Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Не шучу. Ночь думал.
- С какого числа? - вернулся к столу, раскрыл вахтенный журнал, уставился в него.
- Хоть сейчас, - сказал Алесич.
- Пишите заявление, - мастер достал из ящика стола лист бумаги.
Алесич подошел к столу, немного наклонившись, написал то, что от него требовалось.
Рослик сначала верил и не верил, но сейчас, увидев заявление, понял, что Алесич не шутит, и оторопел немного. Он еще раз прочитал заявление, силясь сморщить свой круглый, как колено, лоб, почесал пальцем под носом, будто его жиденькие усы вдруг зачесались, глянул на Алесича:
- Дорогой мой, так у серьезных людей не делается. Об увольнении обычно предупреждают.
- Я раньше не знал...
- Через пару часов начнем поднимать свечки, а у меня нет верхового. Рослик встал, прошелся по вагончику, снова сел на свое место. - Не могу же я вашего напарника после ночной смены заставить стоять еще и дневную. Что прикажете делать?.. Вот что, Иван Андреевич. Давайте договоримся так. Держать вас силой не собираюсь. Но... прошу пару дней поработать. Через пару дней найду кого-нибудь. Пойми, я не темню. Новенького же сразу не поставишь. Сами видите, какое напряжение. Тут без опыта нельзя. Вы человек серьезный, думаю, что убеждать вас не стоит. Я прошу вас, пару дней каких-нибудь. А? Я вот сейчас и резолюцию напишу, но через два дня...
- Раз надо, так надо, - согласился Алесич.
Уверенность в том, что через два дня он покинет буровую и поедет в Зуев искать Катю, как-то успокоила его. Знал, что сейчас нечего переживать, маяться, надо работать. И Алесич работал. Может, даже лучше, чем когда-нибудь раньше. Потому что сейчас для него работа была не просто работой, а убежищем от одиночества, от душевной неустроенности. Даже тогда, когда ему не надо было стоять в своей люльке и подавать или ловить свечки, он все равно не оставлял буровую, не шел в вагончик отдыхать, как делали другие, не сидел на трубах с курильщиками. Он то возился у дизелей, проверяя смазку, то копался у насосов, подтягивая гайки, то часами стоял рядом с бурильщиком, наблюдая, как тот старается. Один раз даже взялся за рычаг вместо него. Проработал больше часа. Бурильщик сказал, что он, Алесич, молодец, все делает как настоящий профессионал, посоветовал не торчать в верховых, спускаться на землю и держать экзамен. Он, бурильщик, окажет ему в этом всяческое содействие.
В конце второго дня, когда Алесич, переодевшись в бытовке, направился в свой вагончик, его перехватил мастер.
- Хочу с вами посоветоваться, Иван Андреевич. - Он завел Алесича в свой вагончик, пригласил сесть, сам сел напротив, улыбнулся: - Говорят, в лесу опят много.
- А не рано?
- Хе!.. Они в этом году летом появлялись. Сам резал. Однажды полный рюкзак принес. Катя такой суп нам сварила... Однако я больше люблю зеленки. В том леске, что за шоссе, их осенью хоть косой коси. В прошлом году с женой целую выварку насолили. Они как раз начнутся, когда мы закончим бурить... Вы любите ходить по грибы?
- Когда-то ходил, - пожал плечами Алесич, не понимая, куда клонит мастер.
- Я сразу, как кончим бурить, беру отпуск - и по грибы. Ради грибов каждую осень иду в отпуск. Мне не надо ни моря, ни гор - грибы! А какой воздух в лесу! Чистота, тишина... Вы хоть и недавно у нас, не заработали еще отпуска, но могу вам его оформить. Поживете у матери, походите за грибами. Свои дела решите. Ждать отпуска недолго, может, с неделю. Не больше. Через месяц поедем вместе на новую буровую. Разве плохая у нас бригада? С такими молодцами...
- Вы видели мое заявление? - спросил Алесич.
- Что заявление? Заявление - бумажка... Я, Андреевич, серьезно. Вы прирожденный буровик. Я присматривался к вам. Золотые руки. И голова. Не хочется отпускать вас. Честно. Вы не то что умеете работать, вы работаете так, что стоял бы и любовался вами. С вдохновением работаете. Да что говорить? Вы же с первого дня работаете так, как будто всю жизнь на буровой. Я думал приставить вас к бурильщику, чтобы вы учились новой специальности, а тут вы с заявлением... Не понимаю... Вы не старый человек. Здесь у вас перспектива. Бурильщиком станете, потом мастером. Через пару лет, уверен. За это время я вас пропущу через все специальности. Мастер - это вам не лишь бы что. Главная фигура. Человеку наша профессия дает все. Моральные и материальные радости. В полной мере. Что еще надо? Только не ленись, старайся. Депутатом выберут, орденов навешают. Где вы еще такое найдете? А заработок? Вы же много где работали, сами говорили. Уверен, нигде столько не зарабатывали, как здесь. Так?
- Так, - вздохнул Алесич.
- Потом будет еще больше. Нам никто не запрещает и по две нормы давать. Наоборот, еще похвалят. А с вашими способностями... Все время вы бобылем не будете жить. А для семьи хороший заработок - это все. Раньше, когда я был рядовым рабочим, моя половина часто ворчала. А теперь, когда прихожу домой, не знает, где посадить, как лучше накормить. И сама барыней стала. На курсы шоферов бегает, легковушку ей покупай. Ходит задрав нос, как жена министра какого-нибудь, честное слово. Вот что такое мастер-буровик. - И неожиданно по-мальчишески заливисто рассмеялся: - И еще заметь, работаем не в дымном цеху, на свежем воздухе. Посмотри на наших. Все как Муромцы. Здоровые, краснощекие. Бледнолицых нет... Шутки шутками, а если говорить серьезно, лучшей профессии, чем наша, нет и не будет. Скажи, что не так, Андреевич.
- Да так, - согласился Алесич.
Рослик прицелился на Алесича прищуренными глазами, стараясь угадать, что у того на душе.
- Может, не передавать ваше заявление в контору? Задержать?
- Можно не передавать. Сам завезу.
- Я думал, что убедил вас, - разочарованно сказал Рослик.
- Убедили. Но остаться не могу.
- Вам деньги не нужны?
- Бывает, Юрьевич, что ничего не нужно.
- Иван Андреевич, можно спросить еще...
- Пожалуйста.
- Неужели из-за нее? Стоит ли она того, чтобы из-за нее бросать работу? Вы об этом не думали?
Алесич поднялся.
- Если у вас все, я пойду? Заявление сам отвезу. Завтра буду в конторе.
- Жаль, что мы не поняли друг друга. - Рослик протянул Алесичу его заявление. - Давайте, Андреевич, договоримся так. Если у вас этот туман или наваждение, не знаю, как сказать, пройдет, буду рад видеть вас на буровой.
- Спасибо! - Алесич взял заявление и вышел.
Получив в управлении буровых работ расчет, узнав в отделе кадров, что Катя действительно уволилась, хотя ее и уговаривали остаться, Алесич вышел на центральную улицу городка. Он шел по тротуару и внимательно присматривался к встречным женщинам. Старался разглядеть и тех, что шли по противоположной стороне улицы. С того самого момента, как он слез с вахтенного автобуса, его не покидало ощущение, что Катя где-то здесь, в этом городе, может, даже на этой улице. Он идет. И она идет, ему навстречу. Или стоит где-нибудь на автобусной остановке. Стоит и ждет. Его ждет, Алесича.
Он прошел из конца в конец одну улицу, вторую, миновал железнодорожный переезд, за которым начинались частные домики. Здесь прохожие попадались все реже и реже. Остановился в нерешительности. Что делать дальше? Солнце завалилось за полдень, скоро спустятся сумерки... Не болтаться же ему до самого вечера на этих старых, пустынных, уже присыпанных желтыми листьями улицах! Алесич повернул назад, еще раз прошел центральную улицу, до самого универмага, потом долго толкался в набитом людьми универмаге, обойдя все три его этажа и уже перед самым закрытием, купив матери теплые сапоги, вязаную кофту и метров десять какой-то синей материи, которую брали нарасхват женщины, подался на автобусную остановку. Надеялся, что в материнской хате авось само собой придумается, как быть дальше.
Он сидел в мягком кресле у окна, расслабившись, и немного спустившись вниз, утопив голову чуть не по самые уши в воротник плаща, изредка поглядывал сквозь запотевшие стекла на унылые поля, думал о Кате, думал спокойно, без прежней растерянности и отчаяния, как обычно и думается в дороге, ибо в дороге у человека всегда крепнет надежда, - он же движется, не стоит на месте. Да и однообразное покачивание, натужное и ровное гудение мотора успокаивали, навевали дремоту. Конечно, думал он, если бы тогда не рассказал Кате все о себе, она, может быть, и не убежала бы. А так... побоялась еще раз влипнуть. Мол, первый муж попался ревнивый, этот - алкаш. Не слишком ли много для одной женщины? И вот уехала неизвестно куда, попробуй найти! Может, махнула к родителям? А потом вернется? Нет, если бы надумала поехать к родителям, то сказала бы ему. Чего тут таить? Скорее всего, сбежала. Совсем и навсегда! Ну и пусть! Он, Алесич, поживет немного у матери, а потом тоже махнет... Куда? А может, даже и к Вере? А вдруг опомнилась, жалеет, что не пустила. А если опять не пустит? Нет, лучше рвануть на какую-нибудь стройку. В новом месте, среди новых людей быстро выветрятся из головы и Вера, и тем более Катя. Накатило от неустроенности и одиночества, а он и вообразил черт-те что. Пройдет время, он и вспоминать о ней перестанет.
- Эта спортивная жизнь - Татьяна Пешко - Периодические издания / Русская классическая проза / Прочий юмор
- снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин - Русская классическая проза
- Грешник - Сьерра Симоне - Прочие любовные романы / Русская классическая проза