Позднее в тот же день он сумел добраться до своего прежнего убежища и с огромным трудом перенес постель в более безопасное, но менее удобное место. Погода теперь стала ясной и жаркой. Около десяти дней Джон провел, ползая по округе в поисках лягушек, ящериц, улиток, птичьих яиц и зелени, или отдыхая на солнце и восстанавливая силы. Иногда ему удавалось руками поймать несколько рыбешек в небольшой заводи реки. Один день он целиком посвятил попытке добыть огонь, высекая из камней искры на пучок сухой травы. В конце концов это ему удалось, и с тех пор он стал готовить свою еду на костре, наполняясь каждый раз восторгом от гордости и предвкушения. Внезапно он увидел вдалеке человека, который явно заметил его костер и заинтересовался им. Джон тут же погасил огонь и решил забраться еще дальше в глушь.
Но пока что его ноги, хотя он и укрепил их заранее долгими упражнениями, ужасно болели, и он не был готов к длительной «пешеходной экскурсии». Джон изготовил обувь из свитых из травы веревок, которые он обвязал вокруг ступней и лодыжек. Они какое-то время держались, но в конце концов всегда либо расплетались, либо снашивались. Через несколько дней поисков и нескольких ночей, проведенных под открытым небом (причем пару раз — под дождем), он нашел безопасную пещеру, где впоследствии и видели его скалолазы. «И как раз вовремя, — признался Джон. — Я к тому времени был совсем плох. Ноги распухли и кровоточили, меня мучили кашель и понос. Но по сравнению с предыдущей парой недель, эта пещера показалась мне уютнее всего на свете. Я сделал себе прекрасную постель и очаг, после чего почувствовал себя вполне защищенным от вторжений извне, потому что нашел себе достаточно труднодоступную гору, на которую рисковали взбираться лишь немногие. Неподалеку водились рябчики и куропатки, а так же олени. В первое утро, устроившись на крыше своего нового жилища и чувствуя себя по-настоящему счастливым, я видел, как стадо пересекало долину — навострив уши, подняв головы и ступая так осторожно-осторожно…»
Олени на какое-то время стали его главным интересом. Его завораживала их красота и свобода. Конечно, теперь их существование зависело от щедрости человеческой цивилизации, но они существовали и прежде, задолго до появления людей. Кроме того, Джон прикидывал, какое огромное состояние могло бы ему принести убийство одного единственного оленя. И он имел, по всей видимости, странную необходимость опробовать свои силы и хитрость против достойной добычи. До этого он был вполне доволен существованием первобытного собирателя, «хотя и не забывал о том, что все это делалось лишь ради очищения и подготовки к чему-то большему».
Пару недель Джон занимался изобретением способов поимки птиц и зайцев, проводя свободное время за отдыхом, восстановлением сил и мечтами об олене. Первого зайца после долгих неудач ему удалось поймать, установив ловушку на тропе к водопою. Большой камень удерживался в ненадежном равновесии тонкой палочкой, которую животное сбило, пробегая мимо. Зайцу переломило позвоночник. За ночь лиса съела большую часть тушки, но из шкурки Джону удалось сделать грубую тетиву, а так же подошвы и ремни для обуви. Расколов заячьи бедренные кости и заточив их об камень, он изготовил несколько небольших хрупких ножей, чтобы готовить еду. Кроме того, он создал несколько крохотных острых наконечников для стрел. С помощью разнообразных ловушек, игрушечного лука и стрел и бесконечного запаса терпения и талантов Джон сумел добыть достаточно еды, чтобы полностью восстановить свои силы. Практически все его время уходило на охоту, приготовление пищи и изготовление ловушек и инструментов из кости, дерева или камня. С приходом ночи он сворачивался на травяной постели смертельно уставший, но довольный. Иногда он выносил постель наружу и спал на площадке над обрывом, прямо под звездами и бегущими облаками.
Но перед ним все еще стоял вопрос об олене. А еще дальше — проблема духовного плана, ради которой он и отправился в путешествие, но до сих пор так и не нашел времени, чтобы уделить ей. Было ясно, что если Джон не найдет способа значительно улучшить свою жизнь, ему не хватит времени на сосредоточенные размышления и духовные упражнения, в которых он так нуждался. Убийство оленя стало для него символом. Мысли о нем пробудили непривычные чувства. «У меня было чувство, как будто все охотники прошлого взывали ко мне. Как будто… будто ангелы божьи приказывали мне добыть этого могучего оленя ради великой цели. Я следил за стадом, без всякого оружия, стремясь только изучить его повадки. Однажды я набрел на охотников, и стал следить за ними, пока они не застрелили могучего оленя, на рогах которого было десять отростков. Как же презирал я их за то, что убийство далось им так легко! Для меня они были паразитами, крадущими мою добычу. Но едва подумав об этом, я посмеялся над собой, ибо у меня было не больше прав на этих животных, чем у кого-либо другого».
История о том, как Джон в итоге добыл оленя, показалась мне невероятной, но мне не оставалось ничего, кроме как поверить ей. В качестве жертвы он выбрал лучшее животное в стаде, восьмилетнего патриарха, несущего «надо лбом, крутым и гордым» «три ростка»[36] с правой и четыре — с левой стороны. Вес шикарных рогов придавал его поступи особую величественность. Однажды Джон повстречался с оленем лицом к лицу на склоне холма. Целых три секунду они стояли, разделенные расстоянием в каких-то двадцать шагов, и неотрывно смотрели друг на друга. Широкие ноздри животного раздувались, вбирая запах охотника. Потом олень развернулся и спокойно потрусил прочь.
Когда Джон описывал эту встречу, его глаза загорелись темным огнем. Я помню, что он сказал: «В душе я поприветствовал его. Потом оплакал его, потому что он был обречен. И внезапно я понял, что мне не суждено достигнуть расцвета лет. И я громко рассмеялся, и за себя, и за него, потому что жизнь коротка и беспорядочна, и смерть — часть общего порядка вещей».
Джон долго выбирал наилучший способ нападения. Следует ли ему вырыть яму-ловушку? Заарканить оленя с помощью лассо, выделанного из шкур? Или громадным камнем раздробить ему хребет? Или пронзить стрелой с костяным наконечником? Лишь немногие из его задумок выли выполнимы. Все способы, кроме последнего, казались бесчестными, а последний вариант — непрактичным. Какое-то время Джон пытался сделать кинжал из разных материалов — из дерева, из хрупких заячьих костей, из острых осколков камней. Результатом долгих терпеливых экспериментов стал нелепо крохотный стилет из твердой древесины с острием из кости, заточенный и «подогнанный» на камне. Вооруженный этим ножом и знанием анатомии Джон собирался спрыгнуть на оленя из западни и поразить его прямо в сердце. Именно так он, в конце концов, и поступил, после многих дней бесплодного выслеживания и ожидания. Среди скал была небольшая долина, где олени часто паслись, и прямо над ней нависал камень футов десяти высотой. На вершине этого камня Джон спрятался с раннего утра, так чтобы запах не выдал его присутствия. Великолепный олень вышел из-за холма в сопровождении трех самок. Животные настороженно принюхивались и оглядывались, затем, наконец, опустили голову и принялись мирно пастись. Долгие часы Джон лежал на голой скале, поджидая, когда нужное животное подойдет к камню. Но олень, казалось, нарочно избегал опасного места. В конце концов, все животные покинули долину невредимыми. Еще два дня прошли в таком же напрасном ожидании. Лишь на четвертый день Джон сумел прыгнуть на оленя, своим весом опрокинув его на правый бок. Прежде, чем зверь сумел подняться на ноги, Джон со всей силой вонзил свой самодельный клинок ему в сердце. Олень попытался выпрямиться, вслепую мотнул головой, разорвав рогами руку охотника, и рухнул на землю. А Джон, к своему удивлению, повел себя вовсе не так, как положено победителю. Третий раз в своей жизни он неожиданно разрыдался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});