Даже если ты выдержишь экономически, безопасности это не добавит. Потому что избирательная судебная система все равно будет судить не по закону. А по политической целесообразности либо вообще по принципу «кто больше занесет».
Уважающий же закон просто не сможет занести больше. Во-первых, потому что не заработает. А во-вторых — невозможно одновременно уважать закон и «заносить» судье.
Дальше шло самое неприятное.
Ефим, образованный математик, понимал, что система, вертикально коррумпированная и построенная без реальной оппозиции, математически обречена. Первое же падение цены на нефть это покажет. Тихое соглашение власти с народом — «власть и большие деньги нам — личные свободы и достаточные деньги вам» — будет мгновенно порвано в клочья.
А что дальше? Нынешние властители хотя бы предсказуемы, и их деятельность объяснима. А как разумно объяснить деятельность Петра Великого или не менее великого Сталина?
Сказки про модернизацию страны давно не катят. Папенька Петра, царь Алексей Михайлович, не проливал реки крови, а для Родины сделал не меньше. И Америка, столь ненавидимая гиперпатриотами, создала те же бомбы и ракеты, не засаживая половину своих граждан в ГУЛаг.
Главный же вопрос можно сформулировать так: какой смысл в создании и сохранении Великой империи для населяющих ее голодных рабов?
Например, профессора долго мучала коллизия с Наполеоном. Конечно, дубина народной войны. Конечно, великий дух русского народа. Однако, если бы Наполеону повезло больше, то рабство в России было бы отменено на полвека раньше. Причем ни о какой оккупации России речи бы идти не могло. Максимум — сменилось бы имя царя, и то вряд ли — Бонапарт испытывал глубокий пиетет по отношению к Александру.
Как ученый, Ефим Аркадьевич все понимал. Но как россиянин — наверное, сам бы пошел в партизаны.
Короче, сегодняшняя власть казалась Береславскому довольно неприятной. Да только сменить ее может власть, гораздо более неприятная — идеологизированная и кровавая.
Нынешняя же элита, похоже, настолько уверовала в свою вечность и незыблемость, что цепь ее ошибок постепенно становилась необратимой. В итоге средний, производящий и думающий класс отторгался. А маргиналы и представители Средних веков приближались. Как будто, случись что, не они первые пойдут вешать на столбах своих вчерашних благодетелей.
Впрочем, профессор политику не любил, как и всякое неблагодарное и, в конечном счете, бессмысленное дело.
Просто он сделал для себя некие выводы.
А именно: сражаться он будет прежде всего на стороне своей семьи и своих друзей. Оставаясь в рамках своего понимания чести и порядочности.
Причем в этом понимании красть — ни у государства, ни у частных лиц — было нельзя. А продать контрафактную черную икру — можно.
Лезть в прямой криминал — нельзя. А партнерствовать с бандитом — можно. Использовать насилие ради обогащения — нельзя. А уничтожить врага ради спасения своих близких — можно.
Далее по списку.
И список этот сильно отличался от такого же, но составленного лет двадцать назад.
К сожалению или к счастью — Береславский затруднялся ответить.
Они нагулялись и потихоньку двигались к дому.
Ефим похвастался своими находками, Наталья — своими.
Когда она достала главный чудо-гриб, супруг чуть зубами не заскрежетал:
— Это — мой! Отдай! Это тебе Пупс принес!
— Да бери! — Жена со смехом отдала ему драгоценную находку.
Ефим схватил гриб и даже в корзинку не клал, держал в руке, бросая презрительные взгляды на предателя Пупса.
У задней калитки своего дома заметил человека.
Он явно кого-то ждал.
Наташка тоже заметила, с тревогой посмотрела на мужа. Что-то вокруг нее происходило, непонятное и неприятное одновременно.
Ефим сжал в кармане финку.
Да, двадцать лет назад сложно было предположить, что он способен использовать нож не в домашних целях.
Что ж, какова жизнь, таковы и песни.
Человек обернулся и Береславский узнал недавнего знакомца, Джаму.
Вынул из кармана руку, поздоровался с гостем.
Вошли в дом.
Наталья приготовила крепкий чай и занялась грибами.
Джама с Ефимом устроились в кабинете.
— Я ведь тогда случайно к вам подошел, — сказал Джама. — Услышал музыку.
— По-моему, тебе не только музыка понравилась, — ухмыльнулся Береславский.
— Так сильно заметно было, да? — смутился Джама.
— Прямо как объявление на груди, — подтвердил профессор.
— Ну и хорошо, — вдруг перестал смущаться гость. — Пусть все будет открыто. И у нас с вами тоже.
— Давай открыто, — согласился хозяин. Джама был ему симпатичен, хотя доверие к милиции-полиции у профессора за последние годы тоже сильно поколебалось.
— Я бы вас все равно нашел. Сначала Машеньку, по катеру. А потом вас — Маша сказала, что катером теперь вы занимаетесь.
— Больше она ничего не сказала? — уточнил профессор.
— Вы про икру имеете в виду? — улыбнулся Джама. Улыбка у него была хорошая. — Нет, про икру ничего не сказала.
«Молодец, Машка, — подумал Береславский. — Умеет держать язык за зубами». А вслух спросил:
— Вы хотите мне что-то предложить? Или спросить о чем-то?
— Я не думаю, что вы откровенно мне ответите. Вы же меня пока не знаете.
— Верно, — согласился хозяин.
— Поэтому я только предупредить вас хочу. За икрой еще один гражданин может прийти. А может, приходил уже. — Джама остро взглянул в ничего не выражающие глаза профессора.
— И что? — спокойно спросил Береславский.
— Он очень опасен, — тихо сказал Джама. — Очень. А еще — я его скоро убью.
— А зачем ты мне это рассказываешь? — поинтересовался Ефим.
— Я навел о вас справки. Вы — хороший человек.
— Ты со всеми хорошими людьми делишься преступными планами?
— Он очень опасен, — повторил Джама. — Машенька вас очень уважает. Значит, и я вас уважаю. Не пытайтесь бороться с этим человеком. Я все сделаю сам.
Ефим промолчал.
Тогда Джама спокойно и не торопясь рассказал историю своего посещения друзей-биологов.
Береславский слушал молча, но очень внимательно.
Когда Джама закончил, задал вопрос. Да такой, что поставил молодого человека в тупик.
— Почему, — спросил Береславский, — когда ты стоял у домика, он тебя не застрелил?
— Но ведь егерь стрельнул… — начал было Джама и замолк. Действительно, почему? Ведь между его приездом и выстрелом егеря прошло время, достаточное, чтоб обойму выпустить. — А у вас есть соображения? — наконец спросил он хозяина дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});