закрепил фонарь на невысоком шесте у правого бортика своей скорбной повозки и зажег его при помощи огнива, а потом, по-прежнему не говоря ни слова, ухватился за полозья тележки и продолжил путь.
– Стемнело, – снисходительно прокомментировал Альберто.
После часа молчаливого марша, нервы опять подвели Зигфрида, и он во второй раз за вечер нарушил молчание.
– Кто эта троица?
– О ком вы?
– О тех трех дракончиках, из-за которых вы так стремительно бежали из гостиницы.
– Я не понимаю, о чем вы говорите!
– Не сочиняйте, вы чуть в обморок не упали, когда их заметили!
– Вот враки! – не согласился Альберто. – Я просто посмотрел в окно и обнаружил, какой поздний установился час, и все!
Зигфрид не поверил, но счел нужным сменить тему. Все эти оправдания были настолько жалкими, что у него уже не было сил злиться и допытываться дальше.
– А как мы будем ночевать сегодня? Мы вышли очень поздно, и скоро ночь.
– Я выспался, – отрезал Альберто.
– У вас может быть и сбился режим, – обиделся Зигфрид, – но у меня-то – нет.
Альберто пошагал немного в многозначительной задумчивости.
– Останавливаться нельзя, – решил он наконец. – Поспим немного с утра.
– Ну, знаете ли, – не выдержал наш дракончик, – сначала вы сидите сколько вам вздумается у себя в номере, а потом мы вынуждены из-за вас вести себя неестественно и спать в самые что ни на есть неприличные часы, когда все порядочные дракончики уже встали и занимаются своими приличными делами!
– В том-то и дело, – буркнул Альберто, – что непорядочные дракончики занимаются своими неприличными делами примерно в то же время…
– Простите? – не понял Зигфрид. – С каких это пор нас интересуют непорядочные дракончики? Что б вы знали, я с такими не вожусь. Уж не эту ли троицу вы имеете в виду?
Альберто приобрел вид дракончика, который явно болтнул лишнего.
– Знаете ли, – расстроился Зигфрид, – я уже ничему не удивлюсь! Может быть вы прямо мне скажете, кто вы такой и что у вас в сундуке?
– Я вам недвусмысленно изложил всю свою биографию! Скрывать мне нечего! А в рундуке у меня дары из дальних странствий, – оскорбился Альберто.
– А зачем вы тогда насочиняли про меня в трактире? Чтобы казаться важнее, потому что вы путешествуете… с «важной персоной»? – Зигфриду невольно опять вспомнился Тибо. Где же он сейчас? – Сочиняйте про себя все, что вашей душе угодно, а про меня извольте ничего не врать, я и сам могу кому угодно отрекомендоваться!
– Позвольте! – вскричал Альберто. – Вот она, ваша благодарность! Я лишь хотел сделать вам приятно, выделить вас в компании таким образом, чтобы ваша личность выгодно смотрелась на фоне моих достижений! И вот что я получаю взамен, в ответ на искреннюю и невинную выдумку! Стыдно, господин Зигфрид, стыдно!
– Ну уж нет! – не сдавался Зигфрид. – Я больше ни одному вашему слову не верю! И про себя вы тоже все насочиняли, готов побиться об заклад!
Альберто ничего не ответил и молча продолжал путь, держась немного впереди. Зигфрид почти не видел его лица и был рад этому обстоятельству, потому что вскоре его гнев улетучился и дракончику снова сделалось стыдно.
Фонарик на повозке мерно пошатывался, колеса поскрипывали в темноте. Кроны деревьев почти смыкались над головами дракончиков – даже в самое светлое время суток на лесном участке Мохнатого Тракта было в лучшем случае сумрачно.
– Уже совсем ночь, – не сдержался Зигфрид.
Альберто ничего не отвечал, а неровное свечение фонаря то и дело порхало по его затылку, по щеке. «Обиделся!» – обескураженно подумал Зигфрид. Это очень подлое умение – уметь вовремя рассердиться на то, что рассердились на вас, да так, чтобы все позабыли, кто же на кого рассердился первым. Зигфриду было очень неловко. Не настолько, чтобы попросить прощения (он смутно представлял себе, за что), но достаточно для того, чтобы почувствовать себя смутно виноватым.
Звезды слабенько моргали сквозь нависшие ветви, и сквозь кромешную темноту скользили только лишь две малозначительные фигурки и фонарик.
Альберто остановился без предупреждения и комментария, снял фонарь с крючка и, посветив себе, сообразил нехитрый ужин из сухаря и воды. Зигфрид неловко последовал его примеру, не осмеливаясь подойти ближе к свету и сражаясь в полной темноте с котомкой и флягой. Кое-как перекусив, они двинулись дальше: Альберто – чинно и не спеша собрав снаряжение после трапезы, и Зигфрид – не сразу осознав, что ужин окончен, спотыкаясь и суетясь.
Через несколько шагов в животе у дракончика приятно заурчало, а веки начали смыкаться. Может быть, прилечь в сторонке и отдохнуть? Но как же Альберто – как же обойтись без попутчика? Кто знает, сколько еще опасностей затаил этот враждебный край! И где же Тибо? Если с шариком не приключилась беда, то он наверняка будет ждать Зигфрида где-то на Тракте – он же знает, куда держит путь наш дракончик. Стало быть, не все так плохо? Зигфрид чуть было не воспрянул духом от этой радостной мысли, но вовремя оступился и вспомнил, как же сильно ему хотелось на боковую.
– У тебя есть хобби? – внезапно спросил Альберто, не оборачиваясь.
– Хобби? – растерялся Зигфрид. – Я… пишу стихи, – сказал он и тут же осекся.
– Покажи! – потребовал Альберто.
– У меня… у меня их нет с собой, – сознался Зигфрид.
– Ну, может, ты на память что-нибудь продемонстрируешь? Я знаю толк в поэзии – мой прапрадед был первым бардом королевства и как-то чуть было не завоевал полцарства на конкурсе менестрелей, сразив королеву силою своего слога, но вовремя отказался – в нашей семье деньги не главное, нам важно признание. Я тоже некогда экспериментировал, но бросил и увлекся живописью. Мне показалось, что вершина стихосложения мною покорена, а жанр уже не таил в себе новых вызовов. Я потерял мотивацию. Вот!… Ну ты как там? – Альберто искоса оглянулся через плечо. – Вспомнил что-нибудь?
– Я… – замялся Зигфрид, – я тоже… потерял мотивацию!
Перед глазами стояла Тень в фиолетовых отсветах бури, а сердце томительно защекотала боль непередаваемой красоты. А ведь Зигфрид чуть было не забыл об этом своем фиаско!
– А почему потерял? Неужто написал свой magnum opus? Познал тайну бытия? Покорил прекрасную даму и пал жертвою быта? Сознавайся!
– Я… Я просто решил, что мое перо не достойно предметов, на которые оно посягнуло, – загадочно прошептал Зигфрид. Альберто пожал плечами.
– Я… пережил впечатление, которое обнажило всю тщетность моих жалких попыток запечатлеть Красоту, – распалялся тем временем Зигфрид, который краешком сознания почувствовал возвращение своей старой подруги, музы, и ничего не мог с этим поделать. – Я…
– Т-с-с! – оборвал его Альберто, сделав остерегающий