По площади новый зал не уступал обеденному – так я нарекла тот, где состоялся наш знаменательный диалог с девушками, за сытной едой и вкусными напитками. Кремово-белый, с прожилками цвета красных кораллов, он выглядел таким же уютным, хотя и пустым. Пухлые белые диваны, обитые чем-то вроде флока, теперь выстроились у стен. Напротив располагались круглые столики, привычно выбитые из того же камня, что и все помещение. Предусмотрительность ларров я уже оценила. Поэтому ни сухофруктам, ни печенью, ни чайникам с чаем, ни графинам с соками ни капли не удивилась. Куда больше меня поразило другое.
Рамзат выпустил мою руку, Дэкаэль отступил от Лены. Принцы вышли на середину зала и развели руки в стороны. Перед нами раскинулся экран, где, словно наяву показался голубоватый хребет – условная разделительная линия на границе двух королевств.
Лакоста не переоценила магию принцев. Чудилось – шагни в экран и первой окажешься на месте встречи. Земное видеонаблюдение уступало волшебству ларров также как грязное стекло отмытому настолько, что впору стукнуться лбом, не заметив. Но и это еще не все! До нас долетали слабые запахи. Знакомый аромат прогретого на солнце камня, деревьев и соли наполнил зал в мгновение ока. А следом за ним ворвались и звуки. Не полились с экрана, нет – а именно проникли в покои замка. Далекое пенье птиц старательно заглушал вой свирепого ветра. Он огибал склоны, спускался в расщелины, будто хищник, что проверяет свою территорию, метит и защищает ее от вторжения.
Ларры успели как нельзя вовремя. Спустя минуту на хребет опустились два сирина, почти одновременно, с разницей в какие-то мгновения. Лакосту я узнала сразу: темные перья, белый хохолок издалека бросались в глаза. Ее мама выглядела пегой. Коричнево-красные перья чередовались с белыми и черными: что на теле, что на хохолке. Лицом Лакоста явно пошла в мать, да и ярко-оранжевые радужки вряд ли отличали всех сиринов ее племени.
Птицы-люди мягко сложили крылья, и обращаться не стали: завели разговор.
– Здравствуй мама, очень рада тебя видеть, – негромко начала Лакоста. Не припомню, чтобы она так нервничала даже когда планировала бежать из зверинца или рассказывала о жизни в плену. Голос сирин дрогнул, почти сорвался на высокой ноте и на этом фоне спокойный, почти отрешенный голос ее матери прозвучал слишком наиграно:
– Мы слышали, что Грассард пленил тебя? – казалось, она сама не верит сказанному.
Лакоста улыбнулась: натянуто и почти официально – так не с матерью общаются – с посланником вражеского племени.
– Я сама пришла к бронзовым, – после минутной паузы ответила девушка. Мать нахохлилась – было видно, как перья на ее теле чуть вздыбились. Лицо старейшины ничего не выражало, застыло «рабочей» маской напускной невозмутимости. Но лапы покрепче сжали камень скалы и когти царапнули по нему с неприятным скрежетом. У меня аж мурашки побежали по спине. Лена передернулась. Взж – это Арлитта непроизвольно провела ногтями по дивану. Мистия подалась вперед и неотрывно следила за экраном. Напряжение нагнеталось, тревога окутывала, обрушивалась на грудь многотонным весом, мешая сделать вдох и подгоняя бешеный пульс.
Я ощущала, предчувствовала: что-то не так. Мать и дочь общались очень странно, напоминали разведчиков на задании, уверенных, что за ними неусыпно следят враги.
Лакоста беспрестанно шевелила крыльями, переступала с ноги на ногу, а ее мама, напротив, замерла каменным истуканом, хранила молчание и не спешила задать новый вопрос. Наконец, приятельница не выдержала и продолжила беседу первой:
– Мама. Все не так, как могло показаться. Если вкратце. Моя прогулка, а точнее временный уход из племени, закончился пленением у коллекционера редких оборотней. Яниссана, вроде бы марфа. Крайне неприятного и странного субъекта, чьи намерения нам еще предстоит выяснить. В плену я встретила Арлитту, дочь Грассарда, Мистию – дочь беты стаи волков и двух гаргулий…
Старейшина вжала голову в плечи, странно подвигала крыльями и чуть прищурилась.
– Ты сказала гаргулий? – спросила очень тихо и будто оцепенела, даже смаргивать перестала.
Пронзительное беззвучие окутало хребет. Даже птичья трель оборвалась на высокой ноте и вой ветра куда-то пропал – словно выключился. Лишь изредка царапал слух далекий грохот камнепадов.
Лакоста слегка удивилась, да и мы тоже. Наше обращение, появление в мире, где о гаргах давно не слышали, неизменно производило впечатление – еще там, в клетках Яниссана. Но никто из новых знакомых, даже Грассард с женой, не представлялись настолько ошарашенными внезапным воскрешением сгинувшей расы. Казалось, мать Лакосты лично стерла с лица земли гаргулий, удостоверилась в их гибели и вдруг…
Арлитта опять шаркнула ногтями по дивану – да так, что даже я передернулась. Мистия запыхтела чаще, натужней, как во время очень быстрого бега. Мы с Леной, напротив, перестали дышать. Воздух – вязкий, как кисель, тяжелый, как свинец никак не желал просачиваться в грудь.
Ларры напоминали живые статуи. Время от времени слегка меняли позы: очень резко, почти рывками и скользили взглядом от сиринов к тем, кто в комнате.
Устав ожидать от матери хоть слова, Лакоста опять форсировала разговор:
– Мама. Гаргульи помогли нам бежать. Арлитта привела к бронзовым, где нас встретили как дорогих гостей.
Лена издала нервный смешок, Арлитта хихикнула, Мистия тоже, а у меня вырвалось: «Да уж, встретили так встретили».
Ларры подмигнули: почти синхронно, как делали часто, когда хотели поддержать, успокоить.
Не знаю почему, но на сей раз ничего не вышло. Арлитта сжала ладони в кулаки и стиснула челюсти, Мистия обхватила руками колени и прижали их к туловищу. Лена нервно покачивалась на месте, а я так напряглась, что шею свело.
– А гаргульи? – вдруг уточнила старейшина. – Они тоже остались у бронзовых?
Будто и не слышала рассказа Лакосты, вернее слышала – но лишь частично. Приятельница кивнула и беспокойно дернула крыльями – совсем как недавно ее мама.