Глава 5.4
После ужина демоны вышли на заднее крыльцо постоялого двора и, раздевшись догола у колодца, принялись мыться, обливая друг друга ледяной водой. Динка сидела на крыльце со стопкой чистых полотенец в руках и с легкой завистью смотрела на них. Она бы тоже не отказалась помыться после целого дня скачки на лошади. Интересно, если попросить Вожака, он разрешит ей сходить на кухню и взять там тазик теплой воды?
Она обратила внимание на девушек, прислуживавших в трактире, которые кучкой столпились за углом дома и с возбужденным хихиканьем наблюдали за демонами, любуясь их красивыми обнаженными телами. Глупые… Динка снова перевела взгляд на своих спутников. В отличие от девчонок, она каждый день имела возможность лицезреть их голые тела, вот только удовольствия это никакого не доставляло. Разве что совсем немного.
Динка скользнула взглядом по плечам Дайма, вспоминая как приятно касаться их ладонями. А некоторых… Динка посмотрела на Штороса. Лучше бы вообще никогда не видеть! Однако взгляд задержался, скользя по плоскому животу с кубиками мышц под кожей, спускаясь на рельефные бедра. Динка, сглотнув, с усилием отвела глаза. Хоть бы не заметил, а то потом опять будет ей намекать на то, что она пялилась на него.
Она посмотрела в другую сторону. Тирсвад аккуратно отделял от тела изорванную окровавленную рубашку. Он был ранен. На его правом плече зиял длинный глубокий порез, покрытый коркой запекшейся крови. Длинные светлые волосы тоже были все окровавлены и склеены в сосульки. Динка подумала о том, что с раненой рукой ему ни за что не отмыть свою шевелюру. Но помощи он, скорее всего, не примет. Слишком гордый.
Ее брат не утруждал себя ежедневным мытьем. Придя с поля, он лишь споласкивал руки и сбрасывал пропитанную пылью и потом одежду. И только по субботам в их доме топили баню, в которой по-очереди мылась вся семья. Динка отчетливо помнила резкий запах его потного тела в те моменты, когда он хватал ее за косу и притягивал к себе, чтобы выпороть за очередную провинность. Этот запах накрепко был связан в ее сознании с болью.
От Вожака пахло совсем иначе, к его запаху Динка не испытывала отвращения. Может быть потому, что он не пренебрегал ежедневным мытьем. А может быть потому, что ни разу не бил ее, и его запах не связан был в голове Динки с животным страхом боли.
Вожак закончил мыться и, встряхнувшись, словно огромный лохматый пес, приблизился к Динке.
— Позволь мне задержаться на кухне, — робея, попросила Динка, протягивая ему чистое полотенце. Вожак вопросительно поднял брови.
— Я не убегу. Я только хотела… — Динка неловко замолчала, чувствуя, как горят щеки. — Хотела тоже помыться и привести в порядок одежду. Я могу почистить и вашу одежду тоже, ведь она вся в крови.
Следом за Вожаком подходили остальные мужчины их маленького отряда и разбирали чистые полотенца из рук Динки. Краем глаза Динка ухватила завистливые взгляды работниц постоялого двора, но ей до этого не было никакого дела. Она умоляюще смотрела на Вожака, мечтая о том, чтобы он разрешил ей задержаться и помыться одной. Конечно, вчера ей очень понравилось мыться с ним вместе, но… Это было слишком… Слишком страшно, слишком стыдно, слишком волнующе. После всех тревог сегодняшнего дня, Динка была не уверена, что сможет выдержать весь этот букет чувств.
— Ну хоть какая-то польза от нее будет, — встрял в разговор Шторос и, швырнув в Динку комок своей пропитанной кровью одежды, удалился, сверкая обнаженными ягодицами. Вожак, коротко кивнув, оставил ее на крыльце рядом с горой грязной одежды. Динка облегченно вздохнула и, вскочив с места, побежала к колодцу за водой.
Натаскав из колодца воды в кухню, она нагрела ее и с наслаждением помылась в тазике, который дала ей хозяйка постоялого двора. А затем в этой же воде застирала одежду. Свою и четверых мужчин. Ей не впервой было перестирывать горы белья. Дома это было только ее обязанностью. Особенно Динка не любила стирать тяжелые одеяла, шторы и постельное белье. По сравнению с ними стирка пяти штанов, да пяти рубашек не казалась ей тяжелым трудом.
Она терла мылом плотную ткань и размышляла о том, что было бы, если бы ее не похитили, а оставили дома. Одну среди обгорелых домов и убитых людей. Хотя нет, они не оставляли после себя свидетелей разбоя. Всех убивали и сжигали, чтобы случайно кто-нибудь не выжил и не рассказал о них. Вот только засада сегодня была не просто так. Стало быть лорд знает о том, что на его земле хозяйничает шайка разбойников. Вот только знает ли он, что это совсем не люди?
Подумав о том, что они и не люди вовсе, Динка вернулась к тревожащей ее мысли о побеге. За последнее время у нее было несколько возможностей сбежать, как она и планировала с самого начала. Но, что-то держало ее. Да, конечно, все еще был страх наказания в случае, если ее поймают после побега. Но… Убивать ее не собирались. А наказание… Каких только наказаний в ее жизни не было. Одним больше, одним меньше.
И все же, она не могла решиться на побег. Ее разрывали настолько противоречивые чувства, что она никак не могла в них разобраться. А поделиться ими было не с кем.
Сменного белья у Динки не было. Но сердобольная хозяйка подарила ей ночную сорочку со своего плеча. Слишком большую для Динки, слишком длинную и всю расшитую рюшами и кружевами. Так Динка и явилась в их общую с демонами комнату, утопая в рюшах и кружевах, словно муха в крынке со сметаной.
В комнате было на удивление тихо и спокойно, даже шлюх в этот день не пригласили. Дайм сидел за столом и что-то вырезал из деревянной плашки. Шторос и Хоегард валялись на своих кроватях и негромко переговаривались. Тирсвад с помощью зубов и левой руки пытался перевязать себе рану на плече. Динка села к столу и некоторое время смотрела как Тирсвад воюет с повязкой. Ткань не хотела ложиться на рану, соскальзывала, а демон, шипя от боли, снова и снова пытался пристроить ее на место.
Динка отвела взгляд. И помочь ему нельзя, и смотреть на его мучения тошно. Чтобы хоть чем-то заняться, Динка наблюдала, как Дайм вырезает из куска дерева гребень. Его большие руки ловко управлялись с маленькими ножиком, вытачивая частые зубцы и украшая поделку замысловатой резьбой. Заметив, что она за ним наблюдает, Дайм поднял на нее глаза, сверкнувшие золотом в тусклом свете свечи, стоящей на столе, но ничего не сказал.