Когда мать отправила ее на уроки боевого искусства, в надежде помочь ей научиться защищать себя, ведь теперь это стало столь жизненно необходимо, девушка восприняла их серьезно. С возрастанием ее силы, ненависть и страх угасали. Но не ее решительность оставаться одной.
Со времени своего проклятия она никогда не испытывала искушения дать мужчине столько власти над нею. Утрата свободы, когда боги заточили ее в отцовской тюрьме, только усилила эту решительность.
До теперь.
Теперь же она хотела познать благословение Люциенового наиболее интимного прикосновения. Внутри себя. Глубоко. Покачивание. Трение. Она знала, что захочет этого, несмотря на то есть ли у него пара или нет.
Просто думая о том, чтобы заполучить его, она истекала этой чудной влагой желания, что пропитывала тонкую ткань ее трусиков. Она не могла остановиться и не тереться бедрами об него. Свобода, напомнила себе. Нет ничего лучше нее.
Смертным, с которыми она проводила время, никогда не позволялась по-настоящему проникать в нее.
Айасу, Капитану Бессмертной Гвардии, с которым она целовалась и обжималась, также. Но когда она положила конец их жестким забавам, он назвал ее дразнилкой и шлюхой – ублюдок с оксиморонами – и подмял под себя.
Навалился, сорвал ее одежду и свои штаны. Страх поглотил девушку. Она орала на него, требуя отпустить ее. Он просто рассмеялся. Она не могла перенестись, еще не обладая такой способностью, потому что получила ее с единственным даром своего отца. Она боролась изо всех сил и таки сумела нанести смертельный удар, в точности как ее научили.
Анья никогда не жалела о своем поступке. Даже гния в тюрьме. Никто не отберет то, что принадлежит ей. Никто.
«О чем ты думаешь?» спросил Люциен, его голос был хриплым от … страсти?
Почему бы не сказать ему правду?
«О тебе. Сексе. Воровстве. Другом мужчине»
«Возлюбленном?» поинтересовался он, теперь его голос звучал мрачно.
Ревность?
«Нечто вроде того»
Ее глаза сузились.
«Что, мысль обо мне с другим мужчиной наполняет тебя яростью, Цветочек?»
«Черта с два» рявкнул он, вырываясь из ее объятий и поднимаясь на ноги.
Чувство утраты обрушилось на нее. Она робко встала. Отряхнула грязь со своих ажурных чулочков. Так лучше, сказала она себе. Ты была в шаге от того, чтоб отдаться мужчине, который даже не хочет тебя. Который определенно хочет тебя убить.
«Давай вернемся к предыдущему разговору. Эшлин должна была пожертвовать собой ради Мэддокса» напряженно сказал Люциен. Он прошагал обратно туда, где когда-то была алтарная комната, обернулся и осмотрел открытое пространство. «Чем я могу пожертвовать?»
«Люциен» позвал Страйдер. «Приближается время для перекуса»
«Мне надо еще немного времени» ответил он, не отрывая взгляда от нее. «Анья? Жертва?»
«Ты спрашиваешь, не приносились ли здесь жертвы?» Она потеряла линию их разговора, слишком занятая своими горестными думами. «Да. И что?»
«Кровавые жертвы?»
«Да» К чему он клонит? «Когда храм перенесли на землю, здесь происходили кровавые жертвоприношения»
«А какие именно жертвы приносили верующие? Кому пускали кровь?»
Снова она позволила своему разуму отправиться в прошлые дни. Тогда даже ей поклонялись смертные. Сегодня же все игнорируют богов, отбрасывая их как выдумки из мифов и легенд. Это не волновало ее так, как остальных. Девушке нравилась ее анонимность.
«Они приносили в жертву членов своих семей» наконец-то с замиранием ответила она. Ох, как же она это ненавидела. Еще одна причина, по которой она радовалась, что старые дни, ну, оставались старыми. «В большинстве случаев выбирались невинные. Девственницы. Они перерезали им глотки и наблюдали, как те истекали кровью»
Люциен побледнел.
«Значит, вот что здесь ожидается? Вот что требуется?»
«Не всегда. Порою добровольно предложить кровь предпочтительнее убийства, но никто не желал рассматривать такую возможность. Тогда бы пришлось ранить себя, а большинство людей скорее перережут горло возлюбленному близкому и назовут это «актом благородства»
Краски постепенно возвращались к нему. Он вынул кинжал из ботинка, металл звенел, скользя вдоль кожи.
Она отпрянула, выставляя перед собой ладони.
«Ты что подумываешь принести сейчас в жертву меня?»
«Ты ни девственница и ни возлюбленная» пробормотал мужчина.
Скрипя зубами, она резко остановилась, зарываясь ногами в землю. Ублюдок. Он не имел представления о прошлом, а она совсем не нуждалась в напоминании, содержащемся в его последних словах. Будто бы ему надо было снова ткнуть ее носом.
«Я начинаю немного уставать от твоих оскорблений, Цветочек. Я помогла тебе сегодня. Помогла тебе на прошлой неделе. Месяц назад»
Он вздохнул с сожалением.
«Ты права. Прости. Это было незаслуженно, и я больше не скажу подобного»
«Да, ладно» Она не ожидала от него извинений, но он сделал это чтоб выкинуть ее из игры. «Что ты…» ее слова оборвались, когда он порезал себе левое запястье, затем – правое.
В шоке Анья поспешила к нему.
«Ты сумасшедший, Люциен! Абсолютно сумасшедший» Он не умер бы, она знала это. Но все же!
«Посмотрим» Раны были огромны и глубоки.
Ее запястья пульсировали, сопереживая. Однажды она порезала его, но в данный миг не могла вынести вида его боли. Схватила его руки и притянула запястьем к себе, надеясь остановить багряный поток своей одеждой. Его кровь окрасила ее, потом землю.
Когда кровь коснулась песка, Люциен взревел и упал на колени. Ее обеспокоенность удвоилась.
«Люциен. Что случилось?» Он бессмертен и не может умереть от обычных ранений, но это не ослабляло ее переживаний. Его могли проклясть. Его могли…
Он снова заревел и схватился за живот.
«Люциен! Скажи мне что, черт побери, не так!»
Его веки было плотно закрыты; тяжело дыша, он медленно поднял их. Обе его радужки внезапно оказались голубого цвета. Потусторонние, кристальные, бурлящие как шторм. Он встал на трясущиеся ноги и вырвался из ее рук, словно в трансе пошел вперед к единственной из оставшихся стен храма.
«Я вижу» произнес он.
Облегчение охватило ее. У него было видение. В старые дни, когда жертва удовлетворяла богов или даже сам храм, посылалось вознаграждение. Анья полагала, что храм был доволен тем, что снова использовался.
«Что ты видишь?» ей пришлось заставить свои руки не тянуться к нему – так сильно хотелось обнять его.
«Я, должно быть, нашел что-то» закричал он, не обращая на нее внимания.
Все четверо воинов ринулись к нему, выскакивая из-за колонн подобно ангелам-мстителям. Заметили ее и запнулись. Ее костюм французской горничной был непристоен, но предназначался только для Люциеновых глаз. Все же она не унеслась, чтоб переодеться. Не хотела пропускать подобного момента.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});