Читать интересную книгу Питомник. Книга 1 - Полина Дашкова

Фердинанд склонился над бумагой, Илья Никитич заметил, что он сделал несколько помарок и рука опять дрожала. Закончив, он откашлялся и хрипло выдавил:

– Какие вы все… одинаковые. Я не сбегу. Незачем и некуда.

Глава одиннадцатая

В московской квартире Солодкиных ванная напоминала подводное царство. Дымчато-бирюзовая плитка с выпуклым рисунком. Длинные извилистые водоросли, хрупкие водяные лилии, золотистые и синие прожилки гармонировали с нежно-голубым фаянсом и позолотой английской сантехники. Рама овального зеркала, дверцы шкафчиков были украшены инкрустацией из бирюзы и малахита. Изящные морские коньки, кальмарчики, крабики. Каждая фигурка имела право стать отдельным ювелирным украшением. На позолоченных кранах таинственным блеском сияли синие и зеленые фианиты, неотличимые от настоящих сапфиров и изумрудов.

Маша любила купаться, улыбалась, весело дрыгала ножками. Огромная джакузи была для нее морем. Ксюша добавляла в воду ароматную соль, бросала яркие прелестные резиновые игрушки, поддерживая Машин затылок, давала ей вволю побарахтаться. Маша смеялась, шлепала ладошками по бирюзовой воде, тянулась за желтым утенком, ловила и брала в рот зеленого забавного крокодильчика. Ксюша ловко переворачивала ее со спинки на животик, болтала что-то ласковое и бессмысленное, но вместо шикарной джакузи видела облезлую «сидячку» в доме своих родителей, шершавое, рыжее от ржавчины дно ванной, беловатую волокнистую мочалку с истлевшей ситцевой петелькой, толстый резиновый шланг, похожий на гигантского бледного червя. Его надевали на кран и из него производили полив голенького озябшего ребенка. Душ почему-то всегда был сломан. Над головой грозно покачивались безобразные трико и панталоны, воняло хозяйственным мылом, тут же на табуретке стоял жестяной таз с замоченным бельем. Серая вода в тазу была подернута плотной мыльной пленкой и тяжело, жирно колыхалась.

Она зажмурилась, тряхнула головой, чтобы отогнать образ собственного ненавистного детства, и заставила себя широко улыбнуться.

– Ну все, солнышко, давай вылезать, у тебя уже глазки закрываются. Сейчас покушаем, и спать. Потом, проснемся, погуляем, а потом… – она завернула Машу в пушистое зеленое полотенце и вдруг застыла, прижав ребенка к груди и уткнувшись носом в теплую влажную макушку.

Она привыкла рассказывать Маше все, чем предстоит им заняться в ближайшее время, дела были самые приятные: кормление, гуляние, сон в кроватке, похожей на колыбель сказочной принцессы. Каждая мелочь, окружавшая ее ребенка, была почти произведением искусства, и каждая минута таила в себе кусочек праздника. Машино младенчество складывалось в сияющую мозаику и должно было остаться в ее памяти набором живых картинок, уютным райским садиком, в котором всегда тепло, светло, чисто, пахнет цветами, птички садятся на ладонь и поют сладкими соловьиными голосами, а все рыбки золотые и умеют говорить. Но главное, всегда рядом мама, надежная, сильная, спокойная, а не дрожащее пугало, которое глядит из зеркала красными, опухшими от слез глазами.

«Прекрати!» – приказала себе Ксюша, но сил уже не осталось. Слезы опять покатились по щекам, Маша моментально выпятила нижнюю губку, изогнула ее скобочкой и заплакала.

«Не могу, не могу больше», – эти дурацкие восклицания сами собой звучали у Ксюши в голове, она заводилась еще больше оттого, что считала себя преступницей. От стресса может пропасть молоко, а если и не пропадет, то все равно ребенку передается нервозность матери. Выкручивайся, как хочешь, ты обязана быть спокойной и жизнерадостной, только тогда у твоего ребенка выработается крепкий психологический иммунитет на всю оставшуюся жизнь.

Через полтора часа все приятные дела были сделаны. Сытая, чистая Машенька крепко спала в своей красивой кроватке. Ксюша в длинной футболке, с нечесаными мокрыми волосами, несколько минут сидела на кухонном диване, поджав босые ноги и бессмысленно глядя перед собой, на дверцу посудного шкафа, на радужную стеклянную мозаику.

Нет, Ксюшенька, это не стекло, это пластины из настоящего горного хрусталя. Детали интерьера не просто радуют глаз, они оказывают целебное воздействие на подсознание. Человек, окруженный красивыми дорогими вещами, чувствует себя сильным, защищенным. Вещи имеют не только функциональное, но и представительское значение. Камушки в кранах, баночки-бутылочки на полке под зеркалом, щетка для волос, ручка, зажигалка, часы, все это говорит о человеке значительно больше, чем слова и даже поступки. Запомни, все должно быть настоящим, натуральным, дорогим.

* * *

Галина Семеновна Солодкина любила поболтать с невесткой. На самом деле болтала только она, а Ксюша кивала с умным видом, изредка вставляя: «Ну да, конечно. Надо же, как интересно, а я не знала». У Галины Семеновны накопился огромный запас невысказанных поучительных монологов. Сын совершенно не умел слушать, зато теперь она могла дать себе волю. Ксюша представлялась ей куском влажной глины, которому следует придать правильную изящную форму, а потом вдохнуть в свое неповторимое произведение жизнь.

Она учила невестку ходить, говорить, причесываться, выбирать одежду в дорогих бутиках, продукты в супермаркете и на рынке, купать, кормить и одевать ребенка, а главное, правильно относиться к Олегу.

Олег бывает немного странным, как все творческие люди. Он весь в себе, в своих мыслях, фантазиях, так сказать, в творческом процессе. Да, у него не все ладно со здоровьем, у него целый букет болезней, гипертония, нарушение внутричерепного давления, и с нервами плохо. Просто он не щадил себя, много трудился интеллектуально, а это страшно изматывает нервную систему. Теперь ему приходится принимать лекарства, и некоторые препараты имеют неприятные побочные эффекты.

...Слово «наркотики» в семье Солодкиных было запрещенным, табуированным. То, что пил горстями и вкалывал себе в вены Олег, тактично именовалось «препаратами». Галина Семеновна упорно не замечала многолетнюю наркоманию своего единственного сына. Ксюша была бы рада тоже не замечать, однако Олег тихо и весьма упорно пытался посадить ее на иглу, уверяя, что без этого они никогда не поймут друг друга.

Вчера вечером к нему приехали гости. Фотограф Киса и две фотомодели, совершенно одинаковые блондинки. Именно их видела Ксюша на видеопленке, именно они веселились на солнечной лужайке под присмотром элегантной дамы в красной шляпе.

Фотограф Киса был такой же наркоман, как Олег, к тому же «голубой». У него не было имени, только прозвище Киса. Девочки наркотиками не баловались, однако привезли с собой какую-то новую синтетику. Ксюша слушала, как они рекламировали свой товар и особенно подчеркивали, что для привыкания достаточно одной дозы. Олег и Киса укололись, девочки устроили стриптиз под музыку, сначала в столовой, потом на веранде. Киса их снимал в разных позах, до четырех утра орала музыка, причем какая-то особенная, изощренно действующая на подсознание. Маша плакала и не могла уснуть. Олег и девки все время влезали наверх, вопили, приставали к Ксюше.

– А че такая кислая? Оттянись, расслабься, лапушка! – кошачьим протяжным басом мяукала одна из девок, пытаясь как-то омерзительно прильнуть, погладить коленку.

– Слышь, твоему младенцу надо успокоительное давать, чего она так разоралась? – вяло спрашивала другая.

– Хочешь, скажу, почему тебе так хреново? Ты просто не знаешь, что такое настоящий кайф. Вот смотри, один укольчик, и ты станешь другим человеком.

Ксюша просила их уйти и по возможности не шуметь. Они извинились издевательски вежливо и ушли. Внизу еще громче взревела психоделическая музыка. Маша устала плакать, заснула у груди, Ксюша сидела, не шевелясь, чувствуя, как вздрагивает во сне ребенок, и не знала, что делать. Дверь в комнату не запиралась. Ну не вызывать же милицию! Ей уже приходило это в голову. Сотовый телефон Олега валялся внизу, в столовой, и можно было потихоньку утащить его, позвонить «02». Однако это ведь полный бред, скандал на весь поселок. К ее мужу приехали гости, они всего лишь развлекаются.

Через полчаса красотки вернулись вместе с Олегом, который уже ничего не соображал. У Ксюши на глазах они обнимали его тонкими и гибкими, как водоросли, руками, томно закатывали глаза, бормотали непристойности и опять предлагали Ксюше уколоться. Олег громко, истерически смеялся, орал: «Ой, девки, щекотно!»

Машенька проснулась, заплакала, он выхватил ее у Ксюши и принялся трясти, комично изображая заботливого отца и повторяя гнусавым голосом: «Баю-бай, слушайся папочку!» Одна из девок подползла к Ксюше на четвереньках и захныкала: «Уа, уа, мамочка, дай молочка!», при этом хватала ее за ноги и не давала подойти к Олегу, отнять ребенка. Вторая прыгнула на старинный шахматный столик, скинув с него стопку чистых детских вещей, и стала медленно, плавно извиваться и расстегивать пуговицы блузки.