой, смотрящей на меня огромными глазами заводит так, что я начинаю думать, что я маньяк, зацикленный на ней.