Наверно, «обнулить» — это не совсем тут точное слово… ничто не проходит зря. Циклы — это тоже опыт. И порой мы его прекрасно помним. И он тоже где-то накапливается… Кто знает, быть может есть какой-нибудь… ну скажем, Мегацикл, когда будет «обнуляться» счетчик уже не миллионов инкарнаций, а миллионов Циклов. Что тогда будет? Когда это будет? Когда Вселенная взорвется заново? Нет… для каждого это будет разное время…
Я странный, потому что пытаюсь понять, ЗАЧЕМ все. И чего, думаете, не сидится на тепленьком и возвышенном местечке, и чего это Гармония не достигается… Я — «человек до глубины души», как сказал старина Сат. Я не могу быть Гармоничным. Я создан ошибаться, сомневаться, рушить и созидать, искать, понимать, прощать, СРАЖАТЬСЯ. Я не могу быть спокойным. Для меня это смерть.
47
Да, ты беспомощен. Да, как слепой котенок. Но ты это ты. И когда в твоей душе борются сомнения, в миллионах миров армия идет на армию и льется кровь. Ты не Бог, Ройхо. Ты — Хранитель. Тот, кто имея власть, еще не умеет ею пользоваться. Еще не дорос до того, чтобы осознать свою силу, чтобы применить ее. Да, ты Хранитель, собственное «я» которого срастается с кусочком мира, в котором он живет. И мало найдется таких среди ОБЫЧНЫХ ЛЮДЕЙ, кто умел бы управлять собственным «я». Кто хотя бы понимал себя самого…
Хранители меняют мир подсознательно, исподволь… и поэтому все, ВСЕ их искренние, ЗАВЕТНЫЕ желания сбываются, какими бы сумасбродными они ни были. И этим ты страшен.
Ты зря думаешь, что, прознав про твою беспомощность, мы запросто смогли бы убрать тебя со своего пути. Зря. Мы знаем, но ни у одного из нас не хватит воли это сделать.
Мы боимся тебя… человек… большой, сильный, неразумный ребенок!
Знаю, ты не слышишь меня. Да и услышал бы, все равно бы не поверил, отмахнулся… Мы не враги тебе и хотим тебе помочь. Ради тебя самого, ради себя, ради всего живого и разумного. Ты уже не ведаешь, что творишь… ты страдаешь, а нас захлестывает Хаос, с которым мы пытаемся бороться по мере сил… сил, которых все меньше.
Ройхо… хватит войн. Хватит замыкаться в себе. Хватит грызть свою душу изнутри. Мы, мы твоя семья, твоя опора и поддержка, та, которую ты так ищешь… на дне разумного мира, среди душ-малолеток, дикарей… ты не найдешь ее там. Тебе нет дороги назад.
48
Он идет впереди, тянет за собой сани. Ни тени усталости. Рана… заживает, как на собаке, даже удивительно. Похоже, это у них с Денисом семейное — у него тоже: один день — жуть-кошмар, горелые клочки, на другой — уже шрам, грубый, словно кто-то наскоро залатал рану свежей молодой кожей. Или это мазь так действует? Раны вообще-то мазью не лечат, но это не совсем то, что принято называть мазью. Это старая непонятная штука, о которой дедушка упоминал вскользь, говоря, что это вещество (Рон забыла длинное химическое название) ускоряет регенерацию тканей и предотвращает заражение… что оно заполняет рану, становясь похожей на затвердевший прозрачный студень, через который, как по волшебству, начинают прорастать «заживляющие нити»… Она пахла мелиссой… и напоминала желе, дрожа всей своей прозрачной массой при малейшем сотрясении. Ее было мало, и Рон берегла это непонятное лекарство, больше как память… Но, увидев умирающего Дениса, этого взрослого чужого солдата, который метался в бреду, плача «Мама… мама…», и беспомощно отмахивался от своих кошмаров… она решила, что хватит беречь… А Влад?.. в память о Денисе?.. или нет?.. Мазь, будем уж называть ее так, сделала свое дело. И через пару дней, шрам, наверное, уже побелеет, и станет напоминать о себе только перед плохой погодой, когда вдруг ни с того, ни с сего валит снег или бушует снежная буря…
Зачем ты думаешь о таких пустяках? Ты надеешься отвлечься, да? Не получается. В душе — тяжесть, не дающая покоя. Два решения на чашах весов. И в пользу одного, и в пользу другого добавляются гирька за гирькой. Бесконечно. Бесполезно. Они равны. Груз превзошел все разумные пределы, гнутся тонкие рычажки, в цепочках, на которых висят чашки, медленно и неотвратимо разгибаются звенья… И надо решать, пока все это не рухнуло.
Друг или враг? Ты ХОЧЕШЬ, чтобы он оказался другом. Ты ХОЧЕШЬ, чтобы он ДОКАЗАЛ это. Чтобы все решилось само собой…
А пока… пока ты ведешь его на слет… Интересно, Ив тоже сомневается? Внешне спокоен, как танк…
Ты только сейчас задумалась, как же плохо ты знаешь своего брата. Люди не бывают простыми. Ты привыкла видеть Ива бестолковым равнодушным воякой, который следует принципу «сила есть — ума не надо», а думать за него предоставляет клану. Но бывало, сквозь хитиновый панцирь равнодушия и жестокости проглядывало вдруг что-то человеческое, что-то детское, доброе, честное. Что-то от того Ива, из лесных снов…
Ты помнила, как он испугался, когда ты чуть не замерзла в снегу… как он «попался», когда Влад заговорил с ним о сыне… тогда трогательная любовь к этому маленькому существу, к единственному в мире продолжению себя, перевесила в Иве все: и гордость, и законы Кодекса, и страх за жизнь сестры… Ив тоже может быть беспомощным, безвольным… и тот случай… просто показал, что он человек, и ничто человеческое ему не чуждо…
Какая простая истина — человек не может быть простым и постоянным. И как поздно она пришла к тебе, Рон! Но теперь ты не сможешь делить людей на своих и чужих, теперь не сможешь ненавидеть врага… помнишь, ты, прицеливаясь, удивленно воскликнула: «Это ребенок!»… А ведь каждый убитый тобой — чье-то дите, сын или дочь… чей-то брат или сестра… чей-то друг…
Хватит, хватит мыслей! От них становится страшно…
…скоро слет. Там тебя встретит Дан, красивый, веселый, семнадцатилетний, обнимет, чуть не придушив в объятьях, будет нести радостную чушь и смотреть тебе в глаза влюбленным счастливым взглядом. А потом вы вместе пойдете смотреть зрелище, когда выйдут на Арену два безоружных пленника — сражаться за право на жизнь… вернее, за право на милость толпы…
«…Виктор!!!» — вспомнилось тебе… А в действительности побежала бы? Побежишь ли?
Да кто он тебе? Кто тебе Влад? И смелости не хватит. Будешь сидеть и смотреть, да еще и покрикивать весело, чтоб из толпы не выделяться.
Ты не хочешь, чтобы так было… ты даешь ЗАПРЕТ. И душа наполняется болезненным, мучительным чувством, будто бы заработали, заскрипели, сыпля ржавчиной и обрывая паутину, старые тяжелые шестерни… двигаясь медленно, с ужасным трудом. Это похоже на чувство стыда… страха… радости… вместе, и хочется сделать все что угодно, лишь бы оно исчезло…
49
Он идет впереди, тянет за собой сани. А ты просто восторженный мальчишка, в котором на время умер молодой взрослый — серьезный, сознательный «Невидимка». В твоей душе вспыхивают мечты, вспыхивают и гаснут одна за другой, точно солнечные трещинки в летний день. Ты представляешь себя на его месте. Видишь себя всегда сильным, всегда храбрым, всегда побеждающим. И в твоем воображении перед тобой склоняются кланы, один за другим. Ты извечный лидер, всегда знающий, как надо… Железная рука и холодное сердце…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});