Она медленно обернулась. Нет, она не хотела — иначе откуда эта совершенно мертвенная бледность, различимая, наверное, даже в полной чернильной темноте?
— Решай сам… Твой замок, твое подземелье… Твои предки… Судьба, между прочим, тоже твоя…
— Раньше ты говорила, что там сказано о тебе тоже.
Она облизала губы. Кивнула:
— Если тут есть даже о чайке… Жить дракону или умереть — зависит от глупой птицы, которая то ли сядет ему на крыло, то ли не сядет. А я не чайка. Я — человек.
— Человек, — отозвался он бессмысленно, как эхо.
Принцесса вдруг выдохнула:
— Знаешь, давай-ка выберемся из этой сырости наверх… Поужинаем… Я, кажется, есть хочу… Ну и решим… Надо нам это читать или нет… Можем вернуться завтра, можем вообще не прийти… Тысячелетия этот камень ждал нас — подождет еще. А?
Он отрешенно кивнул.
Повернувшись к плоской глыбе спиной, они зашагали прочь. Тяжелые, испещренные текстами колонны выныривали из темноты, как некие окаменевшие чудовища, чтобы тут же снова провалиться во мрак. Тени их, черные, пляшущие, прятались за их грузными каменными телами, как, по преданию, лесные духи прячутся за стволами деревьев.
Оба молчали. Из невидимого коридора впереди едва ощутимо потянуло сквозняком.
Арман приостановился, будто в нерешительности:
— Зачем нужны пророчества, Юта?
— Откуда мне знать? — отозвалась она глухо. — Нам не так-то много известно… Но у людей, я знаю, пророков не любят.
Над головами их скользнула летучая мышь.
— Понимаешь, — сказала Юта тихо, — пророчества ведь тоже разные… Одно приказывает: то-то и то-то случится непременно, хоть из шкуры лезь… Другое… Другое говорит: случится, если… И тогда от тебя тоже что-то зависит. Понимаешь?
— Чего уж тут непонятного, — Арман качнул факелом, метнулись тени.
Юта помолчала. Усмехнулась вдруг:
— А то у нас по королевству шлялся один… Вроде странник, какой-то отшельник из норы… Все предвещал: мор, пожар и землетрясение, королевский дворец в пятницу в землю ухнет… И ни-че-го! Урожай, солнышко и хорошая погода.
Он кружил над морем и день, и вечер, и Юта, обеспокоившись, поднялась на башню с факелом… Утром он сказал, чуть усмехнувшись:
— Я предопределил это, когда принес в замок вещунью.
Помолчали.
— Все? — спросила Юта.
— Все, — Арман вздохнул. — Дракону не пристало прятать голову под крыло, подобно петуху…
— Курице.
— Курице. Тем более. Дракону не пристало. Дракону и… мужчине. Пойдем, посмотрим, что там нацарапано.
Касаясь друг друга локтями, но стараясь не встречаться взглядами, они побрели в подземелье — туда, где поднимался на дыбы плоский камень, покрытый письменами.
Текст обрывался всего в пальце от каменного пола — Юте пришлось встать на колени, почти лечь. Арман держал над ее головой оба факела.
— Твой дед… — начала Юта потухшим голосом, — Ард-Ир… Слава в молодости, потом испытания… Его потомство… похоже, принесет ему горе. Умрет в старости, но будет несчастен.
— Все верно, — шепотом подтвердил Арман.
Юта завозилась на каменном полу, и Арман увидел, что она зажимает последние строки ладошкой, прячет от себя, старается смотреть в сторону:
— Дальше твой отец, Акр-Анн… Злая судьба… Горе при жизни… Смерть от небесного огня.
— Все правильно, — голос Армана похож был на деревянный стук. — Читай дальше.
Юта прерывисто вздохнула, резко отняла руку от камня.
— Двести первый потомок, Арм-Анн… — она говорила даже решительнее, чем сама от себя могла ожидать. — Двести первый… — и замолчала. Низко-низко наклонилась над полом, подметая холодные плиты пышными волосами, почти касаясь пророчества кончиком носа.
— Ну? — спросил Арман хрипло.
Она подняла на него круглые, сумасшедшие, совершенно счастливые глаза:
— Радость и счастье! Негодяй ты драконий, дурья башка, змеюка с крыльями, камин летающий! Долгие годы жизни… В ранней юности — метания и тревоги, но только в ранней! Потом — любовь… Я даже знак этот разобрала не сразу, перепугалась, тут так редко эта любовь встречается… Любовь, удача, покой, радость, благополучие… Умрешь совсем-совсем стареньким, если… — она набрала побольше воздуху, и Арман, успевший похолодеть, вставил в эту паузу:
— Если?!
Юта пренебрежительно махнула рукой:
— Конечно, есть условие… Тут везде условия… Чайка сядет — не сядет…
— Ну?!
— Условие — не водиться с порождениями моря. Погоди-ка, сейчас скажу точно… — Она снова склонилась, разбирая текст. — Не связываться. Не дружить. Не ссориться. Ничего не делить… Порождения моря — это кто?
Арман смеялся. Он смеялся так счастливо, как никогда в жизни, даже в детстве, и каменный зал ухал ему в ответ удивленным эхом.
— Да это же… Юта, глупая… Это же для всех драконов заповедь… Остерегаться потомков Юкки… Тоже мне, условие…
Он заливался и закатывался, и принцесса впервые видела, как он смеется. Она смотрела на него снизу, с холодного пола, и он, освещенный двумя факелами с двух сторон, вдруг показался ей таким же вечным и несокрушимым, как море или солнце. Что люди? Родятся-умрут, а что за существо несет свой рок через тысячелетия, и чье рождение предваряет бесконечная череда предков, таких же мощных и могущественных? Что для мира она, Юта, и что — Арм-Анн… С ним не сравнится ни один король и ни один колдун, а он приносит с охоты диких коз и пишет трехстишия, и вот теперь…
Мысли ее были прерваны неожиданным образом. Арман отбросил один факел и освободившейся рукой поднял ее с пола, ухватил поперек туловища и забросил на плечо:
— Ну-ка… Я твой должник, принцесса. Выполняю желание. Чего хочешь?
Он уже волок ее к выходу, факел прыгал и качался, и Юта прыгала и качалась на его плече, цеплялась за одежду, колотила кулачком в твердую от мышц спину:
— Отпусти!
— Это твое желание?
— Нет!
— Выполняю только одно! Думай!
Приземистые колонны мелькали справа и слева, Арман шагал легко, будто не человека нес, а белку или котенка. Юта понемногу затихла, устроившись поудобнее, ткнувшись щекой в Арманову шею…
Когда вышли на поверхность, прошептала ему в самое ухо:
— Покатай меня на спине. Пожалуйста, Арман! Ты обещал.
* * *
Тяжесть ее была неощутима, но костистый гребень вдоль спины, окаменевший и почти лишенный чувствительности, содрогался от непривычного прикосновения. Принцесса сидела у дракона на холке, привязавшись тремя крепкими веревками.
Он поднимался неспешно, кругами; день был тихий, безветренный, но в поднебесье холодно — он заставил Юту натянуть на себя все тряпки, которые только нашлись в замке. Теперь, в небе, он постоянно находился в напряжении — не слишком ли резко взмахивают кожистые крылья, не ранит ли принцессу ороговевшая чешуя, не закружится ли голова? Подсознательно он каждую секунду готов был кинуться вниз вслед за свалившейся всадницей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});