— чересчур уж крупный хищник. Уж очень много ему одному приписывается, слишком сильна и демонична эта натура, несомненно собранная из разных прототипов. В. Я. Шишков показывает читателю, что весь этот демонизм оказался никчемным, вся его сила растрачена попусту, как это и должно быть в капиталистическом обществе.
Тип хищника Громова — тип отживший, отрицательный, это все отголоски недавнего прошлого. А ведь теперь строим мы социалистическую Лену, и много у нас людей, настоящих героев с сильным характером, с размахом побольше чем у Громова. Положительных типов у Шишкова нет. Герой «Угрюм-реки» — это дьякон Ферапонт, который руками так зажал лапу медведя, что несчастный зверь не мог сдвинуться и был убит ударами молотка. Неужели ничего более интересного в смысле типажа нельзя было на Лене найти, кроме рассказа о том, как замучили бедного медведя при помощи дьякона Ферапонта и молотка?
Не плохо написана книжка Завадовского «Золото». Эту книжку автор как раз посвящает не Лене, а Алдану. Он уже, по-видимому, несколько более знаком, чем Шишков, с нашей промышленностью, но в его книге тоже не чувствуется знания жизни и работы на Алдане. Его герои переживают остатки тех нездоровых настроений, которые были у старых дореволюционных старателей и рабочих — это кутежи, всякого рода похождения — драки, разврат. Правда, герои его повести выходят на советскую дорогу, но книжка растянута и могла бы быть, конечно, гораздо лучше, если бы автор поближе знал то, о чем он пишет, описал бы нам Корыстного, Альшанского, Васильева, Чернова, Фаткулова, а не тех по существу ничем не замечательных лиц, о которых он повествует.
Автор знает жизнь и работу уральских старателей...
Художественное мастерство В. Я. Шишкова, несомненно, значительно выше, чем Леонида Завадовского, но книжка Завадовского все-таки неплохая книжка, хотя повествует по существу о никчемных людях, а вовсе не о героях социалистической стройки. Книга Н. Петрова ничем особенным не отличается от первых двух, разве тем, что слабее их.
Есть еще книга В. Л. Лидина «Искатели», значительно меньшая по объему, чем обе предыдущие, но не худшая по качеству.
В книге Лидина чувствуется уже писатель, который или сам непосредственно знакомился с работой на приисках, или изучал это дело по книгам, по расспросам и беседам. Правда, Лидин имеет претензию блистать во многих местах технической терминологией, но блещет он ею без особых теоретических погрешностей, и его «технологические отступления» нельзя назвать скучными и неуместными. У Лидина уже более верно описываются старатели, причем он дает два типа старателей: новый советский старатель, очерченный очень слабо, и старатель, оставшийся как осколок от старого быта. Это отживающий и теперь уже редкий тип старателя — подкулачника, запьянцовского парня, способного на все, вплоть до гнусного преступления, кражи, побоев, убийства и т. д. Его автор описывает более обстоятельно.
Есть еще книга «Лога» Л. Бондина, посвященная описанию жизни уральских старателей и рабочих. Книга эта хорошая: написана она с большим знанием быта, особенно в той части, где автор говорит о дореволюционном времени. Однако книга сильно растянута, и в ней нет того необходимого детального знания производства и быта, которое одно может помочь автору создать ценное произведение. Автор «Логов» лучше знает, несомненно, дореволюционный быт, чем современную обстановку героических стремлений, сталинских темпов, стахановских достижений.
Все книги эти, за исключением «Угрюм-реки», в смысле искусства писать и создавать захватывающие типы, уступают книгам Джека Лондона и Брет-Гарта, которые тоже много писали о золотой промышленности. Авторы не научились еще остро подавать читателю интересный бытовой и героический материал, а героика золотой промышленности в период начала ее строительства в наше советское время является прекраснейшим материалом для художественного произведения. Никто из авторов не сумел дать этой героики творчества, героики соревнования, героики Стаханова, Чернова, Акманова, Колеватова. Если бы авторы давали не большие книги, а рассказы по типу рассказов Джека Лондона или О’Генри, или приисковых рассказов Брет-Гарта, то их художественное творчество могло бы дать больше, и читатель сумел бы действительно представить себе все то, что сделано и что делается в золотой промышленности.
Река Олекма, путь к золотым приискам Тунгира, Нюкжи и др.
Наши стройки, все эти новые города — Незаметный, Дарасун, Балей, — выросшие в тайге, все эти школы, клубы, электростанции, телефоны, радио — разве не материал для писателя вся эта новая советская культура и те герои, которые ее несут в далекую тайгу? А сама тайга с ее неоглядными просторами, с ее дикостью, малокультурьем — разве не материал для художественного показа борьбы за насаждение советской культуры, за создание в самых глухих местах культурных центров?
М. С. Бухов рассказывал мне про одного автора, не буду называть фамилию, который захотел написать книгу о золоте, фантастический роман будущего, причем начало этого романа развивается в нашей промышленности в Казахстане. И вот, как автор представлял себе свою будущую работу. Он пришел к т. М. С. Бухову и попросил направить его на один из приисков Казахстана, обеспечив ему в течение года зарплату в тысячу рублей в месяц, два «золотых» пайка, квартиру и право пользования автомобилем. Джек Лондон, когда писал свои книги, ни с кем не договаривался о подобных условиях, а просто работал на приисках и изучал жизнь; между тем его рассказы читаются с захватывающим интересом. А у нас тт. Жаровы и Алтаузены получают по нескольку десятков тысяч, а в результате... нет ни одной строчки.
Мы живем, правда, в других условиях, наше пролетарское государство должно помочь писателю, чтобы он мог осуществить свою идею, но нельзя же только давать и ничего не получать обратно. К тому же всякое произведение только тогда имеет ценность, когда оно написано со знанием дела и с любовью, когда автор сам изучит условия той промышленности, о которой он хочет писать, когда он сам поработает в шахте на прииске. Он сам должен в разрезе стать бок о бок со старателем, он должен пожить с ним в палатке или в шалаше, посидеть за чайником около костра, спеть с ним вместе любимые песни и вместе с приятным пережить все те невзгоды и тяжести таежного труда, которые он собирается описывать. Пусть он послушает рассказы старателей не с автомобиля и не «собрав их на беседу в бараки», а пусть после тяжелого рабочего дня у вечернего огонька на отдыхе послушает, что говорят люди, исходившие тайгу вдоль и поперек, знающие каждый куст и не раз бывавшие в таких