— А вот теперь... ты разденешься, — звучит злой шепот над моим ухом.
Он хватает за горло моей футболки в месте, где она свисает с моего плеча, сначала почти нежно, а потом с нарастающей силой, пока она не начинает рваться. Он отпускает мое запястье и зажимает рукой мой рот. Второй рукой он пытается сорвать с меня одежду. Его пальцы впиваются в мою грудь. Поначалу я скулила, но быстро нашла решение. Я поднимаю ногу и с силой наступаю на его ботинок. Он не отпускает меня, но прыгает на одной ноге, ругаясь. У меня нет времени, чтобы пнуть его еще раз, потому что его рука отпускает мой рот и грубо хватает меня за шею. Я не могу ни вдохнуть, ни закричать. Он прижимает меня к холодной машине, все еще держа мою шею. Его другая рука стягивает с меня штаны, сначала с одной ноги, потом с другой. Я пинаюсь и сопротивляюсь, но я стою к нему спиной и не могу дышать. Он сжимает мою шею все сильнее.
Я слышу, как он расстегивает ширинку, и вдруг что-то твердое, но в то же время мягкое и теплое касается внутренней части моих бедер. Мне перекрыт кислород. Перед глазами все расплывается. Я чувствую, как что-то касается моей ноги. Я пытаюсь закричать и сопротивляться решительнее, паникуя еще сильнее. Его рука на моей шее не ослабевает. Перед глазами танцуют темные пятна.
— Ты этого хочешь, — шепчет он у меня над ухом, его дыхание горячее и мерзкое. — Я знаю, что хочешь.
В голову приходит отчетливая мысль: меня насилуют.
И еще одна: сейчас я умру.
Его рука срывает мою рубашку и лифчик. Он вцепляется в мою грудь, с силой сжимая ее; его толстая штуковина тычет в мою кожу, и я пытаюсь закричать, пытаюсь бороться, но у меня кружится голова, и я не могу дышать. Мои штаны висят на уровне коленей, и что-то протискивается промеж моих ног, заставляя их раздвинуться.
Нет.
Нет.
Нет.
Я не могу остановить происходящее.
* * *
И вдруг он исчезает, совершенно внезапно, и я теряю равновесие, вдыхая сладостный прохладный воздух, оступаясь. Я падаю, путаясь в штанах, и ударяюсь об автомобиль головой так сильно, что у меня сыпятся искры из глаз. Я слышу звуки вокруг. Сильные удары. Стоны от боли. Рычание.
Я лишь могу корчиться от боли и хватать ртом воздух, чувствуя пульсирование в голове.
Голос где-то надо мной:
— Б**дь. Б**дь! Грей? — это Доусон.
Я не могу издать ни звука. Я пытаюсь дышать, мое горло пульсирует. Я кашляю, хватая ртом кислород.
Я чувствую, как нежные руки Доусона прикасаются ко мне. Он натягивает обратно мои штаны. Даже зная, что это он, я уворачиваюсь от его прикосновений.
— Ш-ш-ш-ш. Все хорошо. Это я. Это Доусон. Я здесь. Ты в порядке, — он берет меня за спину и легко поднимает меня на ноги. — Я надену на тебя свою рубашку, хорошо?
Он что-то делает, и остатки моего лифчика падают на землю. Я снова всхлипываю, и ладонь Доусона гладит меня по щеке, стирая мои слезы.
— Все хорошо, Грей. С тобой все в порядке.
Голова пульсирует, и я чувствую что-то влажное и липкое у себя на спине.
— Голова, — издаю я невнятный стон, — у меня кровь...
Доусон ругается, и я слышу, как рвется ткань, а затем что-то мягкое, пахнущее Доусоном, ложится мне на голову. Он берет мою руку и бережно вдевает ее в рукав, будто я ребенок. Теперь я одета, прикрыта, и это облегчает ужас, сгустившийся у меня в животе. Доусон спас меня.
Я плачу, и он кладет руку на мой лоб. Пальцы нежно поддерживают меня за шею, помогая мне присесть. Я слышу, как Доусон тихо матерится, увидев кровь. Я смотрю, как он берет обрывки моей розовой футболки и прижимает их к моему затылку, и затем он кладет руку под мои колени и с легкостью поднимает меня. Дверь его «Мустанга» распахнута, двигатель грохочет. Он сажает меня на пассажирское сиденье, наклоняется, чтобы выключить радио, по которому играет хэви-метал, ассоциирующийся у меня с Доусоном. У меня кружится голова и двоится в глазах, и я очень устала. Я смотрю на парковку, и вижу на земле какую-то глыбу, темные брюки, окровавленную белую рубашку. Рядом с ней темная лужа крови. Насильник.
Он не двигается.
Доусон что-то бормочет в телефон.
— Кусок дерьма... да, я его отделал... Я не знаю, возможно... Можешь все уладить, окей? Понял. Пока.
Он кладет телефон в карман и идет обратно к «Мустангу», залезая на место водителя. Его взгляд пугает меня. Он полон убийственной ненависти, его зубы плотно сжаты. Его взгляд встречается с моим и смягчается. Он смотрит в окно на напавшего на меня, жмет на рычаг, и мы делаем круг. Еще одно порывистое нажатие на рычаг, и мы вырываемся с парковки на пустынную улицу.
Я не знаю, я ли причина его гнева. Ему пришлось спасти меня в три часа ночи, притом, что я отвергла его.
Он едет с бешеной аккуратностью на скорости от девяносто до ста миль в час по шоссе, мчась на красный свет и делая резкие повороты. Красные и синие огни пролетают мимо, но Доусон не обращает внимания. Полицейский автомобиль проносится мимо с воющей сиреной. Мне остается только вцепиться в подлокотники и пытаться дышать. Доусон до сих пор в ярости, тяжело дыша, словно он старается взять себя в руки, но у него не получается.
— Доусон, прости меня, — я не могу на него смотреть. — Можешь просто отвезти меня домой, со мной все хорошо.
Я прижимаю футболку к затылку, и мне больно, но когда я убираю ткань, на ней лишь несколько пятен крови. Я прижимаю снова, и теперь на ней не остается ничего.
Он смотрит на меня в замешательстве:
— Простить тебя? Что? — он таращится на меня несколько мгновений, пока до него не доходит. — О, Господь всемогущий! Ты думаешь, что я зол на тебя?
Я пожимаю плечами:
— Наверно... я имею в виду... я не знаю. Но ты меня пугаешь.
Он протягивает руку и кладет на мое колено.
— Малышка, я не зол на тебя. Я зол на себя за то, что позволил этому произойти.
— Я не... я не понимаю.
Он хмурится и вздыхает:
— Я отвезу тебя домой. К себе домой. Там поговорим.
— Но... со мной все в порядке. Отвези меня в общежитие.
— Ну, уж нет, — он выезжает из переулка на главную дорогу, а оттуда на шоссе. Он выжимает из машины полную скорость. Ехать на скорости сто или больше на «бугатти» все равно, что лететь на реактивном самолете. Ты чувствуешь скорость, каждую милю. Ты чувствуешь дорогу, будто ты привязан к ракете, которая готова улететь в космос в любой момент.
— Можно чуть помедленнее? Пожалуйста, — прошу я.
Он бросает на меня взгляд, видимо, заметив, что я вцепилась руками в подлокотник и в панель передо мной. Я чувствую, как он тут же снижает скорость.
— Прости.
Я чувствую, что у него есть вопросы ко мне. Как и у меня к нему.