Читать интересную книгу Тонкий лед - Эльмира Нетесова

—   Всего сто грамм принял.

—   Кажный вечер прикладываешься, а тебе не мож­но. Слабый ты! С самого детства дохляк!

—   Хорош дохляк! Сколько лет в зонах работаю. Тут не всякий здоровый потянет! — не согласился Пла­тонов.

—   Дурное дело — не хитрое,— буркнул Кондрат хмуро и добавил,— путний мужик ни за какие деньги сюда не уговорился бы!

—   Выходит, я — дурак? — обиделся Егор.

—   Тебя по молодости схомутали, когда заместо мозгов единая мякина водилась. Так и других трено­жат. Нече серчать, правду сказываю! — прощупал за­тылок, макушку и продолжил,— переживал чего-то шибко, а не стоило. Все само наладится. Едино, в грех не впадай. И еще: сказывай, с чем заявился? Не томи себя,— предложил неожиданно.

—   Верно, Кондрат, угадал! С просьбой я к тебе при­шел. Только не знаю, согласишься ли?

—   Ты сказывай — я помыслю.

—   Начальнику вашей зоны помощь нужна.

—   Соколову что ли?

—   Ну, да! Ему.

—   Че надумал бес! Он меня в тюрьме томит, а я ему подсоблять должон? Иль в дураках дышу, что свово ворога спасать стану? — рассердился дед.

—  А разве он тебя судил, дал срок и сюда привез? Будь его воля, давно бы отпустил тебя на свободу. Я это лучше всех знаю. Он жалеет, но помочь не мо­жет. Ни в его власти такое! — вступился Платонов за Соколова.

—   Злой он мужик, то сам ведал. С людями худче собаки брешется и все матом.

—  Достают его, от того срывается. То драки с поно­жовщиной, то в бега линяют, чифирят, наркоманят, день­ги отнимают, за них же убивают друг друга. А недавно, наверное слыхал, начальника охраны чуть не убили.

—   Слыхал! То как же! Земля круглая, сплетни по ней наперед люду скачут,— улыбнулся дед загадочно.

—   Говорят, что сам Медведь его наколол?

—  Тот ужо в покойниках почивал. На что ему жи­вые сдались? Хочь и не без загадок пахан коптил белый свет, много ему было дано. Ан, не впрок пошло...

—   Вот этот Медведь и теперь на Соколова охотит­ся. Домой приходит к нему ночами, на работе следом ходит. Веришь? Совсем извел мужика! Сможешь ему помочь?— спросил Егор.

Кондрат долго молчал, обдумывал услышанное.

—   Не посланник надобен. Самого глянуть стоит. Справлюсь, аль нет, тогда и лопотать. Вслепую что толку брехать? Нехай сам заявится. Один, без главно­го охраны. Того не возьму в лечение. Ему боль в на­казание от самого Господа. Он так решил. Знамо, я не смею поперек Его воли стать,— сказал сурово.

—   Значит, Александру Ивановичу можно к тебе прийти? — уточнил Егор.

—   Нехай жалует ко мне,— подтвердил старик.

Вскоре Соколов сидел у Кондрата. Дед вниматель­но выслушал человека. Ощупал всю голову, грудь, про­верил руки, плечи. Достал из-за котла пузырь с темной жидкостью:

—   Кажный день по три раза до еды испей по чай­ной ложке. Через три дня твоя хворь уйдет навовсе. Но опрежь заговорю. Сиди смирно, не трепыхайся и помни, начну молиться. Тебе не по себе станет. Боль всю грудь сведет, словно судорогой. Не боись и не крутись, так и должно быть. Когда заговор читать ста­ну, во рту сухость объявится, голова кружиться будет. Не тревожься, и это пройдет.

Кондрат закрыл двери котельной изнутри наглухо, чтоб никто по случайности не вошел и не помешал. Сам стал молиться.

Александр Иванович сидел на стуле, не шевелясь. Из глаз его непрерывным потоком бежали слезы. Со­колов не понимал, что с ним происходит. Все тело, будто чужое, расслабилось, перестало слушаться. Человек впервые в жизни почувствовал, как из него отовсюду побежали колючие, жгучие потоки. Они вы­рывались наружу клубками, струями, ручьями. Каза­лось, что они свернут шею, вывернут руки и ноги в об­ратную сторону. Боль была такой, что Александр Ива­нович еле сдерживал крик. Стон вырывался из горла помимо воли.

Соколов разжал зубы и почувствовал, как тугой шар вырвался из груди наружу. Как сказочно легко задышалось после него. Лишь слабые отголоски боли нет-нет, да и выходили вместе с выдохами.

Человек пытался вслушаться в слова Кондрата, но долетали лишь отрывки сказанного, тогда он прислу­шался к происходящему в самом себе.

Заледеневшее поначалу тело начало потихоньку со­греваться. Все началось с макушки, по ней, будто кто- то играясь, водил теплым пальцем, от которого вниз кругами сползала тяжесть. Она миновала голову, шею, плечи, долго колола грудь, опустилась к поясу, обхва­тила спину жестким, тугим ремнем, сдавила до стона.

Соколов знал, что это не Кондрат. Тот читал заго­вор, не касаясь руками его. Мужику, впервые ощутив­шему на себе необычное воздействие, было не по себе.

Тугая петля постепенно опустилась на ноги. Поко­лов в коленях, сползла вниз и точно ушла в пол, ра­створилась в земле.

—   Все! — выдохнул Соколов.

—   Сиди! Ишь, торопыга! — мигом надавил на пле­чи старик, тут же оказавшийся рядом.

Он не дал встать, запретил говорить, лишь обро­нил скупо:

—   Пусть целиком сбегит хворь.

Александр Иванович видел, как нелегко приходит­ся Кондрату. Рубашка на нем взмокла до пояса. Со лба пот лил. Старик выглядел так, точно вагон угля разгрузил в одиночку без отдыха.

Лишь к обеду Кондрат присел на раскладушку, ос­лабший и усталый.

Соколов встал со стула, улыбаясь. Состояние было таким, словно только на свет появился.

—   Дед, да ты — кудесник!

—   Закинь глумное нести.

—   Что это было со мною, Кондрат? Крутило, выво­рачивало и ломало так, что думал не встану. Сколько боли стерпел!

—   Запущенный был, оттого и выворачивало. На­вредила тебе зона! Здоровье подпортила. Не мудро было нервам сдать. Мог в психушку угодить. Оттуда уже не вырвать никому. Оно и кровь больная. Рывками шла, надрывно, но ништяк, нынче ты полегче дышать станешь. Хочь еще пару раз сюда заявишься.

—  Дед, а кто меня вот так нагрузил? Или сам на­цеплял болячек?

—   Оно, гражданин начальник, всего хватило на вашу душу. И сам себя не сберег, и зона подмогнула, ответил старик, кивнув.

—   Какой для тебя начальник? Сашка я, так и зо­ви! — смутился человек, покраснев.

—   Вот энтот пузырь с питьем, какой я дал, не за­памятуй. Настой тот все остатки подчистит. Это чер­ный мак, его семена. Он — от всех лиходеев защита. Когда изопьешь, для ворогов своих недоступным ста­нешь. Ни яд, ни пуля не возьмут, и здоровье при тебе останется. То верное сказываю.

—   А как сам без него? — растерялся Соколов.

—   Ужо без нужды. Свое отжил. Пора на покой сби­раться. В энтом свете задерживаться не стоит,— опу­стил голову старик.

—   С чего так? На счет вас я сам к следователю съезжу. И с прокурором поговорю! — пообещал Со­колов.

—   Не надо Шурик! У меня в доме никого не оста­лось. Бабка отошла, даже кошка издохла. Некому нын­че похлебку сварить. А помру, кто схоронит? Тут не оставят, закопают в земь. И как-никак харчат меня. Все ж догляжен, а там кому сдался? Не гони! Никому здесь не чиню помеху, а на воле соседи сохли с зави­сти. Хворь такая у людей водится. От ней не избавишь никого. Потому краше тут отойти. Никто по мне на воле не стонет.

—   А дети? Или нет их у вас?

—   Имеются, то как же! Дети как вши, сколько ни корми, едино грызут,— отмахнулся старик, замолчав.

—   Кондрат, вы слышали, что случилось с Викто­ром Ефремовым?

—   Кто такой?

—   Наш начальник охраны.

—   Дошло и до меня. Зэки просказали.

—   До сих пор не пойму, что случилось с ним в тот день? Кто наколол его? Не мог же, в самом деле, мер­твый Медведь встать из могилы ради Ефремова?

—   То ты про бывшего пахана? — крутнул головой дед и продолжил,— об ем сторожко сказывай. Особый мужик. Кулаком не сшибешь, ничем не достанешь. Слу­чайно пуля в него попала. Каб не тонкий лед под но­гами, не упал бы и не потонул. Жил бы и поныне.

—   Но ведь сволочью был, негодяем! Сколько кро­ви на руках имелось, его расстрелять, что помило­вать,— убеждал деда Соколов.

—   Согласный с тобой. Сатана — не человек, но силу имел агромадную. Опрежь всего гипнозом вла­дел. Тем был силен. И многих своих ворогов в могилу свел. Одни разума насовсем лишились, другие себя порешили. Серед их не только милиция, або такие, как ты и Ефремов, но и свои, ворюги. Никого не щадил кровопивец. А сколько девок и баб погубил — без сче­ту! Однако, ништо не впрок. Все промежду пальцев упустил, хочь имел много. А жизнь выдалась менее кубышки.