— Полюбит, куда деваться?
— Ладно, я вам помощника подобрал. Разведчик, место знает.
К ним подошел невысокий боец в телогрейке, туго перетянутой брезентовым, ремнем, не козырнул, как положено военному, а протянул руку.
— Будем знакомы. Степан Рогов.
— Это вы нашли записку? — догадался Преловский.
— Не я, дружок мой, Ваня Козлов. Окопы там — доплюнуть можно. А банка, — плюх рядом, Ваня хотел выбросить, а я говорю, надо доложить.
— Догадались, что в ней?
— Учуял.
— Как это «учуял»?
— А мы таковские, что надо — сечем.
— Что вы сказали? — резко спросил Преловский.
— Сечем, говорю.
— Нет, перед этим.
— Что «перед этим»?
— Вы сказали: «мы таковские»?
— Ну.
— Вы когда прибыли в Севастополь?
— А как привезли, так и прибыл.
— Морем?
— А то как?
— Верно, извините.
Преловский повернулся к политруку, заговорил взволнованно:
— Понимаете, когда сюда плыли, спас меня один человек. Имя не спросил, не до того было, и лица не разглядел, только усы помню да эту вот поговорку — «мы таковские».
— Так это, наверное, Ваня. Его присказка.
— Я этому человеку часы хотел подарить. Загадал: жив буду — подарю.
Преловский сунул руку за пазуху, вынул кругляк часов. Светящиеся стрелки показывали четверть шестого.
— Ух ты! — восхитился разведчик. — Давайте я передам.
— Ладно, ладно, — ревниво отстранил его политрук. — Мало ли кто кого спасает…
— Нет-нет, — перебил его Преловский. — Я должен, я суеверный… Козлов, говорите? Где он сейчас?
Разведчик посмотрел на светлую рассветную полосу над горами и вздохнул:
— Далеко…
* * *
В белом маскхалате Иван Козлов долго лежал на мокром снежном намете и терпеливо ждал, когда командир разведгруппы лейтенант Симаков щелкнет языком. Звук этот, напоминающий падение капли в лужу, будет означать — вперед.
Когда Ивана вместе с его дружком Степаном вызвали в штаб, они сразу поняли: предстоит дело. Не знали только, что дело предстоит особенное, на какое разведчики еще не ходили.
Приказ в штаб полка привез лично генерал, начальник артиллерии, что само по себе многое означало.
— Ну так что думает противник? — спросил генерал у командира и комиссара полка, стоявших перед ним.
Вопрос был странный, и все, кто был на КП, замерли, не зная, что ответить. Нашелся комиссар:
— Наверное, то же самое, что и мы. Только наоборот.
— Вот-вот. Мы думаем, как удержать оборону, а немец — как ее прорвать. Затянулось затишье-то…
— Затишье?!
— Знаю, что скажете. Бои каждый день — верно, но в сравнении с декабрьскими — затишье.
Генерал вытянул перед собой руку и, встряхивая ею, стал загибать пальцы:
— Январь, февраль… Чего ждут?
— Дали им в декабре, — подал голос вестовой, стоявший у двери.
Генерал посмотрел в его сторону, и командир с комиссаром тоже посмотрели, подумав одинаково, что распустился вестовой, вмешивается в разговор старших. Но генерал словно бы даже обрадовался реплике.
— Дали, верно! Только наивно думать, что фашисты оставили нас в покое. Они готовятся. — Генерал протестующе мотнул головой. — Знаю, что скажете: мы тоже готовимся. Готовимся к обороне. А надо наступать.
Командир полка и комиссар переглянулись. Наступать! Да одним только этим словом можно свершить чудеса. Каждый пойдет на вражеские пулеметы и умрет героем. Только бы в наступлении.
— Я имею в виду активную оборону. Знаю, ваши разведчики просачиваются во вражеские тылы. Но теперь предстоит дело посерьезнее. Надо уничтожить боеприпасы, которые фашисты приготовили для наступления. Склад где-то здесь. — Он обвел пальцем круг на карте, голос его сразу построжал: — Подберите надежных людей и доложите. Я хочу знать, кого вы пошлете.
Подобрали пятерых: лейтенанта Симакова, младшего лейтенанта Гладышева и троих рядовых — Александра Мостового, Ивана Козлова и Степана Логова.
Гуськом разведчики прошли неглубокой балочкой, поднялись по пологому склону, огляделись: где-то здесь должны были находиться позиции морских пехотинцев.
— Стой, кто идет? — послышалось из темноты. Невидимый часовой клацнул затвором, крикнул по-уставному: — Один ко мне, остальные на месте.
Симаков шагнул вперед, прошептал часовому пароль и махнул своим, чтобы подходили. Часовой стоял возле полуразрушенной стены кирпичного сарая, — телогрейка, форсисто расстегнутая на груди, в вырезе — полоски тельняшки, шапка-ушанка, надетая лихо, набекрень, щегольские усики.
— Что это вы, братки, в такую погоду? — посочувствовал часовой.
— А мы таковские, — отшутился Козлов. — Нам всё нипочем.
— Да уж понимаем, как не понять…
Многие провожали, напутствовали их, по траншеям, по окопам, даже по нейтралке, по которой ползли они вслед за саперами. Но почему-то больше всех запомнился Ивану этот вот часовой. Было в его глазах, которые время от времени взблескивали в свете ракет, что-то необычное — то ли восхищение, то ли жалость, то ли сострадание небывалое, замешенное на потаенной радости, что не ему выпала участь сия.
И теперь, пока Иван лежал на нейтралке, ожидая сигнала, все маячили перед ним эти провожающие глаза, не отпускали.
Задача у Козлова была простая: в случае чего прикрыть огнем саперов, работающих впереди на минном поле. Он представлял, как в эту минуту чуть ли не носом елозит сапер по снежным ошметкам, по мокрой земле, и шарит, шарит озябшими руками, оглаживает затвердевший панцирь снега, мокрые стебли прошлогодней травы. Руки быстро согреваются, это Козлов хорошо знал. И на морозе тело обычно ударяет в жар, в испарину от огромного напряжения. Вот пальцы натыкаются на твердое, округлое. Мина! Противопехотная, прыгающая. Должна быть проволочка, тронешь неосторожно — мина подпрыгнет и взорвется, все вокруг кося осколками. Снять проволочку, вывернуть взрыватель, и тогда хоть гвозди забивай этой миной. Сапер отставляет мину в сторону, чтобы потом забрать с собой. Теперь он знает, где искать следующую. Помогает педантизм немцев: если уж ставят мины, то в строжайшем, до сантиметра выведенном, порядке. Протягивает руку — и точно, вот она, другая мина…
Во тьме затрясся огонек пулеметной очереди, пули шмыгнули где-то близко. В ответ коротко протарахтел наш «дегтярь». Взвилась ракета, высветила пустоту нейтралки и погасла. Все это ничего, это не страшно: обычная перекличка переднего края. Знал Козлов: «дегтярь» отозвался так, для порядка, чтобы ничего немцы не заподозрили. Знал, что в эту самую минуту вся провожавшая их рота наготове, и артиллеристы стоят у орудий, и начальник штаба полка не отходит от телефона. Обнаружит противник неладное на нейтралке — и в один миг взорвется передний край, ощерится всеми огневыми средствами, чтобы отвлечь немцев от разведчиков или дать им возможность благополучно отойти, — смотря как сложится.