Читать интересную книгу Система Ада - Павел Кузьменко

Послышались голоса - два женских и один мужской. Последний принадлежал капитану Галактионо-ву, а женские - рулевым Здоровых и Зотовой, то есть Кате.

Матери-героини имели право докладывать начальству лаконично и лежа.

- Мать-героиня Штукина. Есть возможное зачатие!

- Мать-героиня Селезнева. Есть возможное зачатие!

- Мать-героиня Долотуева; Нет возможного зачатия.

- Почему? - повысила голос Здоровых.

- Впередсмотрящий не возбудился.

-- Впередсмотрящий Ложкин! - возмутился Галактионов. - В то время, как товарищи проявляют рвение и размножательный героизм, вы плететесь в хвосте социалистического соревнования? Позор! В бой пойдете последним.

- Мать-героиня Симонян. Есть возможное зачатие!

- Мать-героиня Дмитриева. Есть возможное зачатие!

- Сашка! - воскликнула Катя и заткнула свой последний звук ладонью.

Миша сел на нарах и взглянул вниз. Конечно, постельное задание есть тоже боевое задание, но увидеть своего возлюбленного, успешно выполнившим его с какой-то матерью-героиней, которую он увидел впервые, да еще с возможным зачатием, Кате было неприятно.

Когда все тайны Эроса вывернулись наизнанку, капитан Галактионов зычно скомандовал:

- Экипаж встать! Поздравляю вас с успешным окончанием размножения. Выходи строиться.

ГЛАВА 8

Какая бы страшная ни велась пальба, выстрелить лампочку здесь считалось таким же святотатством, ка в наземной войне напасть на Красный Крест. И вдру кто-то это сделал. Маленькое местное светило сагони- зировало в долю секунды яркой вспышкой и сколлапсировало. Метрах в сорока осталась желтеть самая слабенькая лампочка из шести, освещавших этот обширный грот.

И тут же в жутком полумраке теней сосед Шмид справа охнул, засучил ногами по камням насыпног бруствера и, оставив винтовку на месте, сполз на Мишу, судорожно схватил его за плечо и потянул внйз.

Они оказались в классической позе бойца, умирающего на коленях соратника.

В этом немыслимом подземелье одна нелепость громоздилась на другую невероятность. Прошел уже месяц плена и войны, а может, и больше, но до сих ни к чему привыкнуть было невозможно, хотя даже сны снились местные. И вот опять смерть.

Чужая кровь на ладонях была липкой, теплой и противной. У тихого парнишки, за все время не проронившего тут, кажется, ни слова, дырка для излета души оказалась не для надгробной фотографии. Пуля угодила в глаз. А при таком освещении - точно кто-то проковырял грубую дырку в сером комке теста.

Вот жил чувачок, ел, пил, спал, размножался по команде и по команде постреливал. Света божьего не видел и второй сигнальной системой, то есть речью, не пользовался. А сейчас просто умрет. Но ведь это, черт побери, венец творения! Это же сложнейший мыслящий организм, гораздо умнее и сложнее и симпатичнее той маленькой свинцовой дуры, которая прекратила эту жизнь.

- Эй, парень... - растерялся Миша, поддерживая затылок соэкипажника.

Что было делать? Задавать идиотский вопрос "Что с тобой?" Оттаскивать в тыл? Звать санитаров? Может быть, звать, но Миша растерялся.

Они уже, наверное, полдня вели довольно ленивую перестрелку в месте, похожем на настоящий фронт. Грот размером со зрительный зал Большого театра, но при высоте потолка, поддерживаемого несколькими мощными колоннами, метра в четыре был ровно напополам разделен черноструйной речкой Летой. С их cтороны три лампочки и с дудковской столько же. Сели за каменные брустверы с утра и давай, нажимая спусковой крючок не чаще, чем раз в полчаса, валять друг в друга. Перед началом боевой операции капитан Галактионов, конечно, говорил о предстоящей горячей и героической битве за важный стратегический плацдарм, при которой, однако, нельзя было забывать и об экономии патронов. Но и тут потери.

Миша беспомощно огляделся. Неподалеку смутно чернели силуэты еще одного впередсмотрящего, опасно высунувшего голову из-за каменной защиты, лежащего, обняв приклад, и выставившего винтовку чуть ли не вертикально. То ли спит, то ли уже никогда не проснется.

- Товарищ, то... варищ, - пробулькал горлом умирающий у него на руках.

- Что? Что?! - чуть не закричал Шмидт в отчаянии от своей и всеобщей беспомощности.

- Скажи моим... Я умираю, но не сдаюсь. Дело Зотова живет и побежда...

- Я все скажу. Кто твои родители, как их зовут, парень?

- Скажи, что каждая капля крови - это шаг к победе...

- Заткнись, мудак. Я сейчас...

Он понял, что должен его куда-то тащить, как-то спасать. Ведь не может же так быть, чтобы человека лет двадцати или трех-четырех, как тут они считают,

не может же быть, чтобы так запросто...

Парень захрипел и судорожно выгнулся всем телом.

- Товарищ, родина и Зотов нас не забудут. Да здравствует...

- Как звать-то тебя?

- А звать меня впередсмотрящий Па... Па... Человек снова задрожал и выгнулся в агонии, но губы его продолжали шевелиться. "Солнышко светит ясное, здравствуй..." - разобрал Миша слова, звучавшие все тише и тише, словно впередсмотрящий бодрым строевым шагом удалялся в страну прекрасную вечного счастья, где светит солнышко и сам Зотов раздает всем шоколадки.

Шмидт почувствовал, что плачет по этому неизвестному солдату и по себе, такому же. Подполз буревестник Чайковский.

- Кто разбил лампочку? - спросил он сердито и почему-то шепотом.

- Здесь убили этого парня, - ответил Миша и постыдно всхлипнул.

- Я спрашиваю - кто разбил лампочку? Ты, дудковское отродье?

- На хера мне разбивать лампочку?! - неожиданно для себя заорал Шмидт, и Чайковский принял это совершенно спокойно. - Это дудковское отродье с той стороны стреляло.

Буревестник пополз обратно. Сухо протрещал одинокий выстрел с зотовской стороны, и послышался голос Галактионова:

- Прекратить массированный обстрел! На том берегу Леты тоже раздалась какая-то команда. И установилась настоящая, давно не слышанная абсолютная пещерная тишина.

- Сашка! - потихоньку позвал друга Шмидт. Он знал, что позиция того где-то левее, неподалеку.

- Тс-с-с, - ответил Савельев. Спустя пять минут раздался далекий треск - крутили ручку полевого телефона.

- Алё, алё! - громко прокричал капитан Галактионов, но дальше, видимо, связь установилась, и командир разговаривал нормальным голосом.

Потом Галактионов повторил приказ:

- Прекратить огонь!

-- Прекратить огонь! - продублировали команду дудковцы.

Прошло полчаса, час, может быть, больше - кто тут имел единое понятие о времени? Миша подремал, просто полежал в бездумном ожидании. Потом ему надоело. Он высунулся из-за бруствера. Тишина стояла мертвая. Слабо освещенная та сторона не подавала никаких признаков жизни.

Вдруг на берегу реки показались две фигуры. Откуда они вышли, Шмидт так и не заметил. Двое мужиков, насколько отсюда можно было разглядеть, один повыше, кудлатый и бородатый, другой пониже и бритый. Один был одет в какой-то бесформенный драный халат, другой - в телогрейку и толстые, наверное ватные, штаны. Они тащили на плечах длинную стремянку. На линию фронта и лишь недавно затихшие настоящие боевые действия они не обращали никакого внимания. Кто это такие?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});