от боли, убежал в огород и еще сильнее рассердился на проклятого петуха. Он долго не хотел идти обратно во двор, пока его не уговорил Шарик.
– Ну, будет тебе сердиться, – уговаривал Шарик, виляя хвостом. – Мы как-нибудь вместе вздуем петуха…
– Да, хорошо тебе говорить, а ведь бока-то мои… – ворчал козел, уставившись рогами в землю. – Уж, кажется, я ли не служу хозяину? А что касается сена, так какое сено мне достается? Подбираю с земли, которое лошадь и коровы все равно затопчут. Одно названье, что сено… Положим, что я неприхотлив, а все-таки чужого сена не ем.
Шарик был добрая собака и жалел козла. В самом деле, за что прибила его хозяйка?..
– Знаешь, что я тебе скажу, козел, – говорил Шарик, – не стоит сердиться. Ты сделай вид, что будто ничего не заметил. И мне ведь тоже иногда достается от хозяйки… А я терплю. Она только и любит, что своего кота Ваську да кур. Ничего с ней не поделаешь…
– А я ее как-нибудь забодаю… вот и не поделаешь.
– Нет, это уж совсем не годится, козел. Надо терпеть… Мало ли что случается в семье? Не каждое лыко в строку…
В сущности, Шарик хитрил. Он больше всего любил, чтобы в доме все было в порядке. Для чего же тогда он, Шарик, если все будут ссориться и драться? Немножко – еще ничего, а только не постоянно.
– Ну, я их помирил, – хвастался Шарик, подходя к хозяйскому крыльцу. – Поссорились, и будет…
– Ты у меня молодец! – хвалил столяр верного пса. – Ежели разобрать, так козел совсем добрый; только немножко упрям. Я ему так и сказал: не сердись, брось! Вообще не стоит…
Столяр любил вечером выйти во двор и посидеть на крылечке. Сядет на лесенку, закурит трубочку и смотрит. А Шарик уж тут как тут: облизывается, хвостиком виляет, лебезит.
– Ну что, Шарик?
– А ничего, все в порядке. День и ночь не сплю, твой дом стерегу.
– Так, так… Молодец! Ведь ты у меня умница…
– А то как же? Какой же порядок в дому, ежели нет хорошей собаки? Это не то, что какой-нибудь дармоед, вроде кота Васьки.
– А, не любишь? Ха, ха, ха! Не забыл, видно, Васькиных когтей?..
От скуки Шарик иногда гонял жирного кота по двору, – не со злости, а так просто. Хозяйка куда-нибудь уйдет, покажется кот на крылечко, – ну, как его не погонять, толстомордого? Правда, что Васька отчаянно защищался и два раза пребольно царапнул Шарика, но все-таки его побаивался. Шарик завидовал Ваське, которого каждый день поили молоком, а ему, Шарику, доставались одни объедки…
II
Жил-поживал веселый столяр, распевал песни, а черное горе подкралось к нему невидимкой… Захворала жена столяра, пролежала неделю-две да и отдала душу богу. Горько плакал бедный столяр, ходил по своей избушке и все повторял:
– Как же я жить-то теперь буду? Ах, как я буду жить?
Пришли соседи, начали его утешать и всё говорили:
– Что ж ты так убиваешься? Всё у тебя, слава богу, есть… Ничего, и один как-нибудь проживешь.
– Всё есть, а жены нет, – плакал столяр. – Ах, как я жить буду? Как я без жены?..
Плачет столяр, разливается, и никто его утешить не может. Похоронил потом жену, засел опять за работу, только уж не стало слышно веселых песен в избушке. Молча работал столяр, а черное горе молча его глодало.
Трудно было жить столяру одному, и взял он себе одну бедную старушку, которая управлялась бы по хозяйству, – самому ему не поспеть везде, а то хоть работу бросай! И пошло всё вверх дном… И обед вовремя не готов, и кушанье не так приготовлено, и скотина сидит голодная, и в огороде ничего не родится.
– Дрянь дела, – ворчал петух, щелкая носом от голода. – Этак, пожалуй, подохнуть можно…
Куры тоже ворчали и начали меньше класть яиц. Голодавшая корова сразу сбавила молока; лошадь похудела, обросла голодной шерстью, – и все роптали. Ничего не говорил один козел, хоть и голодал вместе с другими. Что же тут говорить? Была жива хозяйка в дому, и всем было хорошо; не стало хозяйки – ну, значит, нужно терпеть.
Соседи, которые раньше завидовали веселому столяру, теперь говорили между собой:
– А мы думали, что он, столяр, умный… Огород запустил, скотину заморил, в дому никакого порядка нет… Какой же он умный столяр?
Самые добрые соседи нарочно приходили к столяру, качали головами, жалели и говорили все это вслух:
– А мы-то думали, что ты умный.
Столяр и сам видел, что всё у него идет из рук вон плохо, – не смотрел бы ни на что. Особенно тошно ему делалось по вечерам… Начал столяр уходить вечерами из дому куда-нибудь в соседи. Все-таки на людях как будто и повеселее, то есть даже и не веселее, а время как-то незаметно проходит. Глядишь, вечера и нет; а тут, глядишь, и спать пора… Прежде столяр работал по вечерам, а теперь работа лежала на полке.
– Успею как-нибудь, – утешал он самого себя. – Работа не медведь – в лес не уйдет!
Пошло плохо с работой. С одним заказом не поспел, другой упустил, третьего не дали… Стал думать столяр так: «Я-то ведь тот же, а это другие мне нарочно зло делают. Позавидовали моему достатку… Ничего, справимся!» Начал столяр подозревать других, что это они виноваты.
Начал он даже на скотину сердиться. Почему корова молока не дает? Почему лошадь не хочет возить по-прежнему? Почему куры перестали класть яйца?
«Да для чего они мне все? – подумал столяр. – Проживу и без них, а то только хлопоты одни да неприятности…»
Кончилось тем, что столяр вывел лошадь и корову на базар и продал. Жаль было продавать, да нельзя, видно, миновать.
– Да он совсем глупый, столяр-то, – заговорили соседки. – И кто это сказал, что он умный?.. Все хозяйство зорит…
Соседи говорят свое, а столяр думает свое. Раньше было другое, и он был другой, а теперь ему ничего не нужно. Пусть идет все крахом; сам наживал, сам и проживает.
Без лошади и коровы всем пришлось плохо. Бывало, от лошади и куры покормятся, и мышь стащит малую толику, и козлу достанутся объедки. То же и с коровой. Петух начал жаловаться громко:
– Житья совсем не стало… А наш хозяин дурак!..
Голуби тоже ворчали: ходят-ходят по двору, и хоть бы одно зернышко где завалилось. Ворчали воробьи:
– Какой же он хозяин, если воробья накормить нечем? Он нас доведет до того, что мы уйдем к другому хозяину… Пусть остается один и живет, как