этот раз никаких навязчивых дамочек. Мой помощник, — объяснил он.
— Мне все равно… — отвернулась я и замерла.
Спартак, кажется, еще что-то сказал, но я уже не слушала его. Я прошла внутрь комнаты и остановилась прямо перед картиной, красовавшейся посреди серой оштукатуренной стены. Йохим Горски. «Акустика чувств». Господи, он купил её! Картина мне нравилась. Даже больше — я не могла отвести от неё глаз. Тогда, после возвращении с выставки в Испании, я поискала в интернете и узнала, что работы малоизвестного художника в последние годы пользовались все больше и большей популярностью. Я думала, что Горски — живописец современный, но оказалось, что он творил тогда же, когда и великий Гоген, чьи работы меня всегда удивляли и приводили в странный трепет. Тот же эффект производила на меня и «Акустика чувств», хотя манера письма и выбор цветов были совершенно непохожими.
Я замерла перед картиной, вглядываясь в спирали красно-оранжевых всполохов с одного края и в умиротворяющие сине-зеленые линии — с другого.
— Я вижу, ты в восхищении, — раздался над самым ухом голос Спартака.
— Вы купили её, — прошептала я, не отрывая взгляда от картины.
— Не мог не купить.
— Но она совершенно не впишется в интерьер, задуманный для вашей усадьбы.
— Значит, сделаешь мне комнату специально под эту картину. — Я не видела лица Спартака, но слышала по интонации, что он улыбается.
— И в какую же комнату вы думаете поместить подобную картину, Спартак Александрович?
— Мне кажется, она отлично впишется в какую-нибудь готическую спальню или будуар.
— Вы же говорили, что любите светлые оттенки в своих личных комнатах, — напомнила я, чувствуя, как его дыхание шевелит выбившиеся из хвоста волосы на моей шее.
— Я и не говорил, что это будет моя спальня.
Рука Спартака скользнула по моей талии и крепко прижала моё тело к его. Второй рукой он обвил моё горло, заставляя откинуть голову ему на грудь. Губы Спартака тут же прижались к моей шее под ухом и заскользили вниз. Я не сдержала стон, вырвавшийся из груди, и, развернувшись в его сильных руках, прижалась жаждущими губами к его губам.
Глава 36
Мои губы жадно целовали его, а язык, коснувшись зубов Спартака, проник в его рот, переплетясь с его. Я была требовательна, нетерпелива. Наши губы будто были созданы друг для друга, а языки пустились в свою собственную игру.
Я запустила пальцы в его темные волосы и встала на цыпочки, прижимаясь к Спартаку всем телом. Его сильные руки соскользнули с моей талии и опустились на ягодицы, вдавливая их в его бедра. Сквозь ткань брюк я чувствовала, как сильно он возбужден. Я желала почувствовать его плоть внутри себя. Сейчас же. Прямо сейчас! Немедленно!
Спартак отпустил мои губы из сладкого плена и заскользил жадными поцелуями по шее. Он потянул за широкий пояс на платье, и тот без проблем развязался. На мне сегодня было короткое платье с запахом. Ловкие пальцы Спартака нащупали единственную пуговицу на талии, и платье тут же раскрылось.
Его ладонь легла мне на бедро, а вторая рука спустила с плеч бретельки бюстгальтера. В следующую секунду тот соскользнул вниз, обнажая грудь.
Простонав, Спартак смял ее ладонью, и впился губами в затвердевший сосок.
Мои руки забрались под его футболку. Я гладила его мускулистое тело, чувствуя под пальцами напряженные мышцы. Пальцы Спартака скользнули под тонкую ткань моих трусиков и нащупали клитор. Я приподняла одну ногу, согнув ее в колени и обвив бедро Спартака.
— Черт, Лада, — простонал он мне в ухо. — Я больше не могу терпеть.
Его палец проник в мое лоно, и я почувствовала, как моя собственная влага потекла по бедрам. Я начала требовательно дергать ремень на его брюках, пытаясь дрожащими от желания пальцами справиться с язычком застежки. Я чувствовала, что если прямо сейчас Спартак не возьмет меня, то я с ума сойду от желания.
Его пальцы продолжали ласкать меня, пока я боролась с его брюками. Мои трусики упали на пол. Его брюки оказались там же.
— Давай без прелюдий, иначе я чокнусь, — прошептала я, снова впиваясь в его губы, соскальзывая к его шее и присасываясь к ней требовательным поцелуем.
Я чувствовала, как его возбужденный пенис упирается мне в бедра. Я подалась вперед, снова закидывая ногу ему на бедро и приглашая его взять меня.
— Лада, детка, я не взял презервативы, — останавливая мои ласки, зло проговорил он.
— Плевать, я абсолютно здорова.
— Я тоже, но…
— Я на противозачаточных, — нетерпеливо проговорила я. — Если ты мне, конечно, доверяешь.
Я увидела, как потемнели его глаза. Он подхватил меня под бедра, прижимая спиной к стене, и одним резким толчком вошел в меня. Я вскрикнула от накатившей волны удовольствия. Я обвила ногами его бедра, впилась зубами в шею, чувствуя, как его горячая плоть наполняет меня. Спартак мощно задвигал тазом, заставляя мои бедра отвечать ему, подчиняться его ритму. Мои стоны превратились в несдерживаемые крики наслаждения. Наши тела двигались в унисон. Я чувствовала его внутри себя каждой микроскопической клеточкой своего тела. И то, что между нами не было никакой преграды, делало ощущение втрое крат ярче.
Мы оба так долго этого ждали и были на такой грани, что разрядка пришла быстро и почти одновременно, моя — на пару секунд раньше. Я почувствовала последний сильный толчок внутри себя — и горячее семя излилось в меня. Я приникла к груди Спартака, часто дыша. Ноги не слушались. Тело вздрагивало от скатывающих волн оргазма. Я слышала, как гулко и быстро бьется сердце Спартака, вторя ударам моего собственного.
Над нами по-прежнему висела «Акустика чувств», ставшая свидетелем апофеоза нашего желания.
Спартак поставил меня на ноги, которые все еще подрагивали, и поднял мою голову за подбородок, нежно поцеловал в губы и прошептал:
— Это было необузданно, но я хочу иметь тебя медленно и долго, детка.
Я сглотнула, почувствовав, как на меня снова накатывает волна желания. Я потянулась к его губам, но он, улыбнувшись, отстранился.
— Пойдем, — потянул он меня за собой. — Только давай хотя бы сделаем вид, что мы одеты.
Судорожно я начала застегивать платье.
— Не упаковывайся слишком, через пять минут я снова тебя раздену, — пообещал Спартак, вжикнув молнией брюк.
— Где ты собрался меня снова раздевать? Тут же ничего нет, даже завалявшегося матраса, — с досадой проговорила я. Теперь, когда сдерживать себя и притворяться больше не было нужды, я хотела снова и снова ощущать его руки на своей обнаженной коже, его губы на своих губах,