– Однако…
И было от чего. Внешность француженки Леконт соответствовала самым высоким стандартам, от гладко зачесанных темно-каштановых волос, перехваченных на затылке замысловатой заколкой, трансформировавшей их в пышную волну, ниспадавшую на спину, до длинных стройных ног, верхнюю половину которых скрывали полы белоснежного халатика, чуть-чуть не доходившие до колен. Сам же халатик плотно облегал точеную фигуру, эффектно подчеркивая высокую грудь и осиную талию, стянутую тонким, с акцентированной небрежностью завязанным пояском. Она пребывала возле полукруглой стойки компьютерного терминала, небрежно опершись о нее правой рукой и постукивая указательным пальчиком с наманикюренным ноготком по краю столешницы.
– Это наши гости, Пэт, – лицо Славы приняло подобающее случаю выражение. – Мне кажется, они сочтут за удовольствие представиться тебе лично. Ну, а ты, в свою очередь, будь хозяйкой – постарайся потрясти их воображение еще больше. Мне, к сожалению, пора возвращаться к своим обязанностям, так что я вас покину. Увы… – Ли развел руками и, кивнув на прощанье всем, находившимся в холле, направился к выходу.
Первым, как ни странно, вблизи мадмуазель Леконт оказался астрофизик Мартин. Отодвинув в сторону стоявшего перед ним Слоуна, он шагнул вперед и, подхватив протянутую для пожатия руку, склонился и легко коснулся ее губами.
– Меня зовут Уильям, – проникновенно сказал он. – Безмерно счастлив познакомиться. Очарован.
Патрисия взглянула на него бездонными, влажными глазами и приветливо кивнула головой. Мартин открыл было рот, чтобы сказать еще что-нибудь, но сзади его уже нетерпеливо подталкивали улыбчивые пилоты, да и со стороны коридора, по которому они только что прошли, послышался низкий рокочущий голос с изрядной примесью иронии:
– Коллега! Не задерживайте очередь! Вас много, а Пэт одна.
Мартин неуклюже обернулся и увидел подпиравшего стенку Бородина со скрещенными на груди руками и стоявшего рядом с ним в расслабленной позе Клеменса. Астрофизик с сожалением отпустил руку Патрисии и, еще раз поклонившись ей, двинулся к появившейся парочке. Его место тотчас занял Леман.
– Андрэ! – подходя к Бородину, вежливо улыбнулся Мартин. – Рад Вас видеть. Если не ошибаюсь, последний раз мы встречались года два назад?
– Да, – сказал Бородин, – в Петергофе, – он взял астрофизика под руку и повлек к угловому дивану с размещавшимся рядом низким прозрачным столиком. – С тех пор возникло много новых идей.
– Я бы удивился, если бы их не было, – Мартин комфортно устроился у подлокотника, и его взгляд вновь скользнул к мадмуазель Леконт.
– Потрясающая женщина, не правда ли? – вздохнул Бородин. – Вы – не первая жертва ее обаяния и, уверяю вас, далеко не последняя. Супермодель в превосходной степени. Но должен вас предупредить, что внешность обманчива. Пэт – неприступная цитадель, еще никому не удалось завести с ней роман. Все попытки заканчивались на уровне легкого флирта. Так что, – Андрей с самым невинным видом положил на стол блокнот и авторучку, – можете не тратить времени даром. Ее самая нежная привязанность – медицина, она чудесный врач, а уж в диагностике, по-моему, равных ей нет.
– Никогда не хотел заболеть так, как сейчас, – пробормотал Мартин и тряхнул головой. – Извините, Андрэ, я немного отвлекся. Вы что-то говорили?
– Конечно, – Бородин снова вздохнул. – Я спрашивал, как вам понравилась моя теория о природе Сферы? Как вы считаете, Билл, она достаточно парадоксальна?
– Она противоречит всем существующим знаниям о Вселенной, а потому не парадоксальна, а безумна.
– Вы уверены, что наши знания отражают реальную картину?
– С некоторых пор я ни в чем не уверен.
– И это правильно. Нельзя, оставаясь в одной-единственной системе отсчета, понять все многообразие мира. А тем более его почувствовать.
– Скажите, Андрэ, – Мартин наконец-то полностью переключился с дурманящих мыслей о соблазнительной француженке на тему разговора, – вы пришли к такому заключению, побывав у Сферы?
– И да, и нет, – Бородин подобрал со столика блокнот и ручку. – Просто, как говаривал учитель Циолковский, нельзя вечно оставаться в колыбели. Это чревато затуханием развития. Я вам сейчас кое-что изображу, – физик раскрыл блокнот и начал набрасывать формулы, аккуратно, строчку за строчкой, не делая пауз для раздумий. Казалось, что процесс написания происходит автоматически, без каких-либо усилий со стороны автора.
«Зачем?»– удивленно спросила Вивьен.
«Безвредный эксперимент, – флегматично ответил Бородин, – но последствия могут быть весьма занимательными».
Он закончил, не добрав нескольких строчек до нижнего среза страницы, и передал блокнот Мартину.
Некоторое время американец с недоумением рассматривал продукт творчества Андрея, перебегая глазами с формулы на формулу, морщил лоб, как бы вспоминая что-то и вполголоса бормоча только им двоим понятные слова, потом зрачки его расширились, и он буквально взорвался, рассыпая вокруг себя невидимые искры.
– Андрэ! Да это же… это же… это гениально! Это прорыв! Как же раньше-то… и так просто! Невероятно!.. Но как?!
– Надо лишь выйти из стандартных представлений, – скромно сказал Бородин, – и сменить систему привычных координат. Хочу заметить, что данное решение – не единственное, а это могу подарить…
– Что?! – Мартин поперхнулся. – Как подарить? Это же минимум Нобелевская премия.
Физик молча пожал плечами.
– Вот как?! – американец побледнел, и в глазах его проявилось понимание. – Значит…
– Да, – подтвердил Бородин. – Слетай-ка туда сам.
Увлекшись, они не заметили, что давно уже привлекли к себе внимание, по крайней мере, трех человек. Первым был Клеменс, с самого начала исподтишка наблюдавший за их уединением. Вторым – профи нештатных ситуаций Хоскинс, лишь на полминуты отвлекшийся на знакомство с мадмуазель Леконт. Третьим – Джерри Слоун, с глубочайшим интересом созерцавший поведение ученых.
Впрочем, Клеменс первым же и прекратил изучение, переключившись на прибывших пилотов.
– Эй, Боб, – позвал он, переступив с ноги на ногу. – Я, конечно, не женщина, но тоже могу обидеться, когда меня долго не замечают.
Тейлор, до этого восторженно евший глазами француженку, резко обернулся и, узнав испытателя, тут же радостно завопил:
– Хай, Джек! Привет тебе от наших! Все жутко завидуют! Ты у нас теперь герой и предмет для подражания. Начальство тихо переживает, что навсегда потеряло лучшего пилота. И мне кажется, не без основания, а?
Надо сказать, что полковник Редфорд сделал не случайный выбор. Роберт Тейлор, кроме того, что он проходил подготовку в одной группе с Клеменсом, был еще и сослуживцем Джека по береговой охране и поэтому очень хорошо его знал, что, конечно же, являлось для полковника немаловажным фактором. К тому же Тейлор отличался завидной энергией, абсолютной лояльностью к вышестоящим командирам, можно даже сказать – преданностью, и постоянной готовностью к выполнению любого задания. Любого, независимо от степени его этичности, о которой он просто не размышлял. Короче говоря, он всегда, сам не подозревая о том, руководствовался принципом рейхсмаршала Геринга, говорившего: «У меня нет совести. Моя совесть – Гитлер». По таким же параметрам отбирался и Макс Леман, глазевший сейчас на встречу старых знакомых и твердо вознамерившийся к ним присоединиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});