Любопытство снедало также и вечно романтически настроенную старую деву; она была готова на все, чтобы узнать, что же произошло сегодня ночью.
Приняв вид, подобающий ее светлейшему высочеству, Зефирина объявила своим спутникам, что от дона Рамона де Кальсада она узнала, что кровавая волчица бежала по дороге на Саламанку.
Привыкнув к сочному языку Ла Дусера, Зефирина не стала придираться к словам.
– Дождемся возвращения Гро Леона!
– Но так мы потеряем время… Мерзавка наверняка проделала вчера с десяток лье, да сегодня еще пять… Ах, мамзель, я вас не понимаю!
– Замолчите Ла Дусер, вы утомляете нас своими криками, – пропищала Плюш. – Если у мадам есть план, не мешайте ей действовать.
Умом Зефирина понимала, что Ла Дусер прав. Она должна была бы броситься в погоню за доньей Герминой. Однако какое-то неясное предчувствие удерживало ее от этого. Зефирина была уверена, что Рамон сказал правду, но она хорошо знала свою страшную мачеху. Если она обмолвилась о том, куда держит путь, значит, сделала это, чтобы сбить со следа погоню.
«Пятнадцать лье для крыльев Гро Леона – это десять часов лета, и еще десять, чтобы вернуться… Он вылетел в пять утра, в три часа дня птица еще не вернулась».
Ожидание для Зефирины было мучительным. Чтобы скоротать время, она решила пойти в Алькасар, повидать Коризанду, мадам Маргариту и короля.
Ла Дусер должен был сообщить ей о возвращении Гро Леона или же отправить галку к ней. Выходя из гостиницы, Зефирина нос к носу столкнулась с солдатом в железном шлеме.
– Сеньора де Багатель?
– Да.
– Точно? – недоверчиво переспросил солдат.
– Разумеется, это не написано у меня на лбу, но тем не менее я Зефирина де Багатель, – раздраженно ответила молодая женщина.
Окинув ее критическим взором, солдат достал из-за кольчуги записку, вложил ей в руку и прошептал:
– От сеньора Кортеса…
Зефирина мгновенно развернула ее и прочла: «Санта Крус», Барселонские галеры». Подписи не было. Короткая записка не содержала ничего компрометирующего и вместе с тем была достаточно ясной.
Пытаясь унять сильно бьющееся сердце, Зефирина несколько раз перечитала ее. Итак, Кортес, если, конечно, он не ошибся, узнал, что Фульвио находился на борту «Санта Крус», одной из барселонских галер.
– Поблагодарите вашего командира и скажите ему… – произнесла Зефирина, отрывая глаза от записки.
Она застыла в недоумении. Солдат Кортеса словно растворился в воздухе.
Зефирина кусала губы. Фернан Кортес сдержал слово. «Барселонские галеры…» Сказать это – то же самое, что сказать «ад». Зефирина не могла поверить, что двуличный Карл V отправил князя Фарнелло на галеры… Фульвио – каторжник на галере… Фульвио, утонченный дворянин, князь – на одной скамье со скованными гребцами, в вонючем трюме… Фульвио, ее жизнь, ее любовь… которую она предала сегодня ночью.
Чтобы не упасть, она прислонилась к дверному косяку. Пол ускользал у нее из-под ног. Она слышала смех сеньоры Каталины, играющей с маленьким Антонио.
Внезапно к Зефирине вернулось мужество: раз Фульвио на галерах, значит, он жив. С самого отплытия с Сицилии она не верила в его гибель, и сердце не обмануло ее.
Она быстро поднялась к себе. С волнением сообщила своим спутникам о полученной записке.
Когда отзвучали радостные возгласы, Зефирина и ее друзья принялись думать, каким образом можно спасти Фульвио. В это время за окном послышался жалобный писк.
Это был измученный долгим полетом Гро Леон. Перья его растрепались. Он разевал клюв и тихо выкликал:
– Soif! Sardine![59]
Зефирина засуетилась, принесла ему воды и семян подсолнуха.
Когда Гро Леон насытился, молодая женщина, дрожа от нетерпения, спросила его:
– Ты нашел донью Гермину на пути в Саламанку?
Гро Леон отрицательно покачал своим серым хохолком.
– Нет, ты не видел ее… Великий Боже, где же она? Куда она увезла моего Луиджи? – простонала Зефирина.
– Salope! Sud! Serville![60] – прокаркал Гро Леон.
– Севилья? – удивленно повторила Зефирина. – Ты уверен, Гро Леон?
– Sur! Salope! Seville![61] – безапелляционно повторила птица.
Зефирина полностью доверяла своей галке. Ее усталость свидетельствовала о том, что она очень долго летела над дорогой на Саламанку. Никого не обнаружив, она вместо того, чтобы, описав круг, вернуться назад, еще долго парила над окрестными дорогами, отыскивая экипаж доньи Гермины.
– Ах, черт, согласен, вы оказались правы, мамзель Зефирина, – признал Ла Дусер. – Если бы мы вас не послушались, хороши бы мы были, загнав коней на дороге на Саламанку… О, узнаю дурные манеры этой чертовки… взяла да и поехала в другую сторону, чтобы обмануть нас… Но, как мне кажется, мамзель Зефи, дорога в Севилью лежит через Толедо… Так, может, ваша гадючка мачеха заедет туда, чтобы отдать нашего мальчугана «Карлу-кровопийце»?
Такое вполне могло случиться.
– Ты слышал, Гро Леон? Ты полетел за доньей Герминой? – ласково спросила Зефирина.
– Suivre! Suivi![62]
– Прекрасно, значит, ты видел ее? Сколько с ней было людей? Один… два… три?
– Srois! Srois! Srois![63]
– Они ехали на юг? Может быть, в Толедо?
– Sud! Salope! Soulie! Seville! Seville! Seville![64]
От этого допроса, ставившего под сомнение правильность ответа, птица пришла в дурное расположение духа, захлопала крыльями и вспорхнула на шкаф. Выманить ее оттуда не было никакой возможности.
Зефирина хорошо знала склочный характер Гро Леона. Когда он обижался, из него нельзя было вытянуть ни слова. Чтобы отвечать столь уверенно, Гро Леон должен был не только увидеть донью Гермину, но и услышать из ее уст слово «Севилья». Возможно, он подслушал ее разговор во время стоянки, когда она была вынуждена дать передышку мулам. Кому могло прийти – в голову остерегаться сидящей на ветке дерева птицы?
– Она едет туда вместе с нашим маленьким Луиджи… Но почему, Господи? – воскликнула Зефирина.
Из Севильи корабли плывут в Испанскую Индию, – вдруг осенило ее.
– Испанскую Индию? – в один голос повторили сраженные ее открытием Ла Дусер и мадемуазель Плюш.
– Друзья мои, нельзя терять ни минуты! – объявила Зефирина.
Сердце ее разрывалось. Как успеть разом в два места? Она стремилась в Барселону, чтобы попытаться освободить Фульвио или хотя бы смягчить его участь. Но ведь в это время эта бешеная сука скроется вместе с Луиджи, и она больше никогда не увидит свое дитя.
Если она поедет на север, драгоценное время будет упущено. Зефирина помнила приказ Фульвио: спасти сына. Значит, прежде всего надо помешать донье Гермине отплыть на одном из галионов.