эллинистические цари. В уже цитированном письме Птолемея II к Милету от 262 г. (RC 14) египетский царь всячески подчеркивает традиционную дружбу между Милетом и Птолемеями, называет милетцев друзьями и союзниками, дает им всевозможные привилегии. Поэтому для отношения городов к тому или иному правителю оказываемые им «благодеяния» не имели решающего значения. Тот же Милет, находясь под властью Лисимаха, охотно принимал дары Селевка (RC 5; OGIS 213); после гибели Лисимаха Милет награждает Селевка статуей как своего «освободителя», а в 280/279 г. Антиох I занимает должность стефанефора Милета; в 262 г. город оказывается под властью Птолемея, его «другом и союзником», затем подпадает под власть тирана Тимарха, а с 259/8 г. опять начинает новую эру свободы, дарованной Антиохом II.
Вторая сирийская война была длительной (предположительно 258–253 гг.)[61], но данных о каких-либо крупных сражениях не сохранилось. По-видимому, Антиоху удалось вытеснить Птолемея из некоторых областей Финикии и малоазиатского побережья. Морская победа Антигона над флотом Птолемея при Косе[62] дала несомненное преимущество Антиоху. Поэтому, надо полагать, Птолемей не пытался взять реванш и помирился с Антиохом, выдав за него свою дочь и дав за ней спорные территории в качестве приданого.
Но если спор с Египтом временно был улажен, то на Востоке власть Селевкидов потерпела значительный урон. По кратким сообщениям Помпея Трога и Страбона, в правление Антиоха II от царства отложилась Бактрия. Ее наместник Диодот объявил себя царем (около 250 г.) нового, греко-бактрийского царства, куда входили и Согдиана и Маргиана. По-видимому, Диодот и его преемники опирались не столько на военную силу, которая вряд ли была у них значительной, сколько на стремление к освобождению от власти Селевкидов у свободолюбивых народов Средней Азии, переживавших в то время период перехода к цивилизации, период созидания собственной государственности.
Антиох не имел возможности силой оружия подавить освободительное движение, и на первых порах, по-видимому, был найден какой-то modus vivendi между Бактрией и селевкидской монархией в виде формального признания верховенства Селевкидов в Бактрии, подкрепленного брачным союзом.
Массовое движение народов Средней Азии против иноземного господства нашло в это же время и другой исход. Скифское племя парнов, входившее в племенной союз даев, завладело Парфией и положило начало новой могущественной восточной державе. В течение пяти столетий здесь удержалась династия Аршакидов; официальным началом их эры был 248/7 г. до н. э. Это, конечно, не значит, что именно к этому году относится образование Парфянского государства – ведь эра обычно содержит элемент условности; но начало его, очевидно, относится примерно к этому времени.
Неожиданные осложнения возникли в царстве Антиоха II из-за династических распрей. В качестве залога мира Птолемей выдал за Антиоха свою дочь Беренику. В связи с этим Антиох дал развод своей сестре – жене Лаодике, дочери Антиоха I и Стратоники. Лаодика имела уже двух сыновей, и естественно, что она опасалась за их судьбу. Когда в конце 247 г. Антиох умер (существует указание, что Лаодика его отравила), между Лаодикой и Береникой, которая также родила сына, возникла борьба. Лаодике удалось убить Беренику и ее сына, так что у сына Лаодики, Селевка II, не осталось соперника. Расправа с Береникой послужила прекрасным поводом для Птолемея III Эвергета, занявшего египетский трон после умершего в 247 г. Птолемея II, начать военные действия и вторгнуться в Сирию. Так началась третья сирийская война, или «война Лаодики», как ее называли в древности.
Селевк не был подготовлен к войне. С другой стороны, Птолемей выступал как защитник законных интересов царицы Береники, о смерти которой еще не знали; поэтому многие города примыкали к Птолемею из лояльности к дому Антиоха. Птолемей почти без сопротивления захватил северную Финикию и Сирию. Сохранившееся на папирусе (Pap. Gurob) сообщение участника событий (может быть, самого Птолемея) рассказывает о взятии Селевкии в Пиерии и самой Антиохии. Селевк бежал в Малую Азию, и войска Птолемея прошли на Восток чуть ли не до Бактрии. Но Птолемей, по-видимому, не намеревался упрочить свои легкие успехи; удовольствовавшись захваченной добычей, он ушел в Египет, закрепив лишь свое господство в Келесирии и Финикии и оставив за собой Селевкию в Пиерии, гавань Антиохии.
Тем временем Селевк обеспечил свой тыл договорами и брачными союзами с властителями Каппадокии и Понта, собрал войско и стал вновь овладевать Востоком и Сирией, не встречая сопротивления. Он даже задумал было отвоевать Келесирию, но потерпел поражение и заключил мир с Птолемеем.
Таким образом, «война Лаодики» окончилась для Селевка благополучно, и он даже получил прозвище Каллиника.
Дальнейшее правление Селевка II заполнено борьбой с младшим братом, Антиохом Гиераком («Коршуном»), претендовавшим не только на роль соправителя[63], но и на все царство. Селевк вынужден был предоставить ему независимое положение в Малой Азии, где Гиерак восстановил против себя пергамского царя и галатов. После ряда приключений, падая все ниже и ниже, он был убит своими наемниками. Вскоре умер и Селевк. После кратковременного правления старшего сына Селевка II Селевка III трон перешел к его младшему сыну Антиоху III, прозванному впоследствии Великим (223–187 гг.). Это был период наивысшего политического расцвета царства Селевкидов и вместе с тем начало его падения.
Правление Антиоха III совпадает с началом нового периода в истории Восточного Средиземноморья – с выступлением Рима, впервые в это время начавшего активную политику на Балканском полуострове. К концу правления Антиоха III Рим вторгается уже в Азию. С этого именно времени, со 140-й олимпиады (219–216 гг.) Полибий начинает свою историю, мотивируя это тем, что с этого времени история становится единой. «Раньше, – пишет он, – события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец. Начиная же с этого времени, история становится как бы одним целым, события Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводятся к одному концу. Вот почему с этого именно времени мы начинаем свое изложение» (I, 3, 3–5). Эта установка Полибия объясняется тем, что он рассматривает историю с римской точки зрения – только выступление Рима на сцену кладет начало всемирной истории. Дройзен и Белох, доводящие историю эллинизма тоже примерно до 140-й олимпиады, в сущности следуют Полибию.
В действительности же, с точки зрения объективно-исторической, единство эллинистического мира как раз прекращается к моменту начала римского господства. В течение III в. еще не заглохли идеи единства, которые руководили политикой Александра и диадохов. И хотя возникло несколько монархий, элементы единства не только внутри их, но и между ними, – единства экономического и культурного, – были достаточно