детской комнаты милиции. Ёлка ин-ёлка аут, мать его! А ведь все так хорошо шло, а теперь… А что теперь? Глобально ничего не изменилось, а Тане я со временем помогу. Вернее время поможет, а я так — буду сочувствовать, отвлекать и веселить. Как и прежде, впрочем. Но кое-что очень хорошее сделать для нее я могу.
Постучав в ванную, дождался выглянувшей заплаканной мамы и попросил:
— Тетю Тоню теперь посадят, даже если в состоянии аффекта и трижды самооборона. Удочери, пожалуйста, Таню. Растить не придется — я ей и так как старший брат, будет у меня жить, в люди выведу, а там и родная мама вернется.
— Я тебе дам «сам», я тебе дам не «придется»! — больно скрутила мне ухо мама. — Нашелся тут «старший брат»! Иди, чаю налей с вареньем — промерзла вся наша… — она замялась и попробовала новое именование на вкус. — Дочка!
— Спасибо, мам!
Глава 14
За окном едва-едва установилась предрассветная хмарь, когда дверь шкафа пугающе-бесшумно открылась, и по лестнице, головой вниз — так ей почему-то больше нравится — жутковато свисая черными волосами, спустился облаченный в белую ночнушку силуэт. У меня завелась личная девочка-призрак. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Сегодня — день второй, и в школу мы с Таней не ходим — ей дали больничный, а я сижу с ней за компанию. Вроде немножко помогает.
— Выспалась? — спросил я вставшую на ноги и потирающую глаза подружку.
— Угу, — кивнула она.
— Мне тоже не спится, пошли завтракать и вот это вот все.
Мама сегодня бегает по делам — оформляет опеку, а в этом ей помогают все возможные бюрократические мощности. Уже к вечеру «слепить» обещали. Очень удобно в СССР быть сверху пирамиды. А где не удобно? Встав с дивана, включил свет, мы с подружкой пощурились, и я карандашиком зачеркнул в календаре девятнадцатое число. Завтра и послезавтра еще можно расслабиться — встречу перенесут на сутки из-за дня памяти Ленина, но я об этом пока «не знаю». Надо будет в Мавзолей сходить, кстати, сравнить Ильича нынешнего и из 2020-х годов. А ну как подменили капиталюги?! Трясет, зараза, адреналин выделяется. И не за себя ведь страшно, а, как бы банально не звучало, за Родину. Кто там следующий в очереди на трон? Суслов? А при нем лучше станет? А вот хрен знает, но в том, что если ничего не делать, плохо станет точно, я уверен, а значит нафиг эту рефлексию.
Одевшись (я отвернулся) в шортики и футболку (мама еще вчера все ее вещи к нам при помощи соседей переправила, и в шкафу еще полно места), подружка, шлепая тапочками по линолеуму, пошла умываться, а я — на кухню. На плите — пустота, но это не беда, потому что в холодильнике аж целый тазик вчерашних пирожков со всем подряд: отвлекали Таню лепкой от грустных мыслей. Прости-господи, но хорошо, что она еще не вошла в полноценный подростковый возраст — все было бы гораздо хуже. А так плачет, а мы ее отвлекаем — и вот уже все как будто и нормально. Ё*аный алкаш! Ё*аная тетя Тоня! Понять я ее могу, но ответственность перекладывать не собираюсь — ну разведись ты, зачем до последнего терпеть? Это никогда ни к чему хорошему не приводит! Теперь все, девочка минимум три года (это если повезет и милиция будет «шить» превышение самообороны с учетом афекта) будет жить с нами. Мы сделали что могли — все, кто имел хоть какой-то вес и знал тетю Тоню лично, написали на нее хорошие характеристики. То же самое сделала ее начальница, которая «сама бы этого козла придушила!». Следователем назначили женщину, которой в молодости самой от хахаля прилетало, и обещали выдать такую же судью. Но ситуация, конечно, полный пи*дец. А ведь еще и на похороны идти придется — да я этому упырю даже памятник проплатил «бохатый» — Таня-то теперь все плохое из головы быстро выкинет, по папке будет скучать и помнить его трезвым. Вот пусть хоть могилка красивая будет. Ну как «красивая», в рамках социалистического кладбища — нынешняя «ритуалка» капиталистической все-таки не чета, но краска ведь бывает импортная, а оградка — чуть более симпатичная. Ну и цветы — их будет много, уважаемый Акиф и не так может. Еще семья Богдановых лишится одной из комнат — вторую мы отстояли, но первую — поменьше — из-за двухгодичного отсутствия жильцов придется отдать. Пофигу — выйдет тетя Тоня, я им кооператив куплю.
Таня сменила меня в почетном карауле у чайника, и я пошел оправляться и умываться. Покидая ванную, услышал звонок в дверь. Открыл и узрел дядю Сашу. Ему секретная монета не нужна, знакомы же.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Сережа, — пожав мне руку, он снял мохнатую шапку-ушанку и повесил на крючок серое пальто. — Я к тебе по делу, Юрий Владимирович попросил тебе кое-что показать и очень хочет знать, что ты об этом думаешь.
— Само собой, — не удивился я. — А у нас тут ЧП случилось.
— Знаю, — кивнул он. — Алкоголизм никого до добра не доводит.
— Таня у нас теперь живет, — продолжил я выдавать свежие новости.
— Знаю, — снова не удивил КГБшник и достал из портфеля плюшевого медвежонка. — Понравится?
— Хуже точно не сделает, — пожал плечами я. — Пойдемте, чаю попьем с пирожками.
— Я на пятнадцать минут, — покачал он головой. — Дело важное.
— Ну еще бы, — буркнул я, заглянул на кухню. — Тань, ко мне тут товарищ пришел взрослый, мы с ним пятнадцать минут в кабинете (который теперь родительская комната, но так привычнее) посекретничаем.
— Хорошо, я тогда какао сварю, — решила Таня.
Все еще золото, а не подружка. А теперь, получается, сестра, причем старшая — у нас пара месяцев разницы. Повел КГБшника и его портфель в кабинет, он покосился на полки «второго этажа», и мы сели за стол друг напротив друга. Я — драматично, спиной к окну, на что дядя Саша слегка усмехнулся — ага, давай, пацан, психологически дави. Открыв портфель, мужик достал оттуда папку с трогательным «совершенно секретно».
— Ух, пошли серьезные дела! — прокомментировал я, довольно потерев руки.
— Не слишком ли ты довольный после такого ЧП? — не выдержал КГБшник.
— Моя голова — моя крепость, и порядки в ней наводить я буду сам, — ответил я. — Показывайте уже!
Дядя Саша показал, и я натурально охренел — все и вправду все знают, снизу до верху, причем давно! И всем насрать!
— «Значительно возросли кредиты, предоставляемые хозяйству в порядке