Правда, чтобы вернуть рукам былую твердость и снова начать мыслить рационально, ему потребовалось несколько минут. Чтобы успокоиться, он несколько раз глубоко вздохнул. Если он хочет выполнить намеченное, нужно сохранять хладнокровие. А главное — продумывать каждый свой шаг.
Энн Мерфи, нахмурившись, смотрела на себя в зеркало. С сединой определенно надо было что-то делать, но для этого требовались деньги. А где, спрашивается, их взять? Пособия на детей хватало только на самое необходимое, а когда вместо части денег начали выдавать продуктовые наборы, стало еще хуже. Теперь ни сигарет, ни духов, ни краски для волос не купишь.
Энн призывно улыбнулась, а потом промокнула салфеткой лишнюю помаду на губах. Затем она отошла подальше и окинула себя оценивающим взглядом — хотела выяснить, как выглядит со стороны. На ней была короткая кожаная юбка и самый лучший ее свитер. Его низкий вырез, по мнению Энн, уже должен был обеспечить ей внимание Джека. Энн постаралась выглядеть как можно аппетитнее и надеялась, что сегодня вечером он проявит большую, нежели обычно, щедрость.
Похлопав себя ладошкой по плоскому животу, она удовлетворенно кивнула своему отражению. Не так уж плохо для женщины, которой перевалило за тридцать.
Энн побрызгала себя остатками драгоценной туалетной воды, при этом дав себе слово, что при первой же возможности купит себе самую дорогую — по сто долларов за унцию. Господи, до чего ей надоело выгадывать каждый цент, чтобы купить себе пачку сигарет!
— Мамочка, ты сегодня ночью уходишь?
Энн посмотрела на вошедшую в комнату девятилетнюю дочь и подумала, как хорошо было бы остаться дома с ребенком. На улице стоял собачий холод, и если Джеку не придет в голову снять в мотеле комнату, им снова придется трахаться в грузовике. Энн вздохнула и стала собираться.
— Я долго не задержусь, детка. Обещаю. Помнишь наши правила?
Девочка кивнула.
— Давай-ка повторим их еще раз, — проговорила Энн, выходя в коридор, где на гвозде сиротливо висела ее потертая шубка.
— Не открывать дверь, кто бы за ней ни стоял!
— И… — Мать выразительно посмотрела на свое дитя.
— Ни за что не прикасаться к плите.
— Что еще?
— В случае чего звонить по телефону «911».
— Хорошая девочка. Все знаешь. Завтра я принесу тебе что-нибудь сладенькое.
— Можно мне накраситься твоими синими тенями?
Энн уже собралась было помотать головой, как вдруг последовало продолжение:
— Обещаю, что мазаться ими перед школой я не буду.
— Тогда ладно. Можешь попробовать. — Энн нагнулась и поцеловала Мэри в светлую макушку.
Посмотрев, как уютно посапывал у себя в кроватке ее пятилетний сын, Энн направилась к входной двери. Еще раз напоследок поцеловав девочку и сказав ей «будь умницей», она вышла из дома и зашагала в сторону центра. Идти было всего два квартала, но и этого достаточно, чтобы на таком ужасном ветру превратиться в ледышку. Но больше всего она боялась застудить ноги, обутые в тонкие сапоги на высоких каблуках. Они промокли через минуту после того, как она вышла, а ведь ей еще предстоял немалый путь.
Ничего, утешала себя Энн, стоит ей только добраться до заведения Ленни, как она согреется. А если придет Джек, то он стиснет ее в объятиях с такой силой, что к концу вечера ей станет жарко.
Энн Мерфи, попивая пиво, сидела за столиком в самом темном углу бара. Играла музыка в стиле кантри, и на танцевальной площадке лениво кружилось несколько пар. Энн не обращала на них внимания. Она думала о своих детях. Ее мучило чувство, что сегодня вечером ей не следовало уходить из дома. У Брайана была небольшая температура, а Мэри, когда она уже стояла в прихожей, смотрела на нее с ужасно печальным видом. Черт, ну почему, когда на тебя так смотрят дети, начинаешь чувствовать себя виноватой?
Энн не оставляла мысль, что к завтрашнему утру будут температурить оба ее ребенка. Мэри всегда заболевала, когда болел Брайан. Следовательно, придется приглашать врача, а потом платить по счетам. А уж этого Энн никак не могла себе позволить.
Энн неофициально подрабатывала в местной аптеке. Она раскладывала товары по полкам и доставляла лекарства тем, кто не в состоянии был явиться за ними самостоятельно. Пособие, которое она получала, позволяло ей оплачивать жилье и отчасти покрывало расходы на продукты питания. Но на следующий год благодаря доброте и заботе правительства, как с сарказмом говорила Энн, пособие должны были отменить. Считалось, что Брайан будет уже достаточно взрослым, чтобы ходить в школу, и она сможет работать полный рабочий день. Ей даже думать не хотелось о будущем — для нее и этот год уже был худшим из худших. И сейчас, несмотря на пособие, ее семья была лишена даже самых маленьких радостей. За это время Энн удалось приобрести только телевизор и телефон. Автомобиль для нее являлся уже предметом роскоши, хотя Энн полагала, что машина для семьи из трех человек никакая не роскошь, а предмет первой необходимости.
После того как Хэрри от нее отвалил, Энн довольно быстро поняла, каким способом она может заработать деньги, в которых так сильно нуждалась.
Не важно, что так называемые порядочные люди в Грей-Блафф перестали с ней разговаривать. Она и ее дети не могли питаться одними бобами с рисом, а людей, готовых за просто так расщедриться на материальную помощь одинокой матери, она что-то в их городишке не замечала.
Хэрри ушел от нее четыре месяца назад. Сказал только, что не хочет больше жить с семьей — и был таков. Энн считала, что, оставив их без гроша, он совершил худший поступок, на какой только способен мужчина.
Она вышла замуж за Хэрри двенадцать лет назад, через неделю после того, как они оба окончили школу. Она за эти годы никакой специальности так и не получила и была лишь домохозяйкой — ну и, разумеется, матерью.
Разглядывая янтарное содержимое своего бокала, Энн хмыкнула. Она преотлично знала, что в этом городке мужская половина населения большего от женщины и не требовала. К тому же потенциальных мужей в Грей-Блафф было мало, и все мужчины, которых она знала, давно уже переженились. Так что выйти замуж во второй раз, имея двоих детей, шансов почти не было. Помогать ее маленькому семейству тоже никто не хотел — даже ее собственная мать.
Энн вообще старалась не вспоминать о своей матери и ее последнем муже. Та и прежде не раз демонстрировала дочери, что не слишком ее любит, — с какой, спрашивается, стати ей было менять свое отношение? Энн вздохнула — уж лучше вообще ни о чем не думать, чем думать о печальном. К тому же мысли отвлекали от дела, а сегодня вечером перед ней стояла вполне конкретная задача: раздобыть побольше денег, чтобы она и дети смогли продержаться без лишних забот до конца месяца.