Читать интересную книгу Тайна замка Роксфорд-Холл - Джон Харвуд

Я достаточно наслушалась про Холл, чтобы ожидать летучих мышей, кружащихся в сумерках над покосившейся башней, но небо над верхушками деревьев было бледно-голубым, почти безоблачным, пронизанным просвечивающими полосами и завитками кремового тумана. Все в этом небе предвещало идиллический дневной пейзаж, но вовсе не совпадало с тем впечатлением, которое создавал сам замок. Солнечный свет словно подчеркивал темноту наступающего на дом леса, углублял тени в оконных рамах. И каким-то образом, хотя я никогда не видела самого здания, его пропорции казались чуть-чуть смещенными, будто я глядела на него сквозь воду.

— Я и сам им очень доволен, — сказал Эдуард, выслушав наши поздравления, — и очень надеюсь, что и Магнусу Роксфорду он понравится. Он опять в Олдебурге — я разве вам не говорил? Вчера я получил от него записку: он пробудет здесь, самое малое, еще неделю.

— Отлично, — откликнулся Джордж. — Нам надо еще раз пригласить его пообедать у нас — и Джона Монтегю тоже, разумеется.

— Да, в самом деле, — сказал Эдуард, тогда как мы с Адой обменялись безнадежными взглядами. — Я уверен, моя дорогая, ты сможешь очаровать мистера Монтегю и он сменит гнев на милость.

Он рассказал Джорджу и Аде о холодности к нему Джона Монтегю; Джордж объяснил это завистью к таланту Эдуарда и к тому, что он свободно располагает временем для занятий живописью, но я боялась, что виной тому может быть еще и мое странное сходство с покойной женой мистера Монтегю.

— А мне не хотелось бы, чтобы он приходил, — сказала я. — С какой стати приглашать его, если он был так с тобой неприветлив?

— Ну, это было вовсе не так уж явно, — ответил Эдуард. — Я предпочитаю укреплять дружеские связи, а не рвать их. И, кроме того, я не хотел бы упустить шанс повидать Магнуса.

Приглашение на обед, назначенный через пять дней, было должным образом отправлено в Олдебург, заставив меня еще более горько сожалеть о том, что я вообще упомянула о посещениях. Однако на следующий же день, когда я сидела в тени вяза, пытаясь сосредоточиться над книгой, которую читала, я услышала хруст подков по гравию и увидела Магнуса Роксфорда, одетого как бы для охоты, который спешился у наших ворот. Ады с Джорджем дома не было, я понимала, что мне следует встать и поздороваться с ним, но я не двинулась с места, и через минуту он скрылся из виду, пройдя ко входу в дом. Шли минуты, Хетти все не являлась, чтобы меня позвать, и я сообразила, что он, по-видимому, спросил Эдуарда, так что я ждала, чувствуя себя крайне неловко, что меня с минуты на минуту позовут, пока наконец снова не появился Магнус. Он перешел на другую сторону дорожки, ни разу не взглянув туда, где я сидела, ловко вскочил в седло и ускакал прочь, вверх по холму.

Стук копыт едва успел замолкнуть, как на лужайку выбежал Эдуард и бросился ко мне.

— Наша судьба решена! — воскликнул он. — Ты что, его не видела?

— Не видела — кого? Кажется, я задремала.

— Магнуса, — ответил он, схватив меня в объятия. — Он собирается купить эту картину — за пятьдесят гиней! И он хочет и другие три — по пятьдесят за каждую, он берет их не глядя! Ну не чудесно ли?! Я хотел выйти за тобой тотчас же, но он сказал, что не может задерживаться. Теперь мы можем пожениться, как только твоя сестра благополучно обвенчается… и кто знает, может, даже твоя мать смягчится и с радостью примет меня в семью, раз я теперь человек со средствами.

Я было устыдилась — ненадолго, — что пряталась от Магнуса, но это чувство было тотчас же смыто целой волной эмоций. До этого момента — как я вдруг осознала — я никогда по-настоящему не верила, что счастливый день когда-нибудь наступит, но теперь я даже позволила себе надеяться, что Эдуард прав насчет моей матери. Празднование радостной новости в этот вечер потребовало нескольких бутылок шампанского, за которым мы все засиделись допоздна, и, когда я наконец улеглась в постель, я долго лежала без сна, чувствуя себя совершенно счастливой, пока — когда уже занималась заря — усталость не взяла надо мною верх.

Вероятно, виною тому было шампанское или гнетущий и вовсе не подобающий сезону зной, во всяком случае проснулась я очень поздно, с ощущением подступающей головной боли, которая, несмотря на все мои старания ее утихомирить, становилась все сильнее. Влажность воздуха казалась совершенно необычайной: Джордж, вернувшийся из деревни, сказал, что никто ничего подобного не упомнит, а Эдуард высказал уверенность, что нам всем было бы прохладнее в турецкой бане. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, тяжелые, серые, неподвижные тучи висели низко над головой, час от часу становясь все темнее. К трем часам дня у меня возникло ощущение, будто в мои виски впиваются стальные клещи, и я поняла, что мне необходимо уйти к себе.

Прошло сколько-то — не могу сказать сколько — времени, и боль стала постепенно отступать. Я была уже посредине какого-то сновидения, необратимо исчезнувшего из памяти, когда меня разбудила ослепительная вспышка молнии, осветившая всю комнату даже сквозь задернутые занавеси; за нею через несколько секунд последовали оглушающие раскаты грома, грохотавшего над домом так, что дом сотрясался до самого фундамента, и отдававшегося эхом со всех сторон. Еще несколько секунд, и я услышала сильный порыв ветра, перестук дождевых капель на оконном стекле, а затем — рев ливня, обрушившегося на гравий под окнами.

Головная боль прошла; я ощупью подошла к двери и, открыв ее, обнаружила, что лампы в коридоре зажжены и что уже почти половина девятого. Я сбежала вниз по лестнице, чтобы побыть вместе со всеми, и застала Джорджа и Аду стоящими у окна в гостиной. По лицу Ады я поняла, прежде чем она успела вымолвить хоть слово, куда ушел Эдуард.

— Он ушел вскоре после того, как ты поднялась к себе. Я ему говорила, что ты будешь ужасно волноваться, но он и слушать не хотел. Только сказал, что надеется — ты проспишь до самого утра, а к этому времени он уже успеет вернуться.

— Во всяком случае, — сказал Джордж, — он должен был дойти до Холла задолго до начала грозы: при его темпе ходьбы он мог добраться до места к половине шестого. Так что он успел найти себе укрытие. Постарайся не…

Последние слова Джорджа потонули в ослепительной вспышке молнии и ударе грома прямо над нашей крышей, после чего молнии продолжали вспыхивать беспрерывно, один зубчатый зигзаг за другим, и сопровождались таким грохотом, что казалось, в любой момент крыша не выдержит и провалится. На долгие минуты разговор стал невозможен, пока молнии постепенно не стихли вдали, пока не улегся ветер и не стал слышен лишь неумолкающий шум проливного дождя за окнами.

Ночь тянулась невообразимо долго. Я снова сошла вниз, как только рассвело; дождь перестал, прохладный и влажный воздух нес с собой запахи побитой листвы и поломанных ветвей. Весь сад был завален мусором — от промокших листьев и небольших веток до крупных ветвей и сучьев, а по траве разлились лужи воды.

Вскоре вслед за мной вышел и Джордж, одетый в непромокаемый плащ и зюйдвестку.

— Я съезжу за ним в Холл, — сказал он. — Чтобы ему не пришлось пешком идти обратно.

— Я поеду с вами, — сказала я.

— Нет, тебе надо остаться дома — вдруг мы с ним разминемся по дороге.

Через пятнадцать минут он уехал. Спустилась вниз Ада, изо всех сил стараясь казаться веселой и ничем не обеспокоенной, но по ее бледному лицу я могла понять, что она тоже не спала. Часы пробили шесть раз, потом семь, потом восемь; в девять я уже больше не могла выносить ожидания и сказала, что пойду к деревне. Но не успела дойти даже до церкви, как услышала приближающийся стук копыт, и двуколка Джорджа, преодолев подъем, стала спускаться с холма по направлению ко мне. Пассажира с ним не было, и, лишь взглянув на его лицо, я поняла, что надежды нет.

Через три дня Эдуард упокоился на погосте храма Св. Марии. Джордж нашел его лежащим у подножия стены, как раз под кабелем, что соединял громоотводы с землей. Сумка Эдуарда с этюдником и другими необходимыми художнику принадлежностями была повешена у него на шее; похоже было, что он попытался взобраться по кабелю наверх еще до начала грозы, упал и разбился насмерть. Однако никто так и не смог сказать, зачем он это сделал. Эдуард не оставил завещания, так что его немногие пожитки, включая и картины, должны были отойти его отцу, которого так потрясла новость о смерти сына, что он даже не смог приехать на похороны.

Недели, что за этим последовали, запомнились мне как темная, иссохшая бездна; я не могла плакать даже у его могилы, и единственным моим желанием было умереть. Несколько раз заезжал к нам Магнус Роксфорд, как и Джон Монтегю, но я отказывалась с ними увидеться. Ада сказала мне, что Джордж писал моей матери, но ответа не получил; объявление о бракосочетании Софи пришло в виде печатной карточки.