пришло в голову какое-то решение.
– Я знаю, что я сделаю, бабушка, – сказала она в радостном возбуждении. – Я напишу Кларе письмо, и она пришлёт мне ещё столько же булочек или в два раза больше, ведь я накопила их целую кучу в ящике, а когда их у меня отняли, Клара сказала, что снова даст мне столько же, и уж она это непременно сделает.
– О боже, – сказала Бригитта, – это хорошая мысль, но подумай, они ведь зачерствеют. Была бы время от времени лишняя монета, так и наш пекарь в Деревушке печёт такие же, но у меня и на чёрный хлеб едва хватает.
Тут по лицу Хайди пробежал светлый луч радости.
– Ох, у меня же очень много денег, бабушка, – возликовала она и даже подпрыгнула от счастья, – теперь я знаю, что я с ними сделаю! Каждый, каждый день ты будешь получать свежую булочку, а по воскресеньям две, а Петер будет тебе их приносить из Деревушки.
– Нет-нет, детка, – замахала руками бабушка, – этому не бывать, деньги ты получила не для того, отдай их дедушке, а уж он скажет, на что их употребить.
Но Хайди, ничего не слыша, прыгала по комнате, выкрикивая:
– Теперь бабушка будет каждый день съедать по булочке и снова окрепнет и… О, бабушка, – завопила она с новым ликованием, – а когда ты наберёшься сил и поздоровеешь, тебе снова станет светло! Может, это только оттого, что ты слишком ослабела.
Бабушка притихла, она не хотела омрачать ребёнку радость. А Хайди, прыгая по комнате, вдруг заметила на полке бабушкину книгу псалмов, и тут ею овладела новая мысль:
– Бабушка, я ведь теперь очень хорошо умею читать. Хочешь, я прочитаю тебе какой-нибудь псалом из твоей старой книги?
– О да! – пришла бабушка в радостное изумление. – Неужто ты правда умеешь читать, детка?
Хайди встала на стул и стянула с полки книгу, с которой поднялась туча пыли, потому что очень долго она пролежала наверху нетронутой. Хайди вытерла её, уселась с ней на скамеечку подле бабушки и спросила, что ей почитать.
– Что хочешь, детка, что хочешь. – И бабушка с напряжённым ожиданием замерла, отодвинув прялку в сторону.
Хайди полистала книгу, читая по одной строчке то там, то здесь:
– Вот что я тебе почитаю, бабушка.
И Хайди начала и по мере чтения становилась всё увлечённее и читала всё выразительнее:
Благословен Господь, ибо Он услышал голос молений моих.
Господь – крепость моя и щит мой; на Него уповало сердце моё, и Он помог мне, и возрадовалось сердце моё; и я прославлю Его песнью моею.
Господь – крепость народа Своего и спасительная защита помазанника Своего.
Спаси народ Твой и благослови наследие Твоё; паси их и возвышай их вовеки!
Бабушка сидела тихо, сложив ладони, и выражение неописуемой радости, какого Хайди ещё не видела, отражалось у неё на лице, несмотря на то что по щекам её в это время текли слёзы. Когда Хайди замолкла, бабушка с тоской попросила:
– О, ещё раз, Хайди, дай мне ещё раз услышать: «Господь – крепость моя и щит мой; на Него уповало сердце моё».
И девочка прочитала ещё раз, сама испытывая радость.
– О, как же ты меня порадовала, Хайди!
Бабушка раз за разом всё повторяла слова молитвы, и Хайди сияла от счастья и не могла отвести от бабушки глаз, потому что такой она её ещё не видела. Теперь её старое лицо больше не было скорбным, а светилось такой радостью и благодарностью, как будто она заглянула своими новыми, прозревшими глазами в небесный райский сад.
Тут в окно постучали, и Хайди увидела снаружи дедушку, он махнул ей рукой, чтобы шла домой. Хайди быстро выбежала, но успела заверить бабушку, что завтра снова придёт, и даже если уйдёт с Петером на пастбища, то в середине дня вернётся, потому что, раз уж она может сделать бабушке снова светло и может снова доставить ей радость, это для Хайди самое большое счастье, оно даже больше, чем быть на солнечном лугу среди цветов и коз.
Бригитта догнала Хайди в дверях с юбкой и шляпой, чтобы та забрала свои вещи. Юбку Хайди повесила на руку, ведь дедушка уже узнал её теперь, подумала она про себя; но от шляпы решительно отказалась, настаивая на том, чтобы Бригитта оставила её себе, сама она её никогда, больше никогда не наденет.
Хайди была настолько исполнена своих переживаний, что должна была тут же рассказать дедушке всё, что радовало её сердце: и что белые булочки для бабушки можно приносить и из Деревушки, если есть деньги, и что бабушке вдруг стало так светло и хорошо. И в конце Хайди сказала с полной уверенностью:
– Правда же, дед, хотя бабушка и не хочет этого, но ты же отдашь мне все деньги, которые в свёртке, чтобы я давала Петеру монету каждый день на булочку, а по воскресеньям на две?
– А как же постель, Хайди? – сказал дедушка. – Настоящая постель тебе не помешала бы, а после этого останется ещё и на булочки.
Но Хайди не оставляла деда в покое и доказывала ему, что спит на своей теперешней постели гораздо лучше, чем когда-либо спала во Франкфурте на мягкой кровати с подушками, и просила она так настойчиво, что дедушка в конце концов уступил:
– Деньги твои, делай с ними то, что тебе в радость, хоть годами покупай на них булочки для бабушки.
Хайди возликовала:
– Хо-хо! Теперь бабушке уже никогда не придётся есть жёсткий чёрный хлеб! Дед, теперь всё так хорошо, как ещё никогда не было, сколько мы живём! – И Хайди подпрыгивала, держась за руку деда, и радостно чирикала, как птичка.
Но потом она вдруг посерьёзнела:
– А ведь если бы Господь Бог сразу исполнил то, о чём я Его так сильно молила, то ничего этого сейчас не было бы. Я бы тогда просто сразу же вернулась домой и принесла бабушке совсем немного булочек. И никогда бы не научилась читать, а это для неё так хорошо. Но Господь Бог уже всё продумал – и намного лучше, чем я себе представляла. Это мне бабуня говорила, и так всё и случилось. Ах, как я рада, что Господь Бог тогда не уступил, как я Его ни просила и как ни жаловалась! Но теперь я всегда хочу просить Его так, как говорила бабуня, и всегда благодарить, а если Он что-то не сделает, о чём я просила, то я сразу же должна вспомнить: наверняка всё опять будет, как во Франкфурте, Господь Бог задумал для меня что-то лучшее. Но давай каждый день молиться, правда же, дед, и никогда не забывать, чтобы и Господь Бог нас тоже не забыл.
– А если кто-то всё же не будет молиться? – пробормотал дедушка.
– Ну, тому будет худо, потому что Господь Бог его тоже забудет и оставит всё так, как идёт, и если у того человека однажды всё пойдёт плохо и он начнёт жаловаться, никто не станет его жалеть, а все только скажут: он же сам первый отвернулся от Господа Бога, вот Господь Бог его и отпустил на все четыре стороны, а ведь мог бы помочь.
– Это верно, Хайди, и откуда ты всё это знаешь?
– От бабуни, она мне всё объяснила.
Дедушка некоторое время шагал