— Сам не знаю. Может, отпущу. А может, и нет. Пока не решил.
— Надеешься, что я буду вести себя как послушная маленькая девочка и ждать, когда ты решишь убить меня?
— Что ты так сердишься? Ведь это ты все начала. Это ты первая решила убить меня. Испортила наши очаровательные отношения.
— Нет у нас никаких отношений! — огрызнулась Жаклин.
— Позволь с тобой не согласиться. Есть. Только я сам не очень понимаю какие. Ну, так как, Жаклин? Мир или война на сегодня? Решай.
Жаклин понимала, что уступить — даже на время — значит обречь себя на неминуемое поражение. Но она так устала от этой борьбы…
— Хорошо, — неохотно сказала она. — На сегодня мир. Но при одном условии.
Николас вздохнул:
— Это при каком же?
— Что ты до меня не дотронешься!
Его рот изогнулся в усмешке:
— Совсем?
— Совсем. Не люблю, когда меня лапают. Обещай — и я на день откажусь от мечты всадить тебе между ребер нож.
— У тебя нет ножа.
Жаклин пожала плечами:
— Если ты хочешь, чтобы я что-то приготовила, мне без него не обойтись.
— Ну что ж. Как-нибудь уж справлюсь со своими животными инстинктами, — усмехнулся Блэкторн. — Лечь на спину и поднять юбки может любая, а вот готовить — не каждая.
Жаклин недоверчиво уставилась на него.
— Так ты обещаешь?
— Обещаю.
Он подошел так близко к ней, что она почувствовала исходящий от его тела жар и испугалась, что может снова потерять контроль над собой. Но Николас не дотронулся до нее, из чего она заключила, что на самом деле он ее совсем не хочет.
— Меня вот что интересует, дорогая, — сказал он. — Как это ты переносишь мои домогательства и не краснеешь при этом? Ведь пребывание в монастыре должно было сделать тебя не менее щепетильной, чем моя кузина Эллен.
— Я в жизни не была в монастыре!
Жаклин была уверена, что он очень удивится, но Николас только улыбнулся:
— Я так и думал.
Он повернулся к ней спиной, и она в который раз горько пожалела, что у нее нет ножа. Через минуту Жаклин опомнилась: она ведь дала слово. В конце концов, всего лишь один день. Двадцать четыре часа. Ну, столько-то она вытерпит. Кроме того, за двадцать четыре часа можно усыпить его бдительность, заставить его поверить ей.
«Бог мой, да я просто наивный идиот, Дон Кихот какой-то!» — размышлял Николас несколько часов спустя. Как угораздило решиться увезти Жаклин де Лорне с собой. Он ведь не был пьян… Наверное, это все из-за яда, лишившего его здравого смысла, если не рассудка.
А впрочем, ему ли говорить о здравом смысле? Джейсон Харгроув и эта его ведьма-жена — не лучшее ли доказательство его сумасшествия? Он с самого начала должен был держаться подальше от Мелиссы. Ведь знал он, что у нее не муж, а бык разъяренный! Знал, но уступил минутной прихоти — и вот, пожалуйста, теперь расплачивается за это.
Умыкнуть эту маленькую кровожадную особу было еще одной ошибкой. Как и поездка в Шотландию. И то и другое вдруг показалось ему в какой-то момент безумно соблазнительным. Он не притворялся перед Жаклин, сказав, что его устраивает любая женщина, лишь бы она облегчила его мужские потребности. Он спал с ними со всеми без разбора — если они не были больны и обладали минимальной привлекательностью.
Теперь Николас пытался убедить себя, что его тело просто реагирует на Жаклин как на любую другую красотку. Но ее мужество и несгибаемая воля покорили его душу. Ему вдруг захотелось заботиться о ней, хотя его жизненным кредо было заботиться лишь о самом себе.
Вот и с Шотландией то же самое. Он забыл, как любит эту страну, аромат ее влажной почвы, свежий воздух и солнечный свет. Забыл, как все это отличается от вонючего Лондона с его салонами, переполненными людьми, которые духами глушат запах немытого тела. Он привык к суете и зловонию — они вполне вписывались в его циничные представления о жизни.
А Шотландия — это свет. Память о детстве, в котором все-таки были свои радости и удовольствия. Ему ужасно захотелось побывать здесь, окунуться в давно забытую чистоту и непорочность. Подышать полной грудью, побыть счастливым. Как же он был наивен! Все это давно в прошлом. Он — последний в роду сумасшедших Блэкторнов — не может быть счастлив. И, уж во всяком случае, когда рядом такая женщина, как Жаклин…
Все-таки забавно, что она сумела вытянуть из него обещание не трогать ее! Он, конечно, и не подумает его выполнить — он ведь уже сказал ей, что привык нарушать свое слово, — но дело не в этом. Просто пока лишь усыпит ее бдительность.
Она, видите ли, не выносит его прикосновений. Как бы не так! Жаклин еще пока не поняла, что он переиграл ее. Что бы она ни предпринимала — он всегда останется хозяином положения. И докажет ей это самым простым и доступным способом.
Она сама себя не понимает. Когда он касается ее маленьких, совершенных по форме грудей, соски Жаклин твердеют независимо от ее воли. Когда он целует ее, ей хочется целовать его в ответ. Ее сердце бешено стучит, кожа вспыхивает, пульс учащается. Он достаточно опытен, чтобы это понять. Но он никогда не встречал женщину, которая бы так сопротивлялась собственным желаниям! Впрочем, она не просто сопротивляется, она борется с ними, как борется с ним самим.
Так, может, это и есть лучший способ отомстить ей? Взять власть над ее телом. Ведь кто, как не он, умеет доставить женщине удовольствие? Этим искусством, да и не только им, он владеет в совершенстве. Он избавит Жаклин от ее девственности и от ее упрямой гордости так же быстро, как избавит ее от одежды.
Его беспокоила лишь одна мысль, хотя обычно он себя ничем подобным не обременял. А что делать с ней потом?
Но Николас решил, что не будет думать об этом. Не будет вспоминать, что, отказавшись от нее однажды, он разрушил ее жизнь. Он ни за кого не обязан отвечать. Только за самого себя. Да и к этому-то обязательству он относится более чем легкомысленно…
Взошло солнце, и бесконечный дождь наконец-то сдался. Странно: Шотландию принято считать холодной, дождливой страной, но, сколько он себя помнит, она всегда была мягче и теплее Англии.
Тавернер правильно сделал, что спрятал ружье, хотя, к сожалению, неизвестно, где именно. Что ж, значит, сегодня на столе не будет ни кролика, ни куропатки. Впрочем, может быть, это к лучшему. Николас вдруг понял, что сегодня ему не хочется убивать. Вот форель — другое дело. Тавви, по-видимому, решил, что Жаклин ничего не сможет сделать с помощью рыболовного крючка, даже если и найдет его снасти.
После полудня Николас отправился к быстрому ручью, который помнил с детства. Оглянувшись, он увидел, что Жаклин смотрит ему вслед. Она выглядела довольно нелепо в этом желтом, как канарейка, слишком большом для ее хрупкого тела платье. Он и не подумал, когда они с Тавви засовывали в баул одежду Эллен, что она может не подойти. Ему просто не хотелось видеть ее в одежде прислуги.