Во все время, пока глава семьи, их господин и повелитель, ест, жены и дети стоят поодаль за спиною хозяина, ожидая своей порции пищи. А тот, утолив свой голод, встает и швыряет через плечо, как правило, одни только кости женам и детям, с жадностью ожидающим подачки. Случается иногда, что какой-нибудь отцовский любимчик, конечно, мальчик, а уж никак не девочка (в семьях, где много детей, родители, не задумываясь, съедают девочек, но мальчиков не едят никогда), осмелится подойти к отцу во время обеда и получает из рук его небольшой лакомый кусок.
Послеобеденное время отдыха воины, занимающиеся в мирное время охотой, посвящают выделыванию оружия, что является одним из любимейших и важнейших занятий в повседневной жизни каждого мужчины. Он не пожалеет срубить целое дерево, чтобы сделать из него одно древко копья; что же касается их щитов, то художественность и изящество украшающей его резьбы всецело соответствует искусству и способностям его владельца. И чем больше лавров стяжает какой-нибудь воин, тем замысловатее становится резьба на его щите.
Говоря о различных особенностях взглядов, нравов и обычаев моих чернокожих друзей, я не могу не упомянуть об их удивительной способности распознавать следы: они могут безошибочно сказать вам, кому принадлежит данный след, одному ли из их единоплеменников или же чернокожему другого дружественного или враждебного им племени.
Надо сказать, что каждое племя владеет особой территорией, на которой кочует, как и сколько ему угодно. Границы каждой отдельной территории строго обозначены рядом больших деревьев, цепью холмов или гор, грядою скал или чем-либо тому подобным. Эти природные характерные черты данной местности в большинстве случаев сообщают свое название владеющему этой территорией племени. За грань своих владений ни один чернокожий никогда не переступает, кроме случаев дружественного посещения соседей или же в военное время, совершая нашествие. Браконьерство наказуется смертной казнью, и даже женщина, будучи застигнута за добычей пищи на чужой земле, тотчас же делается пленницей того племени, на чьей земле она была поймана за этим занятием.
Обладая удивительной способностью выслеживать человека по его следу, чернокожие никогда не дадут уйти безнаказанно ни одному браконьеру, даже и тогда, если тому удастся вернуться к своим, не будучи захваченным.
Туземцы до того прилежно изучают след каждого знакомого им или близкого человека, что с первого же взгляда могут сказать, кто тот человек, который переступил границу, — враг или друг, и если только окажется, что то был чужой человек, то немедленно снаряжается карательная экспедиция против его племени.
Способность открывать следы казалась мне положительно необыкновенной: я сам не раз был свидетелем, как мои чернокожие угадывали след человека на твердых скалах, где, конечно, не оставалось ни малейшего отпечатка ноги; но каждый перевернутый или сдвинутый с места сухой или вялый лист служил для них безошибочным указанием. Ямбе очень хотелось, чтобы я навсегда остался с ее единоплеменниками. Она рисовала мне блестящие картины моего будущего благополучия, если я приму близкое участие в делах туземцев, построила для меня, при помощи других женщин, настоящую, а не временную, прочную и просторную хижину, напоминавшую по своему внешнему виду пчелиный улей и имевшую добрых 20 футов в диаметре и не менее 10 футов в вышину. Добрая женщина не остановилась даже перед тем, чтобы соблазнять меня возможностью набрать целую сотню жен!
Но все было напрасно: все существо мое рвалось в цивилизованные страны. По целым часам я простаивал на берегу в надежде увидеть какой-нибудь корабль.
Прошло около девяти месяцев со времени моего невольного возвращения к берегам Кэмбриджского залива, — и жизнь среди моих чернокожих друзей показалась мне такой однообразной и томительной, что я почувствовал настоятельную необходимость переменить ее, хотя бы даже и на худший образ жизни, иначе я мог сойти с ума. Нравы и обычаи чернокожих, несмотря на все радушие последних ко мне, положительно опротивели мне, а жестокое обращение с женщинами неоднократно вызывало злобное чувство против моих «друзей». Я едва уже сдерживал себя.
Наконец, во избежание какой-нибудь катастрофы, я решил снова отправиться в морское путешествие. На этот раз у меня появился новый план: я намеревался обогнуть мыс Лондондерри и затем плыть к югу между роскошными островами, лежащими по направлению Адмиралтейского залива, который я успел еще раньше исследовать.
Ямба охотно согласилась сопутствовать мне, и однажды мы вместе с нею снова покинули ее родной берег. Верная жена моя везла сеть, битком набитую всяким добром и необходимыми припасами, я же захватил только лук и стрелы.
Когда мы вышли в море, погода стояла прекрасная; море было совершенно спокойно; ветер дул нам по пути. Чрез несколько дней плавания мы попали в узкий пролив между весьма возвышенным островом и материком, а оттуда вошли в еще более тесный проход, заканчивавшийся большой группой крутых и диких скал. Во многих местах они были украшены грубой, но поразительно яркой наскальной живописью, изображавшей большею частью человеческие фигуры. Вложил свою долю участия и я, нарисовав себя, свою супругу и верного Бруно.
Мы пристали к берегу и решили здесь остановиться. Судя по некоторым признакам, не подлежало сомнению, что это место нередко служило лагерем для туземцев: всюду виднелись следы костров, обглоданные кости и т. п. А изобилие крупных раков дало и нам возможность приятно провести здесь два дня, после чего мы опять тронулись в путь, продолжая держаться под прикрытием островов, вследствие малых размеров нашего судна, которому в открытом море, в случае непогоды, могла грозить серьезная опасность. Воды, в которых мы держались, изобиловали островами, частью скалистыми и бесплодными, частью поражавшими своей богатой растительностью. На многих мы приставали, причем нередко приходилось наталкиваться то на пустую флягу из-под водки, то на обломок мачты или на корзинку из ивовых прутьев, — явные признаки того, что здесь когда-то побывали цивилизованные люди или, быть может, вблизи этих берегов гибли суда.
По прошествии двух месяцев со времени нашего отъезда с берегов Кэмбриджского залива мы очутились в другом большом заливе, который, как я узнал впоследствии, назывался Королевским. Приходилось во время этого путешествия сталкиваться нам и с туземцами, но так как большинству их племен я был уже знаком лично или понаслышке, то мы всюду встречали радушный прием.
Находясь случайно среди одного из этих племен, я вдруг услышал ошеломляющее известие: один из вождей сообщил мне в разговоре, что в другом стане, на расстоянии нескольких дней пути, один из вождей того племени имеет двух белых жен. Судя по его словам, женщины эти были захвачены в плен после довольно кровопролитной стычки с какими-то бледнолицыми мужчинами, прибывшими в эти края на «громадном катамаране».