Весной Ольга стала сдавать на глазах. Началось облысение, общая слабость. Пальцы рук почти постоянно мелко тряслись, и появились симптомы склероза. Не давало умереть только ежедневное внутривенное введение крови Лёнчика. Нужно было увеличивать дозы, а лучше сделать полное переливание, но вмешался Аристарх. Порция крови Лёнчика делилась на две части, первая половина распределялась между ним и Ольгой, вторая уходила в хранилище для экстренных случаев. Аристарх вычеркнул Ольгу из списков получателей целебной доли, увеличив собственную дозу. Лёнчик молчаливо согласился.
Ольгу не поместили в виварий подземного бункера, ее организм ценности для Аристарха не представлял.
В том году генерал переложил на Григория все полномочия по добыче и частичной переработке руды, а сам полностью переключился на своих подопечных в бункере. Его коллекция разрослась до семи особей. Все, что выделялось из организмов подопытных, Аристарх отправлял в Японию.
Аристарх и Гена знали об опытах с омоложением во всем мире. Некоторые лаборатории существовали официально, большинство работало нелегально. Появившееся в той же Японии лекарство, стоившее баснословных денег, они закупили в большом количестве и исследовали по всем параметрам. Японская вытяжка была сделана на основе той, что производили в Топи, но была лучше. Сама по себе вытяжка не могла долго храниться даже в замороженном виде, она была нестабильна.
Расшифровать до конца состав и технологию производства ему не удавалось. А такое лекарство не только деньги. Это власть! Гена уже и название придумал — «Эйдос», философский термин, обозначающий способ организации объекта. Такое лекарство действительно «организовывало» организм на самоомоложение.
Следующим этапом было изучение регенерации. У одного пациента был отрезан палец на руке, у второго мочка уха, у третьего удалены две трети части печени.
Мочка уха отросла, печень регенерировалась в рекордно короткие сроки, палец не вырос.
Пациента, у которого после годичного пребывания в бункере интеллект атрофировался полностью, решено было разъять на органы.
Геннадий сделал запрос на пересадку органов. Предложений на каждый орган было от двенадцати штук до двадцати тысяч.
Через три дня тело бывшего заключенного, переродившееся за год в абсолютно здоровую, но безмозглую «тушку», расфасовали в десять контейнеров и отправили вертолетом в Японию. Там и денег больше предлагали, и лететь было ближе.
Через две недели стало понятно, что ни один орган не был отторгнут, а общее состояние больных улучшилось.
Аристарху предложили за следующего пациента миллион. Генерал запросил два, и ему заплатили.
Из Зоны Топь продали еще двух пациентов, и на этом расфасовку органов на время прекратили.
В мае Ольга уже не работала в лаборатории. Лён— чик выгнал ее из «номера», и она жила на медицинской койке, в медблоке.
Иногда Ольга ходила по коридорам и пела «Вот кто-то с горочки спустился…» и приставала к санитарам, то выпрашивая спирт, а то с сексуальными домогательствами. Спирт ей давали, от постельных утех с «мумией» отказывались. Иногда она пыталась ловить мышей, но Гена ей запретил. В медблоке не то что мышь, муравей не мог выжить.
Однажды утром Анна не нашла Ольгу. Настроив себя на позитив, она по привычке не детской, а генетической, возрожденной телевидением и модой на религию, перекрестилась и пришла к Лёнчику в кабинет, который ему выделили по личному распоряжению Аристарха.
В кабинете, обставленном новой мебелью, особо ценными был компьютер последнего поколения и высокие витрины-холодильники с пробирками крови всех ныне живущих в Зоне Топь.
Наклонившись к электронному микроскопу, Лён— чик капнул из пробирки на предметное стекло кровь заключенного из новой партии. Тут же в правом углу начали появляться цифры анализа.
Аня встала в дверях.
— Где Ольга?
Лёнчик, не отрываясь от микроскопа, отмахнулся от вопроса.
— Не мешай, работы много.
Анна подошла ближе к столу. В прозрачном боксе рядами стояли пробирки и прямоугольники предметных стекол с анализами крови, обязательными для сегодняшнего исследования.
— Лёнчик, я понимаю, что с Ольгой сейчас трудно общаться, но пока Аристарх раздумывает — спасать ее или оставить, как есть, я буду за ней ухаживать… Где она?
Разогнувшись от микроскопа, Лёнчик равнодушно посмотрел на Анну.
— Не ищи. Ночью ей стало плохо, ко мне приплелась жаловаться. Я решил, что хватит ей мучиться, и позвонил Аристарху, разрешение спросил. Он разрешил.
Анна, моментально отупевшая от непонятного разговора, следила за сильными, атлетическими руками Лёнчика. Он ввел фамилию исследуемого пациента и стукнул по клавише «энтер», данные из микроскопа автоматически перенеслись в компьютер.
— Что он разрешил? — не желая понимать, переспросила Аня.
— Разобраться с Ольгой. Я сам сделал укол. — Лёнчик привычно вскрыл очередную пробирку, капнул кровь на предметное стекло и поместил под микроскоп. — Она мне была благодарна, даже улыбалась.
Анна уже все поняла, но продолжала спрашивать.
— И где она?
Лёнчик посмотрел на Анну с удивлением.
— Дура, что ли? Где и все после крематория. В брикете с удобрениями.
Лёнчик склонился над микроскопом.
Постояв в тишине секунд десять, Анна медленно взяла со стола тяжелую папку с металлическими уголками и, развернувшись всем телом, размахнулась и ударила Лёнчика в лицо. Брызнула кровь из рассеченной брови и вспоротой щеки.
Лёнчик вскочил и одним ударом откинул Анну к двери, разбрызгивая кровь по стенам. Не желая продолжать драку, Анна выскочила из кабинета и побежала по коридорам в кабинет Григория.
Анна проплакала рядом с мужем весь день.
К обеду раны на лице Лёнчика затянулись, через два дня шрамы исчезли.
Отношения с алкоголем у Григория становились все теснее и теснее. Геннадий, тоже любящий вечерком пропустить рюмку граммов на сто пятьдесят, а в праздники упиться «в зюзю», на ежедневные пьянки до состояния «морда в салат» смотрел неодобрительно. Составить компанию соглашался не чаще одного раза в десять дней, но очень точно чувствовал, когда Григория «припирало» и была необходима медицинская помощь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});