к компьютеру и переслал информацию.
Теперь вопрос Олиного здоровья тоже был у него под контролем.
Закончив разговаривать с Григорием Ильичом, спустился на кухню. Мама с Олей накрывали на стол и мило беседовали. Расслабившись, Миша наслаждался идиллией, он даже представить не мог, что такое возможно.
Во время обеда оценил вкус нового салата. Оказалось, что готовила его Оля. Почувствовал гордость за свою девочку, всё-таки она у него необыкновенная.
Пока мама с Олей убирали со стола, поднялся к себе и сложил вещи в чемодан, заменил костюм в портпледе.
Потом позвал Олю на улицу. Вышли с террасы позади дома. Оля даже ойкнула от удивления, потому что оказались они в самом настоящем еловом лесу. А когда к ним спустились белочки и стали попрошайничать, а потом брать орешки с рук, не могла скрыть восторга, от радости в ладоши хлопала.
Миша же ругал себя в душе за её бледность, винил себя, что не проследил и не заметил. А Оля была счастлива новыми впечатлениями, она показывала на деревья, на птиц и восторгалась потрясающим еловым запахом. Жалела, что их время на сегодня истекло, и поехала с Мишей в аэропорт.
Мама вышла проводить их на крыльцо, расцеловала обоих, пожелала сыну удачи. Миша подумал, что она так и не сказала, что её беспокоило, и это оставило тревожный осадок.
А вот то, что всю дорогу до Шереметьево можно целоваться с Олей — радовало.
Глава 21
Всю дорогу, сидя на заднем сиденье автомобиля, Оля прижималась к Мише, положив голову ему на плечо. Он же хоть и обнимал её, но мыслями уже был далеко. По крайней мере, Оле так казалось. Когда приехали, остановились у терминала, он поцеловал её в щёку и вышел, попросив Фёдора довезти девушку не просто до дома, а сдать на руки родителям. Но она не выдержала, выскочила из автомобиля и повисла у Михаила на шее. Он целовал её страстно, крепко прижимая к себе, а она потихоньку успокаивалась.
— Что случилось, Заяц? — спросил нежно, обволакивая голосом её сознание.
— Ты вернёшься?
— Конечно, куда же я денусь! Через неделю. Ты ждать-то будешь?
— Я всегда жду. — В её глазах блестели слёзы.
— У нас всё хорошо, не нервничай, лечись вон давай. Я буду писать, звонить не обещаю. Разница во времени, да и дел у меня много. Что ты раскисла, Оля?
— Страшно как-то.
Михаил снова поцеловал её. Фёдор вытащил из багажника чемодан и стоял с ним поодаль. Следом за ними выстроилась очередь из автомобилей, слышались сигналы клаксонов. Михаил открыл дверь и посадил Олю в машину, забрал чемодан и помахал на прощанье рукой. Водитель занял своё место, и автомобиль тронулся. А Оля разревелась.
— Ну что вы так, Ольга Сергеевна? — услышала она голос Фёдора. — Не заметите, как неделя пролетит и вернётся к вам господин Фадеев. Скажу вам по секрету, сколько лет уже на него работаю, а так, как к вам, он ни к кому не относился, тут же всё невооружённым глазом видно. Особенная вы для него.
Оле стало полегче, и она улыбнулась ему сквозь слёзы.
— Вот так-то лучше, — поглядывая на неё в зеркало заднего вида, произнёс Фёдор. — Сейчас музыку включу, путь неблизкий.
* * *
Михаил прошёл регистрацию на рейс и сидел в зале ожидания. Натальи нигде видно не было, она опаздывала. Ему хотелось, чтобы она совсем не пришла. Тогда можно будет её уволить, объясниться с матерью, извиниться и сказать, что он сделал всё возможное, но, увы… И тут он увидел Наталью, которая радостно махала ему рукой, катя за собой огромный и по виду совершенно неподъёмный чемодан.
— Миша, привет! — Она наклонилась, и её губы чуть не коснулись Мишиных в поцелуе.
Михаил невольно отшатнулся, но испугался он зря — она просто внимательно посмотрела на его губы, рассмеялась и села напротив, закинув ногу на ногу.
— А ты зря времени не терял, вон как губы от поцелуев распухли.
— Да, ты права, я провёл время с любимой девушкой. Это запрещено? — Миша был совершенно спокоен, в отличие от Натальи.
В её глазах промелькнуло удивление, граничащее с возмущением, но она очень быстро взяла себя в руки.
— Она у тебя давно? Маме твоя знает о ней?
— Да, я познакомил их восьмого марта, всё в порядке.
Ему было весело наблюдать, как Наталья злилась, но старалась не показать виду.
— Нет, я всё-таки не понимаю, зачем тогда …
Она подняла руки и прикрыла ими лицо, покачала головой и, сделав над собой усилие, постаралась казаться спокойной и равнодушной.
— Что — зачем, Наташа? — Михаил прекрасно понимал, о чём она говорит и даже о чём думает. Но Натальино возмущение казалось смешным и пустым.
Он наблюдал, как она, будто выброшенная на берег рыба, хватала воздух, пытаясь придумать ответ. Но тут у Михаила зазвонил телефон и бессмысленный разговор окончился.
— Михаил, не отвлекаю? — услышал он голос личного врача. — Я просмотрел карту и анализы. Вы можете говорить?
— Да, конечно, спасибо. Я вас слушаю. — Он встал, одними губами попросил Наталью присмотреть за вещами и отошёл туда, где его никто не мог слышать.
— Так вот, ничего страшного или непоправимого с вашей подопечной не случилось. У неё железодифицитная анемия средней степени тяжести и переутомление. Девочке просто нужно отдохнуть. Внутривенное введение препаратов железа считаю необоснованным, но, видимо, члены её семьи решили, что так она быстрей придёт в норму. Михаил, первый курс меда — это испытание на прочность. А девочка с дефицитом веса, спортом давно не занимается. Ещё и душевные переживания, ну это я уже не из карты выяснил. Рекомендации… Да всё обычное. Свежий воздух, хорошее питание, ну и витамины, желательно — свежие фрукты.
— Вы исключаете беременность?
— Я?! Ни один из проведённых анализов не подтверждает этот факт, впрочем и не исключает. Попросите Ольгу сделать тест. Есть нарушение цикла?
— Я не знаю. — Михаил растерялся. — Спасибо, я рад, что Оля не больна. Сколько я вам должен за консультацию?
— Как обычно.
— Ещё раз спасибо.
Михаил вернулся на своё место. До посадки в самолёт времени оставалось достаточно, потому он зашёл на сайт магазина и организовал доставку на дом. Попросил экзотические фрукты, бананы и виноград, а ещё несколько баночек чёрной и красной икры упаковать в красивую подарочную корзину и доставить по Олиному адресу после восьми часов вечера.
* * *
Вернувшись домой, Оля расстелила свой диван и, укрывшись одеялом, повернулась к стенке. Общаться ни с кем не хотелось. Мама заглянула