Не означает ли это, наконец, что история украинцев неразрывно связана с историей великороссов?
Два «открытия» начала XIX века — открытие Малороссии и Киева — поставят перед российской, а несколько позже и перед украинской мыслью ряд вопросов о началах, протяжности и соотношении двух историй.
Глава пятая
Старосветские помещики
Знаменитое высказывание «В России две беды — дураки да дороги» чаще всего приписывают Николаю Гоголю. Скорее всего, безосновательно. Автор «Мертвых душ», самого знаменитого из фиктивных тревелогов, и человек, на глаз определяющий, доедет ли то или иное колесо до Казани, кажется, должен был сказать что-то подобное[198]. Гораздо больше причин верить иной версии: фразу якобы в сердцах сказал император Николай I по прочтении книги маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Этот известный памфлет, представлявший Россию в самом невыгодном свете, действительно, стал результатом путешествия и имитировал жанр путевых писем. Неизвестно, усматривал ли Николай какую-нибудь связь между плохими дорогами и умственными способностями передвигающихся по ним (а де Кюстина считал скорее негодяем, чем дураком). Но непоседливому, постоянно и без видимой цели меняющему города и веси путешественнику и вправду легко было заслужить репутацию человека неосновательного, даже пустяшного. Среди наших путешественников в Малороссию, притом что действительно глубокие умы среди них не встречаются, совершенно праздных людей, как кажется, не было.
Но было бы ошибкой считать, что только путешественники размышляли над историей посещаемого ими края. Не менее колоритные персонажи в это время жили в своих малороссийских поместьях, мимо которых — по большей части не подозревая о существовании их владельцев и умственном движении, происходящем в их среде, — проезжают путешественники из столиц. А между тем люди основательные, глубоко привязанные к своей родине и ее традициям, эти люди тоже задумывались над собственной историей. Их побудительные мотивы, конечно, были совершенно иными. Для них Малороссия была домом, фамильным достоянием, а ее прошлое — почти семейной историей. Они считали себя патриотами своего края.
Эта книга — о том, как представляли историю Украины в начале XIX века. Представлениями об истории занимается дисциплина историографии. Обычно она имеет дело с опубликованными произведениями, желательно классикой жанра, так что распространение идей оказывается представлено в виде хронологически организованной вереницы названий. Книги, как с несомненностью доказывает такая историография, читают друг друга, спорят между собой или соглашаются. Но как читают их и что выносят из чтения люди, не потрудившиеся написать следующую книгу-в-ответ, остается неясным. Считается, что книги каким-то образом неизбежно находят дорогу к широкому кругу читателей, тем самым формируя историческое сознание больших масс людей. Каналы, посредством которых рафинированная идея спускается с научных высот к более низким уровням информированности, чтобы стать убеждением и клише, редко становятся предметом изучения.
Впрочем, если тираж книги оказался велик или она выдержала несколько переизданий, мы вправе предположить, что ее идеи оказались влиятельны или, по крайней мере, не прошли не замеченными широкой публикой. Но как быть с периодами, не произведшими на свет больших исторических синтезов или даже исторической литературы в общепринятом смысле? Должны ли мы предположить, что живущие в такие времена люди не интересовались историей и даже не осознавали собственного прошлого?
Именно такова украинская ситуация первых двух десятилетий XIX века: за все это время не вышло ни одной книги по истории Малороссии. Подобные периоды практически закрыты для историографического исследования и поэтому считаются несущественными. Ничего важного в историческом сознании в это время не происходило, «тишина бысть», как сказал бы древнерусский летописец.
Положение, впрочем, можно несколько поправить, если отказаться от идеи, что ряд книг на библиотечной полке и есть движение исторической мысли, а длина полки означает ее интенсивность. Книги — только ископаемые окаменелости мысли. Историография должна приобрести антропологическое измерение: формирование исторического сознания происходит также и путем повторяемых человеческих действий, в ходе которых возникает и закрепляется общее некоторой группе представление о прошлом.
Один из примеров — путешествия в Малороссию и Киев — рассмотрен в предыдущих главах. В настоящей главе речь пойдет об аналогичной (и параллельной) деятельности в самой Малороссии. Это — движение малороссийской шляхты, пытающейся утвердить свои коллективные права в рядах имперского дворянства. Эта история растянулась на многие десятилетия. Нас будут интересовать ее финальные главы, пришедшиеся на начало XIX века. В ходе этого процесса возник оживленный обмен мнениями о прошлом малороссийской шляхты и ее территории, составлялись, распространялись и коллективно обсуждались различные исторические записки и мнения, посылаемые затем в виде ходатайств перед имперскими властями. В результате впервые в украинской истории была сформирована общая для большого числа людей согласованная версия прошлого.
* * *
Ликвидация автономии, а затем отмена административных структур Гетманщины и введение прямого имперского управления превратили украинскую шляхту в представителей имперского сословия дворян[199]. Вскоре власти столкнулись с рядом проблем: число тех, кто в Малороссии претендовал на благородное звание, было необычайно высоко; традиционные привилегии, связанные со шляхетством, оказывались не вполне совместимы с теми, которыми пользовались русские дворяне; и, что тревожило больше всего, было не так легко определить, кто в Малороссии имел право на допуск во дворянство. В результате процесс интеграции украинской шляхты в дворянское сословие империи, начавшийся в конце XVIII века, растянулся на несколько десятилетий и к началу века XIX все еще не был завершен к обоюдному удовлетворению сторон.
С 1782 года в Малороссии вместо прежней полковой администрации учреждаются губернии. Учреждение губерниального строя предполагало, что внутри территории существует (словами современного рескрипта) «дворянство, вотчины и поместья в тех губерниях имеющее»[200]. Таким классом земельных собственников в Малороссии было шляхетство (вернее, люди, полагавшие себя шляхтой). К ним отныне и переходило в значительной степени внутреннее управление территории, они получали допуск к избранию во все должности, право на которые давала принадлежность к дворянству, обретали другие права и привилегии, которыми в великороссийских губерниях пользовалось родовое дворянство.
Впрочем, предстояло еще оформить надлежащим порядком полученные права: выправить от губернских собраний дворянские грамоты и дождаться внесения Герольдией имени в какой-либо из разрядов родословной книги. Первые двадцать лет малороссийская шляхта проделывала все это без особых препятствий. В польских гербовниках Несецкого или Папроцкого разыскивалась созвучная фамилия, срисовывался «наследственный» герб и вместе со свидетельствами родственников или приятелей (а в Малороссии каждый был либо приятелем, либо родственником) о давности шляхетства предоставлялся в Герольдмейстерскую контору. В самом лучшем случае, у людей были свидетельства, что их предки служили в серьезных чинах при Гетманщине, что, по общему мнению, несомненно давало право на